Назначение Кунадзе на пост заместителя министра иностранных дел России являло собой редкий случай стремительного карьерного взлета человека, никому до тех пор неизвестного в нашей стране. В свое время, в конце 60-х годов, я принял его на работу в отдел Японии научно-техническим сотрудником, после того как он окончил японское отделение Института стран Азии и Африки при МГУ. Затем он учился в аспирантуре, защитил кандидатскую диссертацию, стал младшим научным сотрудником, не проявив себя ничем до тех пор, пока по непонятной для меня прихоти директора института Примакова не был назначен на должность старшего научного сотрудника. Затем с подачи того же Примакова в течение трех лет он работал в посольстве СССР в Токио в скромной должности первого секретаря, ответственного за советско-японские культурные связи, и в этом качестве он также ничем особым не проявил себя. Затем по окончании загранкомандировки он был принят на работу в ИМЭМО, возглавлявшийся тогда его неизменным покровителем Примаковым, и вскоре опять-таки с легкой руки директора был назначен заведующим сектором Японии ИМЭМО. А далее не прошло и года, как какая-то влиятельная рука вознесла его сразу же на пост заместителя министра иностранных дел России, ответственного за весь японский угол внешней политики России, а также и за подбор кадров всего российского МИД. По мнению московских знатоков кадровых вопросов, с которыми мне пришлось тогда разговаривать, скорее всего поддержку Кунадзе в этом взлете на руководящие посты оказали всесильный Примаков и давний друг Примакова Владимир Петрович Лукин, занимавший в то время пост председателя Комитета по международным делам Верховного Совета России.

Назначение на пост заместителя министра иностранных дел России открытого сторонника территориальных уступок Японии побудило японских дипломатов и политиков более внимательно относиться к контактам с российским МИДом, ибо стало ясно, что именно эти контакты сулили им в перспективе больше надежд на успех в территориальном споре с нашей страной, чем контакты с общесоюзным МИДом.

Августовский переворот в Москве

и последние дни существования в Японии

корпункта "Правды"

В июле 1991 года, когда в Японии наступила летняя жара, я, как и в предшествующие годы, вылетел вместе с семьей в Москву в очередной отпуск. Отпуска зарубежных корреспондентов "Правды", пребывавших в жарких странах, были длиннее, чем у тех, кто работал в Европе. Мой "чистый отпуск" составлял 36 рабочих дней. Кроме того, пребывание зарубежного корреспондента в Москве включало в себя обычно еще и недели две "работы в редакции", суть которой сводилась к общению с работниками редакции и вечерним дежурствам, связанным с выпуском очередных номеров газеты. В целом поэтому я пробыл в Москве в том году почти два месяца: июль и август. И мне, конечно, тогда очень "повезло": у меня на глазах разыгрались во второй половине августа важнейшие события в политической жизни страны, приведшие к крушению и власти КПСС, и социалистического строя, и Советского государства.

Ранним утром в понедельник 19 августа - в день, когда после полутора месяцев дачного отдыха я вернулся в Москву, чтобы неделю поработать в редакции и затем возвратиться в Японию, раздался звонок моей дочери Светланы:

- Папа, ты слышал, что Горбачева сместили?

- Ты шутишь или всерьез?

- Какие шутки - об этом сообщили только что по радио и телевидению!

- Что ты говоришь! Ну и слава богу: давно пора было избавить страну от этого болтуна!

Таков был вкратце мой тогдашний телефонный разговор с дочерью. Весть об отстранении Горбачева от власти меня тогда и взволновала и обрадовала. Нескончаемая и пустая болтовня этого тщеславного партийного вельможи, возомнившего себя бог знает кем, хотя в действительности он был всего лишь марионеткой в руках окружавших его царедворцев, давно раздражала меня, да и многих других моих знакомых - журналистов и научных работников. Моя неприязнь к Горбачеву особенно усилилась после его пребывания в минувшем апреле в Токио, где он, не решив ни один из принципиальных вопросов советско-японских отношений, ухитрился в то же время допустить ряд тактических уступок и ляпсусов в территориальном споре с японцами. Да и вообще в то время меня уже коробило его "новое мышление", исходившее из наивной, неверной и порочной предпосылки, будто закоренелые враги России правящие круги США способны радикально пересмотреть свои военно-стратегические планы и превратиться вдруг из любви к Горбачеву в искренних друзей нашей страны и поборников мира и дружбы между народами. Документы ГКЧП, включая воззвания к советскому народу, зачитанные утром дикторами телевидения, я встретил с одобрением, так как их авторы провозглашали курс на спасение страны от безвластия и развала.

