— Люди, ратуйте!!! В Жеженевой кузне тать, убивец!!! Обороните!!!

Та самая Векша, которая какой-нибудь миг назад молчком, по-страшному бросалась на дюжего мужика (хотя она, без сомненья, считала, что уж ей-то нечего опасаться вятичевых твердокаменных кулаков)… Так вот эта Векша теперь визжала пронзительно да истошно, как умеют визжать лишь жирные, вздорные, трусливые бабы.

Мечник совершенно остолбенел. Во всяком случае, бросаться на Жеженя или Векшу у него и в мыслях не было (как может что-либо быть в том, чего нет?!). Так что вовсе напрасно волхв, бездеятельное присутствие которого Мечник уже несколько мгновений чувствовал у себя за спиною, внезапно решил вцепиться в Кудеславовы локти. Кажется, совсем помирал старик от устатку, а тут вдруг немалые силенки прорезались — словно клещами впился. Впрочем, лишь захоти Мечник высвободиться из Корочуновой хватки…

Нет, Мечник не захотел — он этой самой хватки попросту не заметил.

Ослюдянелым от изумления взором Кудеслав прикипел к тяжелой рыжей волне расплетенной косы, упрятавшей под себя и узкую Векшину спину, и то неузкое, упруго-округлое, что малость пониже спины.

Когда вятич последний раз видел свою жену (а было это вчерашним утром), коса едва доставала ей до лопаток. А теперь…

Диво какое-то! Или…

Елки кудрявые, да где были твои глаза, ты, воин приметливый?! Ведь она же года на два-три моложе Векши, эта полюбовница да оборонительница проклятого златокузнеческого подручного!

Что ж ты натворил, бешеный чащобный волчина?! Но Векша, Векша-то! Отчего же она молчала, что у нее есть сестра?!

Конечно, волхв был единственным человеком, способным за пару-другую мгновений разобраться в происходящих недоразумениях. «Недоразумения» — самое подходящее слово, поскольку особых бед все-таки не произошло: ведь соседи, если и приняли всерьез отчаянный женский визг, то заторопились не сюда, к Чарусе, а куда призывали — на подворье Жеженя Старого; что же до Малого Жеженя… Впервой ему, что ли, зубы выплевывать?

Да, волхв при его способности заглядывать в людские умы наверняка сумел мгновенно все уяснить. Он бы и главным участникам растолковал, кто из них кто да каковы причины сотворившегося безобразия — непременно бы растолковал, пожелай лишь эти самые участники слушать. Верней, даже не «пожелай», а «смоги».

Сперва только то и удалось Корочуну, что отрядить одну из златокузнецовых домочадиц за доподлинной Векшей. Потом он распихал любопытных Чарусиных кормленников да присных, плотно закупоривших вход в кузню, и выволок наружу буйноволосое Векшино подобье («Не артачься; честью просят — честью же и иди! Убудет, что ль, тела твоего на вольном свету? Давно бы уже прикрылась хоть мехом с ложа, коль такая стыдливая!»).

Девичьего тела действительно не убыло от нескольких мгновений, проведенных на многолюдном дворе. Зато прибыло в этом самом теле понимания, где оно находится.

Проталкиваясь вместе с Векшеподобной девчонкой обратно, Корочун велел Чарусиным бабам принести какую-нибудь бабью одежку и поскорей разыскать самого Чарусу — мол, скоро понадобится.

Ослушаться премудрого волхва, конечно, было немыслимо, но отдавать свое одеяние боги ведают кому… Как же, так и бросились. Со всех ног и наперегонки.

Ни одна из Чарусиных словно бы и не услыхала слово «одежа», зато все они принялись наперебой объяснять, что разыскивать хозяина нужды вовсе нет: хозяин дома.

Вот, кстати, тоже загадка. Чего же златокузнец по сию пору не объявился? Приехал волхв, в кузне ни с того ни с сего заварился невообразимый галдеж, а хозяин носа не кажет из избы. Спит? Ясным днем и аж этак крепко? С похмелья, что ли?

И еще… Чарусины домочадцы табунком жмутся к волхву, девка, посланная за Векшей, явно обрадовалась возможности стрекануть со двора, хозяйская жена ни единым словом не попрекнула ни наглого кормленника, застуканного с полюбовницей в хозяйском имении, ни вятича, учинившего драку в гостях. А ведь судя по лицу этой толстощекой бабы с маленькими, близко посаженными глазенками по иной обычной поре она, даже на присутствие волхва не взирая, такой бы ор закатила…

По обычной поре.

