Офицеры должны завоевывать страны. Иначе — что они за воины. На следующий день пресс-секретарь Трошева отвел меня к генерал-лейтенанту в бело-серое здание на главной артерии Ростова, — штаб военного округа. Открылась боковая дверка, вышел гололобый ординарец командующего — маленький скинок с подшитым воротничком, и через пустой дворец мы пошли к кабинету командующего. Там была потрясающая карта, свисала метров на пять — вид сверху Северного полюса и между ним — в необычной пропорции — Соединенные Штаты и наша Россия. Я подарил завоевателю Кавказа «Книгу мертвых» и фотоальбом своей жизни…

Трошев выглядел хитрым мужиком, на нем была Звезда Героя России.

Баня на заимке Пирогова / в горах Алтая

Это так далеко, что подавляющее большинство населения России не знает, где это. Это пуп Азии, если от Новосибирска, то это все время на юг, в общей сложности тысячу, наверное, километров. Это мир девственных лесов и диких гор, где трясутся на лошадках узкоглазые охотники с карабинами за плечами. Алтайцев может быть тысяч шестьдесят. Они родственны калмыкам и на самом деле возводят свои роды к тотемизму. Самый их почетный и главный род — «кайманы». Сами они себя называют Алехами или Сашками, но под этой простой маскировкой скрываются мечты о новом Чингисхане и поневоле усмиренная гордость.

На кой я туда рвался? Хотел купить избу в горах, подальше от людей, поближе к тотемическим животным, ФСБ оспаривает эту версию.

На заимке господина Пирогова были две бани. Одна — старая, под общей крышей с мастерской г-на Пирогова, старая, но приятная, там скрипела и хлопала дверь предбанника, дерево было серое и белое от времени. Другая баня стояла слева при въезде во владения Пирогова: новая, на бугре, рядом Пирогов устроил искусственный пруд — выкопал яму, провел в яму ручей, перебросил через ручей огромное дерево, для красоты. Дело в том, что г-н Пирогов собирает травы и лечит травами. Все или почти все болезни. Ему шестьдесят, он — бывший лесник, взял в свое время у совхоза землю, где стоят его бани и еще несколько строений. И стал выстраивать империю трав. Во время перестройки произошло большое оживление в мире герболаев. До сих пор угнетенные и гонимые при советской власти, герболаи встрепенулись и стали свободно лечить народ, конкурируя с химической общепринятой медицинской индустрией. Поначалу народ шел на новое лечение охотно, затем к новизне привыкли, и произошел отток пациентов. Империю выстроить не удалось, и хотя расфасованные травы Пирогова продавались в некоторых аптеках Барнаула, мечты о клинике в горах, куда будут приезжать толпы пить травы, париться в растворах из трав (для этой цели и была построена новая баня), не сбылись. И наследников у маленького сельского мужичка Пирогова не оказалось. Братья в деревне Банное, в двадцати километрах, — пьяницы, детей нет. Даже заимку ему было некому доверить на зиму — местное население тащило и пропивало все, свое и чужое, от домкрата до мешка накопанных корней. Пирогов устал и хотел бы свалить со своей заимки. На зиму он так и делал, уезжал в Барнаул с алтайкой любовницей Галей. Тут, в критический период его жизни, ему подвернулись мы — предложили поохранять зимой его заимку. У меня же расчет был простой: следовало попробовать зимний Алтай, каков он зимой. Смогу ли я и сопровождающие меня лица жить здесь круглый год, каково это будет нам.

