Когда он был гимназистом, у него была своя "возлюбленная". Вообще он не питал особенных чувств к девушкам; он опасался, что они хотят выйти за него замуж. Он был "также слишком страстным любителем музыки" и членом общества любителей пения. Он отличался своеобразной боязливостью, опасался, что у него будет больная жена и больные дети, или кто-нибудь из них может умереть. Это для него было бы страшно больно. Он простодушно рассказывал грубые истории в острых выражениях.

Теперь он стар и без должности, но работать он должен. Он не может быть бездеятельным. Если ему нечего делать, он берет свой карандаш и работает умственно. В последнюю зиму он прочитал научно-популярную энциклопедию в 12 томов. Для длинных зимних вечеров он покупает что-нибудь из литературы, имеет иллюстрированный журнал и любит красивые картины. Для ближайшей зимы он покупает себе речи Цицерона; он еще недавно читал греческих классиков, Антигону и трагедии. Для своих 65 лет он ведет живую умственную жизнь.

С тех пор как он постарел и нет его старых друзей, он ведет больше замкнутый образ жизни. Он охотно беседует с людьми, но особенно не домогается их. Он начинает беседу с знакомыми, которых встречает во время прогулки, вступает в

[115]

разговор со старыми женщинами. Все в округе его знают. Ведь нельзя совершенно терять юмора. Каждый весенний цветочек доставляет ему радость. При встрече с красивыми мальчиками и девочками он делает какое-нибудь замечание. Тогда они хихикают и говорят: "Наш старый ворчун сегодня в хорошем настроении".

Он совершенно не боится смерти. Он твердо держится своей религии. "Но я не монах и не ханжа". С юных лет он каждое воскресенье ходит в церковь как "верующий в бога человек". Но внешним формам он не придает значения. Он не любит подстрекательств: "К чему это горячие головы нападают друг на друга". Если кто-нибудь не верит, он ничего не имеет против этого. Это - дело каждого. Нельзя еще знать, кто прав.

Сам он стоит на следующей точке зрения. "Если бог есть, то я счастлив на этом пути, если же его нет, мне это не может повредить".

Уклон в оппортунизм, который так сказать лежит в плоскости циклотимических темпераментов, ярко выявляется в последнем изречении Вурцнера. И у этого довольного, веселого старого господина мы можем в характерной боязни неприятных переживаний (по его мнению в связи с браком) ясно распознать в глубине души депрессивный остаток. С циклотимической стороны темпераменты вроде Вурцнера составляют ближайшую переходную стадию к типу художника жизни(8). Радостная детская веселость и психическая разносторонность Вурцнера идет от гипоманиакальной стороны, но уже в комбинации с известной созерцательной флегматичностью, а в более пожилом возрасте и с тяжеловесностью; кроме того у него замечается усиленная отзывчивость на печальные стороны жизни, что составляет переход в депрессивную сторону. В своей общительности он выявляет тип обходительного отшельника, который не ищет людей, но рад, когда они к нему приходят. Легкую склонность к ипохондрическому чудачеству нужно вероятно рассматривать у него как известное наслоение (Ledierung).

Опишем теперь темперамент с депрессивной окраской.

МЕЛАНХОЛИЧЕСКИЙ ТИП

Юлиус Гютле, который с юношеских лет страдал легкими циклическими расстройствами настроения, заболел на 50-м году периодическими депрессиями. Как человек он во многом напоминает нашего славного машиниста. У него широкая крестьянская голова, красивый крупный нос, на его маленьких глазах, на каждой складке круглого, доверчивого лица написаны преданность и добросердечие. Он сам, разумеется, придерживается иного взгляда, он себя считает "неловким человеком", неуклюжим парнем, в нем еще сказывается крестьянское происхождение, и над ним, пожалуй, тихонько подсмеиваются. Он в своей жизни уже совершил несколько глупостей, за которые его следовало бы наказать.

С юных лет он любил книгу, читал в семнадцать лет Шекспира и сам в молодые годы писал стихи. В школе и на государственном экзамене он получил блестящий аттестат, его умной голове ученье доставляло радость, кроме того он был прилежен и совестлив. В студенческие годы у него была серьезная связь; он уже тогда был религиозен, но не хотел сделаться теологом.

----------------

(8) Тип художника жизни лучше всего можно изучать в большом масштабе на Гете и Гумбольдте. Он представляет собою конституциональное соединение шизотимических и циклотимических черт в определенной пропорции, в котором наслаждение жизнью комбинируется с гиперэстетической самозащитой. Мы не можем подробнее остановиться на этих комплексных типах.

[116]

Его внешняя жизнь, которая привела его к высокому посту, была тиха и проста. Начальники ценили его. В канцелярии он добродушно покрикивал, но не хотел никому причинить зла. Он требовал аккуратности и добросовестности, он не был мелочен со своими подчиненными, он не очень следил в конторе за рабочим временем, но только желал, чтобы работа шла успешно.

В своей размеренной жизни чиновника он чувствовал себя хорошо, но не мог переносить перемены ситуации, ему трудно было заменять других, он привык делать все сначала. Благодаря этому ему было особенно тяжело во время войны, когда он после своей привычной канцелярии в министерстве, должен был сразу заменять окружных чиновников и выполнять трудные и сложные дела военного хозяйства. Он чувствовал себя на этом посту неуверенным, не справлялся с делом, видел все в мрачном свете, стал мудрствовать, и таким образом постепенно развилась его первая депрессия.

Человеконенавистников он никогда не был, был очень отзывчив на радость и горе других, посещал небольшой ресторан, где уютно проводил время со своими добрыми старыми друзьями, иногда даже шутил. Он чувствовал себя неловко в большом обществе и когда к нему холодно относились. Если же с ним ласково беседовать, то можно сразу заслужить его полное доверие.

Его только мучит внутреннее чувство, что он по ошибке и не по праву попал в министерство. Он собственно несколько ограничен, но только другие этого не замечали.