А нынче над Чарусиным двором давящей призрачной поволокой навис страх.

Даже малые дети чересчур смирны да молчаливы.

Даже небо над этим двором словно бы темнее, чем над окрестными.

Страх, о причине которого златокузнецовы домочадцы вряд ли дерзают разговаривать даже друг с другом.

Угроза, защитника от которой они явно видят как бы не в одном лишь волхве.

Кудеслав примечал все, что требовалось примечать. Но когда похожая на Векшу девка вновь объявилась в кузне, вятич помимо воли так и прикипел глазами к этому тонкотелому рыжему созданию.

Да, она была невероятно похожа на Мечникову жену. Векшина мать, что ли, прижила свою дочку без участия Горюты? Или сам Горюта погуливал на стороне? Мало ли причин, из-за которых Векша могла не ведать об этой вот…

Молодшая сестра. Тощий голенастый подросток с недоспелыми завязями грудей. Через пару-другую лет не миновать ей расцвести красной красою, а пока… Вот только глаза — огромные бездонные омуты ясной синевы — совсем такие же, как у Векши. И веснушки на чуть вздернутом пошмыгивающем носу тоже совершенно Векшины. И еще норов.

Вернувшись, девчонка бросилась было к постанывающему Жеженю (как она усадила парня, оперев его спиною о стену, так тот и сидел, лишь временами приоткрывая мутные глаза… верней, правый глаз — левый приоткрываться отказывался). Бросилась, но тут же и остановилась, крутнулась на месте — словно бы выпирающими лопатками своими сумела ощутить пристальный Мечников взгляд.

Досадливо шипя, она нагнулась за валяющимся под ногами меховым укрывалом, но сперва укрывало не поддалось (на разных его концах стояли Мечник и волхв), потом, после злобного рывка, от которого старец едва не упал, тяжелый мех не захотел держаться на худосочных плечах…

В конце концов рыжее создание бросило неуклюжие попытки принять более или менее пристойный вид и нахально выпрямилось, уперев руки в бока. «На, хоть до дыр прогляди!» — злобно-презрительная девчоночья ухмылка была красноречивее любых слов.

Именно в этот миг некая могучая сила вымела прочь млеющих от любопытства Чарусиных присных, и на пороге кузни возникла Векша.

Пристойно и по погоде одетая.

Настоящая.

Кудеславова.

Возникла и замерла, оторопело уставясь на свое тощенькое нагое подобие, а это самое подобие ответило ей точно таким же оторопелым взглядом.

Вздохнув с непередаваемым облегчением, премудрый старец раздвинул темную щель меж бородой и усами, заменяющую ему рот, но промолвить ничего не успел: Жежень, о существовании которого прочие на несколько мгновений забыли, внезапно вскочил и с яростным воплем бросился к Кудеславу.

Чуть отшагнув в сторону, Мечник неторопливо перехватил вскинувшуюся над его головой руку, выдернул у парня из кулака малый кузнечный молоток, после чего мягко (это то есть как для Кудеслава) отпихнул Чарусина закупа на скомканные остатки ложа. Замахав руками, как машут крыльями взлетающие птицы, Жежень уселся-плюхнулся под ноги рыжей девчонке.

— Когда бросаешься на кого, орать не всегда нужно, — спокойно сказал ему вятич, поигрывая отнятым орудием. — При таких делах да на такого ворога, как нынче, тебе бы кидаться без предупрежденья — молчком, как вот эта твоя… И вообще… — Он бросил молоток в дальний угол. — Вот пристукнешь меня — кто тогда тебя драться научит?

— А с чего… — Жежень обалдело помаргивал, как подмигивал, незаплывшим глазом, говорил невнятно (уж какая тут получится внятность, если говорить лишь половиною рта?). — С чего вдруг ты решил меня… это…учить?

Мечник пожал плечами:

— Должен же я как-то свою виноватость угомонить. Не в землю же тебе кланяться!

Похожая на Векшу девчонка торопливо опустилась на корточки и принялась оглаживать спутанные Жеженевы патлы.

— Не с чего ему у тебя учиться, — раздраженно сказала она. — Он знаешь как сам дерется?