Лекарства оказались опаснее предполагаемой болезни.
Уже в больнице у неё появились первые признаки нарушения памяти и разума...
Меня она стала называть сестрой или Петей.
От высокого давления мама поседела. Таблетки, уколы ненадолго уменьшали боль.
Бюллетеня мне по уходу за матерью, разумеется, не дали.
Лежать мама не умела. Хлопотала по дому, играла с младшим внуком.
Если становилось лучше, она снова шла в собес просить пенсию, но не встречала понимания нигде...
Она стала уносить из дому вещи и раздавать на улице.
Прямо беда...
Пришлось закрывать её под замок до конца работы. (Это мою маму - одну из самых мудрейших женщин, каких только видела на свете). И наревусь, и нарыдаюсь порой...
То уйдёт в гости к чужим людям...
А однажды уехала куда-то и пропала. Я искала её, где только могла.
В другой раз с вокзала, где она раздавала плетеные коврики пассажирам, её увезли в психиатрическую больницу.
Через месяц сообщили: "Курс провели, можете забирать".
Муж поехал за ней в больницу.
После этого лечения разум у неё помутился окончательно. Мама, увидев зятя, разволновалась: "Чайку, чайку".
Я испугалась, увидев её, остриженную наголо. Врачи настаивали отдать маму в Дом престарелых, где медперсонал дежурит круглые сутки.
Я бы посчитала такой поступок по отношению к ней предательством.
Мама теперь всегда была в хорошем расположении духа. Она жизнерадостно у всех на виду пела похабную песню:
Эх милка моя,
шевелилка моя!
Сама ходишь шевелишь,
а мне пощупать не велишь!
Соседские дети смеялись над ней, строили рожи, тыкая в её сторону пальцем.
Просили спеть ещё...
И это была не чья-нибудь чужая женщина...
Это была Мама. Любимая мама. Моя мама!
И весь трагизм положения даже не в том, что она лишилась разума. Нет. А в том, что такой трудолюбивый, терпеливый и мудрый от природы человек, как она, оказывается, смогла почувствовать себя по-настоящему счастливой в нашей стране только повредившись рассудком...
Морозным январским утром, спустя год, мама трагически погибла насильственной смертью...
Всё жутко. Нелепо. Как в жизни...
Я осталась одна. Матери не заменит никто.
И только сравнивая житие этой великомученицы, можно сказать, что смерть, даже такая - лучше.
***
Утята, которые, вылупившись на свет, с первого момента видят перед собой только рябую курицу-наседку, с готовностью и охотой идут за ней следом.
Идут всюду, куда бы она их ни повела...
Нет для них никого надёжнее, дороже и ближе во всём мире, чем она.
Курица для них не плохая и не хорошая - она ЕДИНСТВЕННАЯ на данный момент.
Выбора Нет!!!
Кудахтанье - мелодичный родной зов. Самая желанная мелодия.
Утята не боятся воды. Им хочется напиться и искупаться в чистых водах лесного озера. Но туда нельзя.
Приемная мать ведёт их гуськом, посуху, к заветной навозной куче. Так учила её мама-покойница, так будет учить и она.
- А ну-ка, кто ловчее поймает червячка?!
Учить и наставлять она будет всякого, кто считает её непререкаемым авторитетом. Иногда, для ясности, клюнет нерадивого.
Утятам и в голову не придёт обижаться. Без строгости какое воспитание?
Курочка-ряба ведь хочет как лучше...
Старается. Назидательно квохчет...
А утятам и не нужно привыкать к "странным" порядкам. Они для них родные.
Не сразу птенцы получат право выбора.
Не в день своего рождения поймут, много позже, что какой-то неведомой силой они вырваны из родного гнезда. Что неизвестный доброжелатель, взяв на себя, без особого на то спросу, великую ответственность, лишил их собственной матери.
Лишь окрепнув и поднявшись на крыло, они смогут, наконец, взмыть высоко в голубое небо, слиться с родной стаей и зайтись прощальным кряканьем над курятником, уже ставшим таким родным.
Когда-нибудь они с высоты птичьего полёта будут наблюдать, как их приёмные братья и сёстры с кудахтаньем, в облаке дорожной пыли, оголтело несутся по деревенской улице, тщетно пытаясь взлететь...
Да, эту возможность они, разумеется, будут иметь и смогут воспользоваться ею, если конечно...
Если, конечно, за это время хозяева им не подрежут крылья, или того пуще, не приготовят из них вкусного жаркого с яблоками.
***
Карелия, деревня Щеккила, 2003 г.