Ройланд вытянул руку и, как тогда Блюм, вцепился в человека, который сидел напротив него. Хорошо рассмотреть его было невозможно, так как в огромном самолете не было иллюминаторов, и его чрево было освещено не более, чем полудюжиной тусклых плафонов под потолком.

- По какой причине вы здесь?

- Я - рабочий второго разряда. Понимаете? - трясясь, вымолвил мужчина. - Второго! Все это мой отец, он научил меня читать, понимаете, не дожидаясь, пока мне исполнится десять лет, а в десять лет я уже умел считать. Понимаете? Вот я и рассудил, что это - семейная традиция, и поэтому научил своего собственного малыша читать - потому что он был таким умницей. Если бы вы только знали каким! Я рассуждал так: от чтения он станет получать такое же удовольствие, что и я, особого вреда это не принесет, так мне казалось. Но мне следовало подождать пару лет, я так теперь полагаю, потому что он еще был слишком мал, а он стал хвастаться, что умеет читать. Понимаете? Ведь это у детей в крови. Я, между прочим, из Сент-Луиса.

Самолет резко сбавил скорость. Ройланда бросило вниз. Неужели можно было тормозить этими же "реактивными двигателями", изменив направление струи, или двигатели в этом случае просто выключались? Затем он почувствовал, как вышло шасси, а еще через несколько мгновений колеса ударились о бетон. Ройланд весь напрягся, однако самолет плавно остановился, и через несколько секунд утих рев моторов.

Сержант люфтваффе отпер дверь и проорал:

- Гоните сюда ваш чертов трап!

Однако всю его прежнюю самоуверенность как ветром сдуло, вид у него стал очень напуганный. На самом же деле он был, наверняка, очень смелым человеком, если не боялся оставаться лицом к лицу с доброй сотней обреченных людей, надеясь только на восьмизарядный пистолет и набор непрерывно повторяемых лживых фраз.

Прибывших самолетом как овец выгнали на бетонное поле аэродрома. Ройланд тотчас же узнал Чикагский аэропорт. Со стороны скотобоен доносилась привычная вонь. С востока поле аэродрома обрамляли все те же старинные здания, и хотя они были покрыты грязными пятнами, общий вид их почти не изменился. Ангары, правда, теперь были похожи на надувные пластиковые баллоны. Ловко придумано. За строениями аэропорта, в этом не было никаких сомнений, виднелись красные кирпичные развалины Чичеро, одного из пригородов Чикаго.

Молодчики из люфтваффе отрывисто лаяли:

- Ребята, стройся! В одну шеренгу! Труд сделает вас свободными! Выше голову, парни!

Затем их пересчитали, перетасовали и распихали в колонны по четыре. Из служебного помещения вышла, вертя в руках стек и едва не лопаясь от важности, вся как бы хрустящая женщина-майор в атласных бриджах и белых сапожках. Из прорезей в ее высокой меховой шапке вырывались громкие звуки бравурного марша. Еще один ловкий фокус, отметил про себя Ройланд.

- Шагом марш, ребята! - пронзительно прикрикнула женщина на вновь прибывших. - И не вздумайте от меня отставать! - Она одарила их похотливой улыбкой и вилянием зада. Ну чем не Иуда XXI века! Она подравняла свой шаг с ритмом марша. Вряд ли она могла обходиться без затычек в ушах. Шаркая ногами, бывшие пассажиры люфтваффе покорно поплелись за нею. У ворот аэропорта молодчики в синих мундирах люфтваффе сдали их на попечение конвоя из десятка эсэсовцев в черных кителях и с черепами на фуражках с высоко задранной тульей.

Загипнотизированные четким ритмом маршевых мелодий они проследовали через Чичеро, который еще во время войны был разбомблен дотла и больше уже не восстанавливался. К своему немалому удивлению, Ройланд ощутил нахлынувшее на него внезапное острое чувство сострадания к тем ныне исчезнувшим полякам и чехам, которых было немало в этом округе, родине Аль-Капоне. Теперь здесь были германские немцы, французские немцы и даже итальянские немцы, но он уже даже нутром своим твердо знал, что не было здесь немцев ни польских, ни чешских... И что Блюм был абсолютно прав во всем...

Смертельно уставший после двух часов непрерывного маршированья (бабенка попалась неутомимая) Ройланд все-таки оторвал взор от выщербленной мостовой, чтобы насладиться внезапно возникшим перед ним ну прямо чудом архитектуры. Это был замок. Такого нельзя было вообразить даже в кошмарном сне. Замок оказался Чикагским партийным дворцом. Здание его упиралось в озеро Мичиган. Оно занимало, по всей вероятности, не менее шестнадцати городских кварталов и угрюмо глядело на озеро с востока. К северу, югу и западу от него лежали необозримые просторы развалин Чикаго. Здание было сооружено из преднапряженного железобетона и имело вид средневековой цитадели. Со всех сторон его окружали высокие, покрытые мхом, стены со множеством башен и амбразур. Охранники с черепами почтительно смотрели на него, узники же не могли скрыть свой страх. Ройланду при виде его захотелось безумно хохотать. Это было творение вполне достойное Уолта Диснея. Оно было столь же нелепо, как и Геринг в своем парадном облачении... и, наверное, столь же стремительно опасно...

После длительной церемонии проверок, салютов и приветствий узников пропустили внутрь. Майорша куда-то ушла, скорее всего, для того, чтобы побыстрее сбросить с себя сапоги и не стыдясь посторонних постонать от боли.

Самый разукрашенный из эсэсовцев построил их и вежливо произнес:

- Скоро будет горячий обед и постель, ребятки. Но сначала отбор. Боюсь, некоторые из вас не вполне здоровы и будут помещены в лазарет. Кто болен? Подымите руки, пожалуйста.

Вверх поползло несколько рук. Одни ссутулившиеся старики.

- Вот и хорошо. Выйдите, пожалуйста, вперед.

Затем он пошел вдоль строя, похлопывая то одного, то другого по различным частям тела. С отупевшим видом вышли вперед один с глаукомой, другой с ужасным расширением вен. Возле Ройланда майор приостановился и стал задумчиво его разглядывать.

Вы очень худы, уважаемый, - в конце концов заметил эсэсовец. - Боли в желудке? Стул по утрам напоминает деготь? Кровавые мокроты?

- Никак нет, сэр! - бодро выпалил Ройланд.

Эсэсовец рассмеялся и двинулся дальше вдоль шеренги.

Больных увели. Большинство из них тихо плакали. Они прекрасно понимали, что их ожидает. Все присутствовавшие это понимали. Но делали вид, что самое ужасное не может, не должно случиться и не случится. Все оказалось гораздо сложнее, чем предполагал Ройланд.