Любопытно, что в ходе эволюции сперва появилась способность запоминать, и лишь потом, на более высоких ступенях развития животного мира - способность забывать. Бабочка-однодневка легко вырабатывает условные рефлексы, и сила этих рефлексов нисколько не спадает на протяжении ее короткой жизни. Да ей и не нужно уметь забывать - за один день не многое может измениться вокруг, перучиваться нет нужды. Высшие животные живут долгие годы, на протяжении этого времени многое вокруг них изменяется, соответственно у них выработалась способность забывать. Правда способность эта весьма несовершенна: происходит не стирание информации, а лишь подавление способности к ее воспроизведению под гипнозом, или под воздействием специальных препаратов, человек может увидеть картины своего далекого прошлого, вспомнить детали, которые, казалось, были навсегда утеряны. Бессмертному же необходимо идеальное забывание - то есть полное стирание устаревшей информации (подчеркиваю слово "устаревшей" то, что необходимо человеку, что дорого для него, должно сохраняться). Только благодаря полному стиранию можно решить проблему перенаполнения - мозг имеет ограниченную информационную емкость.

Таким образом, бессмертный будет все время развиваться, изменяться как духовно, так и физически. Он будет как бы каждое мгновение умирать, и рождаться вновь - чуть-чуть другим человеком, так что лет за сто он изменится полностью. При таком положении вещей ни о каком застое и речи быть не может.

Источником консерватизма всегда была именно смертность человека, а не его бессмертие. Смертный стремится навязать будущим поколениям так называемые "заветы", и, таким образом, обрести хоть какое-то, пусть иллюзорное, бессмертие: я, мол, умру, но дело мое будет жить в веках - его продолжат потомки! Практически вся предыдущая история человечества - это история бегства от страха смерти этим немудреным способом. Но способ этот зачастую опасен для будущих поколений - ведь им приходится жить в условиях очень непохожих на те, которые существовали в то время, когда сочинялись "заветы". Человек не может предвидеть всего - и авторы заветов не составляют исключения."

В конце передачи земляне как всегда передали инструкцию о том, как повернуть Звездолет к Земле. "Это все, чем мы можем вам помочь." - сказал диктор. Передача закончилась.

На экране вдруг появился Хразавож.

"Только что я принял меры к тому, чтобы никто никогда больше не увидел передач с Земли." - медленно произнес он - "Землянин сказал: 'это все, чем можно помочь'. Чепуха. Нам уже ничем нельзя помочь. Мы обречены лететь к Изумрудной. Об этом позаботился Великий Вождь. Он все за нас решил на поколения вперед. В каком-то смысле он обеспечил себе бессмертие - прошло полвека, как он умер, но он еще правит, и долго еще будет править нами.

Мы грыземся друг с другом, лезем наверх, к высоким постам и славе, и нам кажется, что мы выполняем свою волю, что мы служим самим себе. Чушь! На самом деле, хотя и не понимая того, мы выполняем волю Великого Вождя. Своей грызней мы укрепляем систему, построенную им.

Мы произносим лживые речи о преданности Великой Цели, и думаем про себя: 'Какие мы молодцы! Как хорошо мы всех обманываем!' А между тем, сами не зная того, мы говорим правду, когда лжем во всеуслышание, и обманываем самих себя в своих потаенных мыслях! Потому что и сами мы, и все наши лживые слова, и все наши тайные желания - не более чем элементы программы, составленной Великим Вождем. Он построил такую систему, в которой каждый может быть против полета на Изумрудную, и все равно все будут лететь туда как миленькие, и еще кричать напоказ: 'Наша цель - Изумрудная!'

Я не могу повернуть Звездолет. Если я обнародую содержание последней передачи с Земли, на Звездолете начнется бунт, и я потеряю свою власть, власть на приобретение которой ушла вся моя жизнь.

И я не хочу его поворачивать. Не хочу, чтобы кто-то стал бессмертным, а я подох от старости на пол-пути к Земле.