В пироговские бани я ходил всего несколько раз. Старая мне, как я уже сказал, нравилась много более. Белое выцветшее дерево, — если подбросить пироговских трав на раскаленные камни, идет в воздух духовитый запах. Баней занимался обыкновенно наш «следопыт», «Кожаный Чулок», Нетти Бампо — Витька Золотарев. В легких плавочках, сухой, тонкий, он растапливал по-особому — комбинировал сухие с сырыми, таскал воду, колдовал, но зато и парился много дольше других. В конце сентября, когда настало время ему уезжать, он ежедневно топил новую баню, как будто хотел напариться надолго впрок. На всю смерть вперед. Я над ним подшучивал. Он отшучивался, говорил, что, сидя в бане, медитирует. Простой вполне мужик, он воспитался в среде «Уймонской долины». Это если выехать из села Усть-Коксы и ехать по тракту на восток, то — села Верхний Уймон, Нижний Уймон и еще несколько сел. Там замечательная, бродящая все время среда, — заселяют их староверы и рериховцы. Великий исследователь Востока, шпион ГПУ, художник, философ, изобретатель религии Николай Рерих жил некоторое время в Нижнем Уймоне и оставил там после себя мастерскую и штук двадцать картин. С тридцатых годов Уймонская долина — место паломничества рериховцев. А староверы бежали на Алтай испокон веков. Их земля обетованная — Беловодье — находится именно здесь, в Алтае. Ниже, если следовать туристским маршрутом к горе Белухе, самой высокой вершине Алтая, там в горах и таится Беловодье, в притоках Катуни есть речки Белые. Уймонская же долина по нынешним стандартам совсем не захолустье, туда из села Усть-Коксы ведет довольно хорошая дорога. Староверы враждовали с рериховцами, дискутировали, особая сектантская жизнь кипела в Уймонской долине, как в средневековой Европе. Бога истинного там поминали по сотне раз в день, но каждый понимал под истинным своего. В 60-е годы туда же за опиумным маком и дурью стали ездить первые советские хиппи. Кое-кто предпочел поселиться там. В результате Уймонская долина всегда находилась под пристальным вниманием КГБ. Золотарев же, следопыт и проводник туристских групп, конечно, знал свою Уймонскую долину как свои пять пальцев, знал и Беловодье, ибо водил к горе Белухе и на гору Белуху туристов. Вот такой человек сидел в бане и медитировал.

Он любил порассуждать об «энергетике». Мне он сообщил, что у меня «мощная энергетика». «Дух в тебе присутствует», — признал он после недели или двух совместной жизни в Алтае. Он лечил простых людей в Барнауле и лечил алтайцев, думаю, убеждением. Нехитрым мужичьим умом он схватывал какие-то простые факты о человеке и с помощью их излечивал. Думаю, пациентам он внушал именно «энергетику», о которой любил бестолково порассуждать. Энергетику — слабым и жалким.

Он выходил из новой бани господина Пирогова, садился на помост у стенки, спиной к банному срубу, в позе лотоса. Простой человек без определенных занятий — в городе, в горах и лесах он был энциклопедией знаний о горах и лесах. Он принюхивался, останавливался, срывал растение, тер его, думал, на мгновение застывал. Пусть он так и сидит там у бани господина Пирогова на солнышке, в позе лотоса, наш Витек, убитый за национал-большевистские интересы. Нет, там никогда, даже в жарком сне после обеда, не будут сидеть у господина Пирогова, переваривая его травы, вышедшие из бани клиенты. Под кружевными зонтиками на железных дачных стульях. Нет, Семен Александрович, там только Витек убиенный будет сидеть в позе лотоса да алтайцы бочком на лошаденках с карабинами за плечами проезжать вдаль.

Баня в Лефортовской крепости

Действо происходит по четвергам. Просовывается в окошко голова, видна военная рубашка и погоны.

— Через 15 минут баня. Собирайтесь.

Бужу всегда спящего Мишку.

— Михаил, вставай, баня! — Доскрипев зубами последнюю трель, он с ужасом открывает глаза, лежит. Закрывает глаза.

— Баня!

Мишка — молодой бандит — живет по понятиям, тоскует о тюрьме «Матросская тишина», где он был важным человеком в камере, здесь ему тошно. Он спит до обеда. По ночам он, правда, читает. Но проспать 16 часов для него не проблема. У него статьи 222 и 209 — бандитизм, и это будет его вторая ходка. Судить его будут военным судом, так как один из его подельников — эфэсбэшник.

Мишка встает. Мы молча срываем с кроватей простыни, наволочки. Укладываем каждый в свой пакет мыло и мелкую постирушку. Аккуратный Мишка берет с собой вторую пару обуви для душа, чтобы не ступать по полу босиком. В элитарной тюрьме Лефортово, конечно, тоже можно подхватить грибок, но у нас здесь сотни полторы заключенных, а не семь тысяч, как на Матроске. Я не беру второй обуви. Даже пакет у меня появился недавно. Долгое время я ходил с одной мыльницей.