Софи проглотила вопросы, которые так и рвались с ее губ. Она приглушила любопытство и мрачно ждала дальнейшего развития темы.

- Я живу один.., большинство времени, - загадочно продолжал Макс. - И очень много работаю - пишу и веду хозяйство в моем маленьком поместье в Корнуолле. Мне нравится физическая работа, я не могу жить без нее. Можно сказать, что я к ней привык за те годы, что я жил за границей. Мой мозг плохо функционирует без физической нагрузки. Но иногда мне приходится писать почти без перерыва, когда меня захватывает тема, я должен писать до самого конца. Так я работаю! До сих пор ко мне приходила старушка из деревни, чтобы готовить и убирать в доме. Сосед помогает мне с живностью... Ты...

Софи стало совсем не по себе.

- Так вот, ты сможешь заменить их обоих. Ты будешь вести дом, кормить птицу. Словом, делать все. Когда ты приучишься все делать правильно, ты даже сможешь помогать мне в подготовке материалов для книги, перепечатывать рукописи и т, д. Вся помощь с книгой будет оплачиваться по существующим расценкам. Домашнюю работу будешь делать за жилье и пищу.

- Иными словами, - укусила его Софи, - великий защитник прав человека и женщины хочет иметь прислугу за все, и еще в придачу "пятницу", но только женского рода! - Она просто уже не могла сдерживаться.

Странно, но факт: именно Макс был взбешен, а не Софи. Неожиданно он вскочил, схватил ее за плечи и начал трясти. Софи была настолько поражена его вспышкой, что даже не стала сопротивляться ему.

- Я не понимаю, для чего ты читала мои книги, - заорал он. - Ты же не поняла ни слова в них! Равенство полов не означает, что мужчина будет работать до кровавого пота, чтобы содержать женщину в качестве домашней кошечки! Черт возьми, я не прошу тебя, чтобы ты делала что-то, чего я и сам не могу сделать для себя, не делаю для себя и не стану и дальше делать для себя, если придет такая необходимость!

Но у меня работы на двоих, и я предлагаю тебе ровно половину из этой работы. Я бы сделал то же, если бы ты была избалованным парнем, а не избалованной девчонкой. Но парня я бы заставлял работать в два раза больше. Никогда не говори о работе так, словно делать ее ниже твоего достоинства. Работа, черт тебя побери, твоя единственная возможность как-то уважать себя саму. Унижение приходит от безделья, если ты не можешь приносить пользу. Ты что вообще ничего не понимаешь?

Софи ничего не могла ответить ему, загипнотизированная его яростью. Он резко отпустил ее. Потом взлохматил волосы жестом совершенного отчаяния.

- Помоги нам. Боже, - бормотал он, срывая очки и направляясь к столику с напитками. - Я не подхожу на роль няньки!

Выбор напитков на столике оказался скромнее, чем у Джеффри. Макс механически перебрал пару бутылок и снова обернулся к Софи. В его взгляде читался вызов.

- Ну? - потребовал он ответа. - Я все тебе объяснил. Если ты поймешь, что не сможешь со всем справляться, ты всегда можешь отказаться. Конечно, ты сможешь послать меня к дьяволу прямо сейчас, и если ты предпочитаешь идти по своей собственной дорожке - иди. Но я не собираюсь вести с тобой какие-либо переговоры, спорить и уговаривать тебя. Или ты соглашаешься, или нет. И если я хотя бы раз поймаю тебя на том, что ты изображаешь из себя мученицу, или пытаешься схалтурить, или как-то саботируешь работу, я сразу же вышвырну тебя вон. Хватит разговоров. Да или нет?

Тот факт, что он так сразу и бесповоротно угадал обычную тактику партизанской войны Софи, просто поразил ее. И еще то, что он сразу поставил все точки над "i". Раздраженная, она все же постаралась равнодушно пожать плечами, посмотрела прямо ему в глаза и спокойно сказала:

- Да.

- Хорошо, - вздохнул он, протягивая руку за бутылкой коньяка. - Давай выпьем за это.

Софи приняла от него бокал и заставила себя не делать недовольную гримасу, почувствовав во рту крепкую янтарного цвета жидкость. Она предпочитала смешивать бренди с кока-колой, а еще лучше с апельсиновым соком. Но чтобы не подвергаться его нападкам, Софи мудро оставила свои соображения при себе, попридержав свой язык. Глотнув коньяк, Софи сразу почувствовала мимолетный и приятный вкус взросления и свободы.

Глава 3

Макс заставил Софи позвонить в Хайматсдорф, чтобы ей прислали ее вещи. Ей пришлось поговорить с Клариссой и поведать ей несколько подкорректированную правду о своем положении и получить в ответ ожидаемую реакцию со всяческими выражениями симпатии и сочувствия.

- Я даже не могу тебе передать мои чувства, - утомленно объясняла она Клариссе. - Джеффри оставил все Максу и назначил его моим опекуном до тех пор, пока мне не исполнится двадцать один год или пока я не выйду замуж. Поэтому я стану работать его секретарем в сельском доме в Корнуолле. Вообще-то мне надоели до чертиков все эти занятия этикетом и лыжами, поэтому мне все равно где жить и что делать.

- Как ужасно, что ты уже не вернешься, - пищала Кларисса. - Не забудь связаться со мной через мою мать во время пасхальных каникул. И приезжай погостить к нам.

- Спасибо, я обязательно свяжусь с тобой, - обещала ей Софи. Когда она повесила трубку, то поняла, что с нетерпением ждет продолжения своего приключения. Макс был всего лишь мужчиной. Вскоре она приручит его. Софи подумала, что он все придумал, потому что она интересовала его. Что ж, тем хуже для него!

Макс все проделал очень быстро. Как только прошли похороны и разъехались пожилые родственники, они с Софи уже направлялись в Ком-пасс Фарм, оставив позади дом с табличкой "Продается", миссис Доббс с назначенной ей пенсией и бешено работающие языки сплетниц. Машина Макса "рейндж ровер", несмотря на его внушительные размеры, с трудом вместила весь багаж, богатство Софи, - одежда, одежда, книги и еще раз одежда. Макс поднял вверх бровь, но ничего против не сказал. Он только ехидно напомнил, не забыла ли она прихватить с собой еще чего-нибудь. Возмущенная вспышка Макса по поводу поведения Софи больше не повторялась. Он был занят юридическими и другими проблемами и почти не общался с ней со времени их ссоры. Спокойный с виду, он был в постоянном напряжении. Особенно ему досталось во время похорон. Он держался великолепно, вежливо обращался к своим плачущим и сморкающимся родственникам, но явно испытал облегчение, когда они все наконец убрались восвояси. Софи увидела, как он, усталый, сидит в старом кожаном кресле отца, закрыв глаза. Лицо у него осунулось, руки бессильно упали на подлокотники. Софи вошла в комнату, он взглянул на нее почти безучастно. Она была бледна в своем черном платье, и в глазах у нее отразилась печаль. Какой-то момент они, казалось, понимали друг друга без слов, разделяя боль и горечь утраты и сожаление за прежнее невнимание к Джеффри. Потом он встал и резко сказал: