Скучун пискнул от изумления, бросился на кухню и, отвесив бабушке галантный поклон, схватил со стола шкатулку.
- Тысяча извинений, но мне необходимо срочно ее открыть! - заявил Скучун, еще более позеленевший от волнения, и со шкатулкой в лапах скрылся в детской...
- Бабушка! - возникла в дверях Ксюн и тут же столкнулась с выбегавшим опрометью Скучуном, вид которого привел ее в полное замешательство... - Как, в-вы уж-же знак-комы? - стуча зубами от озноба и страха (что же теперь будет?) пробормотала она.
- Представь себе, внученька, твой друг Урч не счел возможным более откладывать наше знакомство! К тому же такое приятное... Он представился сам, без посторонней помощи, когда я вошла в твою комнату. Кстати, где ты так долго пропадала? - Елена Петровна произнесла эту тираду, слегка прищурившись и прихлебывая чай вприкуску с толком и расстановкой...
- Я... видишь ли, бабуля, мне надо тебе кое-что объяснить...
- Да уж, пора бы! Тем более, что количество твоих друзей все возрастает... и бабушка Елена насмешливо кивнула в сторону двери, где на пороге замерли растерянные Кукой и Кутора!
- Да, теперь, кажется, все в сборе. Ой! - Ксюн качнулась и, зашатавшись, рухнула на табуретку. - Бабуль, мне как-то нехорошо...
Елена Петровна вовремя подхватила внучку, которая чуть не грохнулась на пол. Ксюн вся горела.
- Да у тебя озноб! Мокрая с головы до пят... Урч, помогите мне, пожалуйста!
Вдвоем они быстро перенесли Ксюна на постель.
Пока бабушка переодевала Ксюна во все сухое и растирала ей руки и ноги спиртом, Скучун возился со шкатулкой. Но сколько ни нажимал он на рубиновый глазок саламандры - все было тщетно, шкатулка не открывалась!
И пока Елена Петровна отпаивала внучку чаем с малиной и медом, Старый Урч рассказал ей обо всем, что приключилось с ними, начиная с той самой Ночи, когда Скучун впервые появился на крылечке башенки Урча вместе с полосатой Букарой...
- Так! Мне все ясно... - заявила бабушка Елена, которая кивала головой, внимая рассказчику, и одновременно растирала внучку спиртом. - Только вот надо было тебе, Ксения, сразу и рассказать обо всем еще там, на даче, а не придумывать нелепые истории с грибами...
- Открылась! Все сюда! - завопил Скучун, когда невидимая пружинка наконец щелкнула, и агатовая саламандра опрокинулась навзничь вместе с бронзовой крышкой. Карты с синим крестиком, обозначавшим место пересечения Малой Никитской со Спиридоновкой, в шкатулке не было. Она пропала! Вместо нее на дне лежал листок бумаги. Скучун поднес его к самым глазам и прочитал вслух:
"Друзья! Москва больна, она в опасности! В городе появился ужасный Совет Четырех - это силы Зла! Они стремятся погубить Москву - город грядущей Красоты, город Личинки... Для этого силы Зла захватили Вещий Лес, неведомый простым смертным. Погубив Дух Леса, они погубят и город. Ведь Москва тайно связана с духом Леса, который незримо хранит ее, питая своею жизненной силой. Спасая Лес, вы спасете и Москву, и Личинку. Не мешкайте! Вам нужно вернуть Духу Леса его прежнюю силу. Я буду помогать вам. Радость мира."
- Личинка в опасности! - Скучун от волнения скомкал записку и судорожно сжал ее в лапах.
- Постой-ка! - Ксюн села на постели и выхватила у него клочок бумаги. - Тут сказано о Вещем Лесе. Где он находится?
- А вот это известно только мне... - Елена Петровна встала со стула и, выпрямившись, оглядела всю компанию. - Я могу помочь вам. Если вы, конечно, не против...
- Ну что ж, друзья мои... - Старый Урч встал рядом с бабушкой. - Вначале нас было трое. Потом к нам присоединились Кукой и Кутора, а теперь, по-моему, нас уже шестеро! Не так ли? - и он торжественно подкрутил кончики своих усов.
- Я рад вам, бабушка Елена! - воскликнул Скучун.
- Конечно, и мы не против... - хором пропищали Кукой и Кутора.
- Бабуленька! - прошептала раскрасневшаяся Ксюн, - какое счастье, что ты с нами!
- Вот и славно, - заключила Елена Петровна. - А теперь не мешкая в дорогу! Я соберу все необходимое, а ты, Ксюн, поднимайся-ка потихоньку. Все равно ведь не усидишь в кровати...
Счастливая Ксюн завизжала, вмиг соскочила на пол и засуетилась, собирая вещи. Ее внезапную болезнь - озноб и жар - как рукой сняло... Скорее всего, напасть одолела Ксюна просто от усталости, бессонной ночи и сильных волнений. И Елена Петровна, все понимая, решилась отпустить больную на волю.
- Так, - мельтешилась Ксюн, - вот это пригодится... - Она схватила шерстяные носки, термос, перочинный ножик и сложила все это в плетеную корзинку. - Ой, и это тоже... - и она сунула в карман забавного розового слоника - свой талисман. - А это еще что? - она уставилась на протянутый Куторой клубок шерсти. - Это - долой!
- Почему? - заметила бабушка. - Напрасно, возьми. Ноша не велика, а раз Куторе хочется, значит, надо брать...
Елена Петровна уже собрала большую хозяйственную сумку со всякой всячиной и пакет с едой.
- Ну, кажется все! - она вошла в кабинет ксюнского папы, выдвинула ящик его письменного стола и вернулась в детскую с ключами от "Жигулей". - Тебе, Ксения, повезло, что твоя бабушка еще не совсем старуха и водит машину! Так, кажется, мои права на буфете... нашла! Теперь, друзья мои, нас ничто не задерживает. Карета подана! Присядем на дорожку...
А когда все поднялись и затопали к выходу, она незаметно вынула из шкафчика маленькую дорожную икону в серебряном окладе, положила ее в сумочку и перекрестила маленькие фигурки, топтавшиеся в прихожей...
Потом взяла на руки Кукоя и Кутору и прикрыла их длинными широкими концами своей вязаной шали, чтобы никто из людей их не увидел. Урча и Скучуна одели в ксюнские летние курточки и нахлобучили им панамки по самые глаза, чтобы они казались детьми, ну быть может, немного странноватыми и только... Наконец, все вышли во двор, уселись в машину, и Елена Петровна, глубоко вздохнув, повернула в замке ключ зажигания.
Был полдень. Солнце уже высушило Москву, и она, вымытая и счастливая, баловала пешеходов сладкими ароматами своих цветущих газонов.
Вишневый "жигуленок" рванулся вон из центра и, проскочив площадь трех вокзалов, выбрался на Краснопрудную, а дальше все по прямой... Он миновал по Щелковскому шоссе кольцевую автодорогу, и огромные буквы "М О С К В А", обозначающие границу города, остались позади. Вильнула под мостом речка Пехорка. Деревни стоя провожали поток машин, рассекавший каждую из них на две половинки. Промелькнули названия: "Балашиха", "Медвежьи озера", проехали железнодорожный переезд. Теперь уже город остался далеко позади, а воздух с полей и близких лесов потянулся вольный и легкий.