Ни один мускул не дрогнул на лице Джона. Хорошо ли он понял?

- Джон!

- Да, я понимаю. Но, может быть, у тебя были веские причины? И кроме того, мне надо знать, в чем ты мне солгала. Ты меня не любишь?

Молодая женщина широко раскрыла глаза.

- Джон! - повторила она.

Мысли смешались в ее голове. Они впервые заговорили о своих чувствах.

- Ответь на мой вопрос.

Молодая женщина судорожно стиснула пальцами кофейную ложку.

- Я... Я вас люблю.

Он порывисто положил свою руку на ее ладонь.

- Я тоже. Тогда в чем проблема?

- Мое прошлое...

Губы Джона сомкнулись чуть плотнее.

- Оно так ужасно?

Мэри сделала над собой невероятное усилие. Слова застревали у нее в горле.

- Оно не существует. Джон расслабился.

- Тем лучше.

- Вы плохо меня поняли, Джон...

- Тем хуже...

- Джон, прошу вас, перестаньте шутить! Почему вы делаете мою задачу еще более трудной? Разве вы не придаете никакого значения тем годам и тому опыту, которые позади нас?

Пальцы Джона коснулись шеи Мэри. Этот человек обладал дьявольской невозмутимостью!

- Никакого, - сказал он твердо.

- А я придаю!

- Ты мне уже объясняла во всех подробностях, какое испытываешь беспокойство по поводу сестры. Но если судить по ее веселому настроению, то тревога напрасна. Она смело смотрит в будущее, и это главное.

Боже! Он отказывался слушать дальше!

- Речь идет не о Кэрол, а обо мне! Кэрол так же здорова, как вы! Не она стала жертвой того несчастного случая в горах! Это была я!

Лицо Джона осталось каменным, но взгляд его потеплел, и он посмотрел на нее с такой нежностью, что Мэри чуть не лишилась чувств.

- Какая разница? - прошептал он тихо.

- Джон... Попытайтесь понять... Я украла ее личность, потому что у меня нет никакой... Я выдала себя за нее... Кэрол здорова духом и телом. Это у нее антикварный магазин в Хьюстоне... А я оставила в Нью-Йорке только память.

Он поднялся. Какую-то секунду она думала, что он уйдет. Но тут же оказалась в его объятиях.

- Дорогая, перестань мучиться раз и навсегда. Мне неважно, кем ты была и что делала. Я люблю тебя и повторяю: если ты солгала, то у тебя были свои для этого причины и тебе это было нужно.

- О Джон, - простонала она.

- Я тебя люблю такой, какая ты есть, Мэри. Но я признателен тебе, что ты сказала мне правду. Это самый лучший подарок на свете.

Молодая женщина закрыла глаза. Как во сне, она подумала, что любовь - это чудо, которое может ее вылечить. Джон Марицелли был прав, говоря, что надо только смотреть перед собою... Она почувствовала, что он несет ее в комнату.

- Любовь моя, сколько в тебе отваги, - шептал он, покрывая поцелуями ее лицо и шею.

Вся в огне, Мэри прижалась к нему. Гроза первой ночи на ранчо показалась им менее бурной, чем страсть, овладевшая ими теперь.

- Вот момент, который мы никогда не забудем, - промолвил он, сжимая ее в своих объятиях.

И голос счастья прозвучал для них в это тихое утро.

Глава 11

Когда Мэри очнулась, она с улыбкой взглянула на растерзанную кровать. Джон исчез в ванной комнате. Выйдя оттуда, он был уже одет и выглядел вполне пристойно.

Обменявшись взглядом, они рассмеялись, как дети.

- Прости, - прошептал он, целуя ее в лоб.

- Ты порвал мое платье! - заметила она смеясь.

- Я положу его под стеклянный колпак, и, когда мы состаримся, будем смотреть на него, сидя у камина.

Состарятся они вместе? Ощущение счастья охватило молодую женщину.

- А пока, - сказал он, - я еду в свою мастерскую. Я жду телефонного звонка моего агента. Совсем забыл... - Он нагнулся к ней, заглянул в глаза и повторил:

- Есть детали, которые можно забыть, Мэри, и которые не имеют никакого значения.

Взволнованная, она не знала, что ответить. Звук мотора оповестил ее, что Джон уехал. Когда наступила тишина, Мэри вздохнула. Теперь она вновь обрела надежду. Джон сказал ей о своей любви... Чудесное признанье.

На сердце у нее было легко. Она приняла горячий душ. Потом надела шорты и блузку. Начиналась нормальная жизнь, можно показать свои ноги, не испытывая никаких комплексов, будучи рядом с Джоном, - таковы были чудеса этого дня. Она подняла свое скомканное платье. Волнение охватило ее, когда она подумала о небольшом ирландском пейзаже, оставленном ей Кэрол. То был лишь символ забытого прошлого. Можно ли упрекать Джона в том, что он обращался к нему во сне в то время, когда настоящее целиком принадлежало ей?

Мэри пошла за табуреткой, чтобы повесить картину на видное место, достала гвоздь и молоток. Когда она подняла руки, стена вдруг закружилась у нее перед глазами. Она покачнулась и едва успела соскочить на пол, согнувшись от тошноты. Несколько секунд она не могла двигаться. У нее перехватило дыхание. Несколько капелек пота выступило на лбу.

- Что со мной? - простонала она.

На ватных ногах Мэри поднялась в свою комнату и легла в постель. Что за болезнь овладела ею?

После минутной тревоги спокойствие снова вернулось к ней и недомогание прошло.

По всей видимости, нервы дали о себе знать. Ее чувствительность, события прошлого дня, напряжение, с которым пришлось бороться, - все это потрясло ее.

Но едва она поставила ногу на пол, как снова подступила тошнота. Мэри едва успела добежать до туалета. В зеркале она увидела свое бледное лицо, и панические мысли пробежали в ее мозгу. Язва.., или что-либо еще хуже? После стольких месяцев тревоги все эти потрясения могли вылиться в реальную болезнь.

Испуганная Мэри думала теперь только об одном: поскорее проконсультироваться с врачом.

Нервные слезы выступили у нее на глазах. Едва уходила одна беда, как возникала новая! Как жаль, что Кэрол уехала. Было бы просто вернуться с нею в Хьюстон и посетить своего доктора. Может быть, врач есть где-нибудь поблизости?

Через минуту Мэри листала телефонный справочник.

Ближайшим городом был Эль-Пасо. Всего лишь в двадцати километрах... Там есть больница. Но к чему рассчитывать постоянно на худшее? Поистине, Мэри навсегда останется паникершей.

Она сняла телефонную трубку и вскоре договорилась о визите к некоему доктору Мак-Бриту сегодня же во второй половине дня.

В приемной ей в ноздри ударил неприятный запах. Этот запах эфира и антисептиков слишком напоминал ей пребывание в больнице. Бежевые стены, чистые плиты пола, журналы, разложенные на низком столике, показались ей невыносимыми. Была ли она теперь обречена оказываться постоянно в этих гнетущих местах?