- Ой, прямо как Жириновский!

Смешно было представить этакую сцену.

- Да, как Жириновский, - недовольно осекла меня Оля. - Потом бросила их в доме к чертовой матери. Сама топала четыре километра через лес, поймала машину и сидела в баре в Кристиансанде до утра. Утром вернулась, Борьку-то кормить надо, да и испугался он. Заодно вещички собрала. Все, с меня хватит. Домой хочу в Архангельск, к маме с папой. - Она отчаянно разрыдалась. - Как тут у них разводятся?!

Я попыталась ее успокоить:

- Оленька, может не стоит так торопиться. Ты сейчас, я понимаю, в таком состоянии и тебе бы надо...

- Да что ты меня уговариваешь! Знаешь, что он про тебя попу рассказывал...

- Какому попу? При чем здесь я?!

- А такому... Он утром повез меня к местному священнику. Это здесь, видать, вместо психологической консультации. Стал говорить, что я, мол, веду себя неправильно, всем недовольна, оскорбляю его лучшего друга, мешаю им общаться. Я, конечно, не выдержала и все этому попу выложила и про гулянки Пера, и про то, как он напивался в Архангельске. Вот тогда Гунар высказался: "А ее подружка лучшая, Наталией зовут... Как в дом к ним не придешь, всегда предлагают выпить. В подарки дарит блоки сигарет. Читает эта русская девица порнографию и этими журналами снабжает знакомых... А сама мать двоих детей". Я так и вспыхнула, чуть ему в морду не вцепилась, но священник был на моей стороне. Стал уговаривать Гунара: "Они русские. У них свои обычаи, у нас свои. Нужно уважать чужие традиции, если хочешь жить с человеком из другой культуры". Поняла ты теперь все? Каков он, субчик-то, оказался. Правильно его первая жена послала и смоталась с другим мужиком. Это я терплю, русская дура...

У меня моментально упало настроение, прямо все внутри похолодело. Рисор - очень маленький городок, почти деревня, по моим понятиям коренной москвички. Тут все, как в деревне, друг друга знают и про друг друга все знают. Деньги и в банке и на почте, если надо, выдадут безо всяких там удостоверений и прочих формальностей. Что про меня будут думать...

- Откуда же он узнал про сигареты? Он ведь не видел, как я дарила...

- Я сама сказала, чтобы знал... Жадина такой.

- Вот, держи, телефон и адрес в Киркенесе.

- Спасибо, Наташенька.

Ольга опять начала всхлипывать и поскуливать:

- Спасибо за все! Не могу больше здесь. Уеду в Архангельск, сил моих нету-у-у... Там буду дожидаться развода. Там моя мамочка... Любят меня там...

- А деньги-то где возьмешь?

Я недобро подумала, что болтливая Ольга, как пить дать, много чего еще "по секрету" наболтала обо мне своему норвежцу, а мне - о нем.

- Я неприкосновенный запас имею на такой черный день, как этот. Еще от папы. Все, должна идти к этому черту! Еще уедет без меня. Дай я тебя расцелую на прощанье!

Перед сном, хотя и нехотя, но все-таки я сочла нужным ей позвонить. Ольга сама подняла трубку. "Рыдает, как рыдает! Никогда не видела, чтобы мужик так рыдал. Цепляется за меня, бедненький он - несчастненький. На коленях стоит. Но я ему уже сказала, что утром самолет из Кристиансанда и это все. Я решения свои не меняю, он меня знает. Даст Бог, свидимся с тобой. Прощай, родная!" В трубке послышался какой-то шум, видимо, у них в доме что-то или кто-то грохнулся. Затем - короткие гудки. С тех пор и на курсах она не появлялась. Стало быть, действительно уехала. Я несколько раз звонила по их номеру. "Если Гунар возьмет, брошу трубку". Никто не отвечал.

Через месяц я звонила опять по просьбе моего Сережки, заявившего, что он очень скучает по бест венну (лучшему другу) Борису. С тем же результатом. Почему всегдашнее молчание было мне ответом?

"Может, он дом продал. Зачем такой большой дом одному, - думала я о Гунаре-Хельвиге даже с некоторым сочувствием, как это ни странно. - Грустная вышла история, а все-таки они были красивой парой. Любоваться только, когда шли вместе".