Единственное, что я могу и хочу сейчас сделать - это уподобиться Великому Вождю и заставить помучиться кого-нибудь из следующих поколений. Я выбрал вас - командоров, которые сядут в мое кресло после меня. Вы, проходимцы, этого заслуживаете, потому что надо быть отпетым подлецом, чтобы дослужиться до звания Командора - уж кто-кто, а я это хорошо знаю.

Я хочу, чтобы вы испытали тот же ужас, ту же муку бессилия, какую сегодня испытал я, когда услышал новость с Земли."

Удивляясь собственному внезапно прорезавшемуся красноречию, Хразавож машинально провел ладонью по шее, как бы проверяя, нет ли на ней ошейника с электродами. Ошейника не было.

"А сейчас" - продолжил Хразавож - "я пойду и нажрусь изумрудовки. Нажрусь так, как нажирается у нас весь экипаж, от рядового до командора: от чувства собственного бессилия, от полной неспособности хоть что-то изменить в жизни, от того, что все мы - игрушки в руках Великого Вождя.

А ты, Командор," - Хразавож указал пальцем на Озвецела, на командоров, которые сидели в этом кресле до Озвецела, и будут сидеть после него - "а ты Командор, сейчас положишь кристаллик обратно в шкатулку, закроешь ее на ключ и запрешь ее в сейфе. Для следующего Командора. Утешайся мыслью о том, что следующему будет также тяжело, как и тебе.

Будьте вы все трижды прокляты.

Прощайте!"

Экран погас.

Озвецел посидел еще немного в задумчивости, потом положил кристаллик в шкатулку, закрыл ее на ключ и запер в сейфе.

"Все в порядке, сделать ничего нельзя, жизнь продолжается." сказал он сам себе. - "Ну-ка, что там у меня еще на сегодня."

Еще была речь, посвященная столетию со дня старта Звездолета, которую надо было прочитать перед телекамерой. Он скользнул глазами по первой фразе текста ("Мы прошли большой путь за эти сто лет..."), откашлялся, открыл рот, и вдруг понял, что он не может произнести это.

Он криво усмехнулся, вызвал секретаря, и сказал:

"Говорят, у нас на складе валяется один такой ошейничек с электродами. От Хразавожа остался. Разыщите."

...Впоследствии следователю из СОМДЭ так и не удалось установить, что это было: случайная неполадка в микропроцессоре, пролежавшем без дела сорок лет, или же преднамеренное вредительство программистов, вводивших в него текст речи.

Начало речи Озвецел произнес очень хорошо и четко, но когда он дошел до слов "единство помыслов всех членов нашего сплоченного экипажа нерушимо", ошейник Хразавожа вдруг заело на звуке "ш" в слове "нерушимо". Озвецел шипел "ш-ш-ш..." как резиновая надувная игрушка, из которой быстро выходит воздух. Когда весь воздух вышел, Озвецел попытался было вдохнуть, но это ему не удалось: проклятая машинка продолжала выдавать на электроды сигнал "выдох". Озвецел понял, что задыхается, и стал рвать на себе ошейник, немым, полным ужаса взглядом призывая к себе на помощь. Застежка не поддавалась.

Когда, общими усилиями сбежавшихся, ошейник все-таки сняли, было уже поздно...

В памяти экипажа Командор Озвецел навсегда остался "тем самым Командором, который, по слухам, умер от удушья, подавившись собственной ложью"...

В должность вступил следующий Командор. Однажды, разбирая в сейфе старый хлам, он обнаружил шкатулку Хразавожа. Просмотрев записи, он посидел немного в задумчивости, потом положил кристаллик в шкатулку, закрыл ее на ключ и запер в сейфе...

Э п и л о г .

Еще 98 лет спустя "Звездолет-1" достиг наконец планеты Изумрудная, где был встречен бессмертными землянами.

Звездолет землян стартовал на 70 лет позже "Звездолета-1", но прибыл на Изумрудную на 10 лет раньше, благодаря более совершенным двигателям.

Бессмертные земляне даровали бессмертие тем членам экипажа "Звездолета-1", чей организм не был безвозвратно поврежден алкоголизмом. Правда, таких оказалось не так уж и много...

К О Н Е Ц .

Калининград (подмосковный),

октябрь 1985 г.