Вот почему я приехал в то утро в редакцию "Правды" в приподнятом настроении. Однако в редакции я столкнулся со сдержанной неоднозначной реакцией на первые сообщения радио и телевидения о событиях, происшедших в Форосе и в Москве. И такая реакция была понятной: ведь возглавлял редакцию беззаветно преданный Горбачеву человек - И. Т. Фролов, а среди членов редколлегии было немало людей, набивших руку на восхвалении горбачевской "перестройки" и личных достоинств ее зачинателя. Один из них, А. Карпычев, в предшествовавшие месяцы прославил себя целой серией статей-панегириков в честь Горбачева. Чего стоил, например, заголовок одной из них: "Не отрекаются любя!" В то утро Карпычев отсиживался в своем кабинете и старался избегать разговоров со своими коллегами.

Но были в редакции и люди иного склада, которые в предшествовавшие месяцы вынуждены были отмалчиваться, хотя горбачевские разговоры о "перестройке" и "новом мышлении" претили им, как и мне. В тот день, встречаясь друг с другом в коридорах, они многозначительно улыбались, но и с их стороны четких определений своего отношения к происходившему не делалось. В тот день сотрудники редакции предпочитали обмениваться друг с другом не столько оценками происходившего, сколько сообщениями о том, что происходило на улицах Москвы. Борис Орехов, прибывший на машине с одной из подмосковных правдинских дач, сообщил, например, о движении к центру города колонны танков и БТРов. Позднее поступили сведения, что Борис Ельцин и Гавриил Попов прибыли в "Белый дом" на Краснопресненской набережной и собираются оказывать оттуда противодействие попыткам сторонников ГКЧП взять власть над страной в свои руки.

К полудню 19 августа БТРы появились на улице Правды в непосредственной близости от здания редакции. Солдаты с БТРов спешились и разместились у своих машин на тротуарах и газонах. Как выяснилось вскоре из бесед, завязавшихся у них с прохожими, это было одно из подразделений (наверное, два-три взвода) дивизии имени Дзержинского. Никаких определенных задач начальство перед ними не поставило. Не получили они перед выездом даже патронов к находившимся у них в БТРах автоматам. К вечеру их бронированные машины были поставлены рядком на газоне в стороне от проезжей части улицы, а их экипажи, открыв банки с мясной тушенкой, приступили к ужину. Кое-кто из сотрудников редакции подходил к ним, предлагая горячий чай или лимонад. Мирная обстановка на улицах, прилегавших к редакции "Правды", сохранялась и на второй и на третий день. Спонтанно возникавшие иногда дискуссии прохожих с офицерами и солдатами на разные житейские и политические темы долго не продолжались - офицеры старались в спорные вопросы не вдаваться.

Домой, на Кунцевскую улицу, я возвращался на своей машине, причем пришлось долго колесить по окольным переулкам, так как центральные магистрали, особенно Садовое кольцо в районе Смоленской площади, были запружены машинами. Причиной тому стали несколько баррикад, возведенных сторонниками Ельцина на подъездах к "Белому дому" и на дороге, ведущей к Новоарбатскому мосту через Москву-реку.

Весь следующий день я также провел в редакции. По пути в редакцию я проехал на машине по центру города по Манежной площади и улице Горького, где видел много танков, солдат и милиционеров. Но там же я обратил внимание на очевидную неспособность сторонников ГКЧП установить свой контроль над ходом событий. По всей улице Горького из установленных на домах громкоговорителей неслись над башнями танков и головами солдат... призывы сторонников Ельцина к неповиновению ГКЧП. Как это могло происходить, я так тогда и не понял...