Часть вторая

Американская подруга

русской стервы

Пролог

Вздыбленное морское чудовище медленно вплывало в теплую ясно-голубую лагуну. В индейской деревне началась паника. Прижимая к себе ревущих младенцев, перепуганные насмерть женщины спешили укрыться в зарослях колючих кустарников. Мечущиеся взбудораженные дети не могли отыскать своих матерей. Старики - либо молили небо о милосердии, либо проклинали ненасытную тварь. Вооруженные копьями и каменными томагавками мужчины торопились к пирогам.

На спине чудовища гордо восседали белые безжалостные боги. Они громко хохотали. Главный среди них, огромный как гора, с развевающимися по ветру прядями огненно-красных волос, повелительно указал в сторону уплывающей прочь девушки. В мгновение ока сбросив с себя звериные шкуры, трое пришельцев бросились за ней в погоню. Вскоре мокрая, дрожащая от ужаса индейская девушка предстала перед Эриком Рыжим на его ладье. Она оказалась совсем-совсем юной. Юная дева с блестящими от воды и солнца синими волосами, гордой смуглой шеей, с удивительно широко поставленными глазами цвета спелой вишни. Ее лоб, щеки, плечи и грудь были изукрашены полосками разного цвета и длины.

Долго всматривался рыжебородый Эрик в лицо беглянки. Нет, не только страх, но и настороженное любопытство выражал ее наивный взгляд. Эрик улыбнулся девушке и прикрыл наготу одеждами со своего плеча. Мимолетно, или это лишь почудилось суровому чужеземцу, тень улыбки промелькнула на ее губах ему в ответ. Глава первая

Когда мой супруг возвращался из моря, мы возобновляли попеременное хождение на курсы норвежского языка. В его отсутствие я туда не ходила, что естественно - малышей одних дома не оставишь. Посетив урок после полуторамесячного перерыва, муж мельком упомянул, что состав нашей группы несколько изменился. На деле же оказалось, увеличился в три раза за счет отказников из Боснии, а из "стареньких" сохранилось наиболее упорное ядро: три американки, два англичанина и, согласно очередности, либо я, либо супруг.

А, впрочем, какое мне до этого было дело в отсутствие там моей главной в Норвегии отдушины - веселой, красивой Оленьки. Бросила моя Оленька все здесь к чертям и уехала домой в Архангельск.

Как ни странно, Дэби - одна из двух молоденьких американок чрезвычайно оживилась при моем появлении и, заблестев глазами, даже решила пристать к несчастным боснийцам.

- Это Наташа. Она вышла замуж вчера!

Данную фразу дочь Америки выговорила по-норвежски со старанием и с очевидным душевным подъемом. Как бы со стороны к себе прислушалась и порадовалась чужим клохочущим звукам в своем горле.

- Поздравляем Наташу! - хором отозвались беженцы тоже по-норвежски. Юмор состоял в том, что имя мужа - Игорь - на норвежском означает "вчера", и энергичная Дэби имела в виду не совсем то.

Американка бросилась горячо объяснять боснийцам их ошибку:

- Да нет же. Не вчера вышла замуж, а вышла замуж вчера!

- Гратулерер! (Поздравляем!) - опять хором грянули граждане бывшей Югославии.

Дэби оказалась девушкой настойчивой и не успокаивалась до тех пор, пока одна из женщин не занервничала:

- Да мы ее уже три раза поздравили!

И тогда я тихо сказала по-русски:

- Просто я жена Игоря.

Они тут же все поняли и засмеялись, потому что тоже были славяне и ключевые слова в наших языках совпадали. Я попыталась было с ними разговориться, но их язык оказался такой забавной пародией на русский, что меня неудержимо затрясло от хохота под удивленными взорами славянских братьев. Появился учитель Бьерн, и я плюхнулась с разбегу на свободное место рядом с Кэролайн - роскошной американской дамой трудно определимого возраста. Не такая молоденькая, как две другие, но в любом случае где-то между двадцатью семью и шестьюдесятью. Из всей группы одна Кэролайн умела ловко и тактично уклоняться от настойчивых допросов учителя о точном возрасте своих учеников.

А про Дэби и Вивиен и так было всем известно, что им по двадцать четыре. Поскольку Вивиен часто общалась с Ольгой, то о ней я знала даже чуточку больше. Приехала она сюда из Калифорнии, в Норвегии у нее "boy-friend" (друг-сожитель), который недавно потерял работу, поэтому в настоящее время Вивиен активно ищет какой-нибудь приработок. Я также вспомнила, что Ольгин прехорошенький, но жутко озорной котеночек приходился родным сыном кошке Вивиен.