Захватив «Хемница», германская служба радиопеленгации одержала первую победу. Она станет роковой и для «Альты», у которой не было своей радиостанции. До этого момента о существовании «Альты» в Берлине никто не знал.

Считается, что «Хемниц» не выдержал пыток в гестапо и выдал шифр, с помощью которого гестаповцы постепенно расшифровали перехваченные ранее радиограммы Центра. Были расшифрованы и радиограммы с указаниями «Кенту» по восстановлению связи с «Альтой» и двумя разведгруппами ИНО НКВД.

Специалисты генерала Тилле, давно пытавшиеся дешифровать содержание ранее перехваченных радиограмм, в конце концов добились своего. В гестапо стали известны адреса Ильзе Штёбе, Курта Шульце, обер-лейтенанта Шульце-Бойзена, Арвида Харнака и Адама Кукгофа. Все они были арестованы гестапо.

12 сентября 1942 года Ильзе Штёбе была схвачена вместе с Карлом Хельфрихом во время скромного вечера, посвященного их бракосочетанию. У гестапо не было прямых доказательств причастности Ильзе к разведывательной деятельности, это нужно было еще доказать. И следователи из гестапо принялись за свою работу.

После войны Герхард Кегель побывал в Москве и оставил в Главном разведывательном управлении свои заметки, в которых так описывал эти трагические дни 1942 года:

«С доктором Хельфрихом я познакомился через Ильзе Штёбе во второй половине августа 1941 года. Хельфрих — журналист, работал в министерстве иностранных дел в референтуре советника Шелия. Ильзе Штёбе сказала мне, что Хельфрих ее хороший друг, но не имеет ничего общего с нашей работой и ничего о ней не знает. Ильзе Штёбе всегда была спокойной и прекрасно владела собой.

12 сентября 1942 года я хотел позвонить по телефону Ильзе Штёбе и договориться с ней о встрече. Последняя наша встреча была 3 — 4 недели тому назад, потому что она вместе с Хельфрихом выезжала в Карлсбад».

Кегель несколько раз звонил по домашнему телефону Ильзе, но трубку никто не брал. Это встревожило Кегеля, и он решил заехать в министерство иностранных дел к асессору Шаффарчику, с которым одно время вместе работал и которого хорошо знал. Через него Кегель рассчитывал узнать что-нибудь о Карле Хельфрихе, который работал в том же отделе. «Если Шаффарчик что-либо знает о Карле, — рассуждал Кегель, — то может знать, где находится Ильзе Штёбе...» Герхард не ошибся, но то, что он узнал, повергло его в смятение.

Шаффарчик рассказал, что в понедельник Карл Хельфрих и Ильзе Штёбе, которая тоже начала работать в МИДе, на работу не вышли. Шаффарчик знал, что Хельфрих и Штёбе живут вместе, и решил позвонить по их домашнему телефону.

Трубку поднял незнакомый мужчина, который объяснил, что сейчас господин Хельфрих говорить не может, и спросил, кто звонит. Шаффарчик назвал свою фамилию и сказал, что хотел узнать, почему Карл Хельфрих не вышел на работу. Неизвестный, находившийся в квартире Штёбе, ответил, что все в порядке, и положил трубку.

На следующий день в информационном отделе министерства иностранных дел было объявлено, что Хельфрих и Штёбе арестованы гестапо.

— За что их арестовали? — спросил Кегель.

— Никто ничего не знает, — ответил Шаффарчик и добавил: — Они недавно возвратились из Карлсбада. Может быть, во время поездки что-то произошло...

Герхард Кегель распрощался с Шаффарчиком и вышел из министерства иностранных дел. Он понял, что с Ильзе Штёбе и ее другом стряслась большая беда, — если они попали в гестапо, — значит, у гестапо появился повод для их ареста...

Кегель направился домой, решив, прежде всего, переговорить обо всем со своей женой Шарлоттой. «Не исключено, — думал Кегель, — что гестаповцы могут добраться и до моей семьи»...

Возвратившись домой, он сообщил Шарлотте неприятное известие. Они быстро пересмотрели все находящиеся дома записи, пытаясь найти то, что каким-то образом могло заинтересовать гестапо или дать повод для вопросов об их знакомстве с Ильзе Штёбе. Затем Кегель обсудил с женой, как и что ей говорить в случае его ареста. Шарлотта предложила Герхарду на некоторое время уехать в Швейцарию, но он отказался, побоявшись неосторожными действиями привлечь к себе внимание агентов государственной тайной полиции.

17 сентября в Бреслау умер отец Кегеля, и он уехал на похороны. Когда же в конце сентября Герхард возвратился в Берлин и вышел на работу, то понял, что сведения об аресте Ильзе Штёбе и Карла Хельфриха гестапо продолжает держать в секрете. В министерстве иностранных дел об арестованных никто не вспоминал. Сообщить в Москву об аресте «Альты» Кегель не мог: у него не было связи с Центром...

В конце сентября Кегелю позвонил советник Ламла. В 1941 году они вместе работали в германском посольстве в Москве, и Кегель еще тогда понял, что Ламла не просто сотрудник посольства.

Звонок Ламлы насторожил Кегеля. Он понимал, что этот человек, который уже год после их возвращения из Москвы ни разу не беспокоил его, просто так звонить не стал бы. Что-то серьезное заставило Ламлу вспомнить о нем, Герхарде Кегеле.

Ламла, предвидя тревожные размышления, постарался успокоить Кегеля.

— Меня попросил один важный чиновник, фамилию которого я вам назвать не могу, уточнить некоторые данные...

Стараясь быть предельно любезным, Кегель спросил:

— Но смогу ли я чем-либо вам помочь?

Бывший заведующий канцелярией посольства Германии в Москве ответил:

— Думаю, что сможете, Герхард. Вспомните, перед тем как начать работу в русской столице, вы, насколько я знаю, трудились в Варшаве. Не были ли вы там знакомы с господином Гернштадтом? — Ламла секунду помолчал и добавил: — Его звали Рудольф, он работал корреспондентом газеты «Берлинер тагеблатт»...

— Да, конечно, — спокойно ответил Кегель. — В немецкой колонии в Польше все знали Рудольфа Гернштадта. До назначения на должность сотрудника внешнеторгового отдела посольства я тоже работал там иностранным корреспондентом. Мне приходилось сталкиваться с Гернштадтом. Но близко мы знакомы не были. Хотите, я вам дам совет? — спросил он затем.

— Не откажусь, — ответил советник.

— О Гернштадте мог бы вам подробнее рассказать бывший пресс-атташе и представитель НСДАП в Москве господин Штайн. В настоящее время он работает правительственным советником в министерстве пропаганды. Штайн был в свое время пресс-атташе в немецком посольстве в Варшаве и должен хорошо знать Гернштадта. Именно Штайн познакомил меня с Гернштадтом в Польше. Я был новичком в журналистике, а Гернштадт, как сказал Штайн, являлся лучшим немецким корреспондентом. Господин Мольтке, бывший посол в Варшаве, тоже дружил с Гернштадтом и мог бы вам многое рассказать о нем, — закончил Кегель.