Весь промежуток времени, который пролег между проклятой ночью гибели Влада и сегодняшним днем, можно без сожаления вычеркнуть из своей жизни, и, клянусь, я так и сделал бы, если бы это было в моих силах. Протянуть несколько предлинных недель под гнетущим влиянием бермудских событий, в постоянном напряжении, а иногда и просто страха, - такое можно пожелать только злейшему врагу. Но другого выхода не было, ибо когда судьба обрекает кого-то донести свою ношу до последнего рубежа, то он должен сделать это.

Утром после той роковой ночи меня в бессознательном состоянии подобрал на побережье залива морской патруль. Одной рукой я сжимал сумку с энергетической установкой, а второй - пряжку пояса. Его так и не смогли с меня снять, или точнее, не захотели с ним возиться, и я отлежал свои сутки в медчасти вместе со свинцовым балластом. К счастью, тогда, возле станции, собираясь на помощь Владу, я одел на себя гидрорубашку, и поэтому из неравного поединка со штормовым морем вышел хотя и до края обессиленным, но не переохлажденным. Благодаря этому через два дня я уже был практически здоров.

Сразу же после того, как меня привезли на базу, на Бермуды с целью эвакуации остатков экспедиции вылетел вертолет. Никогда в жизни я не выступал в роли предсказателя, но если бы мое состояние в то время позволило мне говорить, то я мог бы рассказать ребятам, что они там увидят: почти все наши вещи, кроме катера, "телевизора" и двухместной надувной лодки, преспокойно лежат на своих местах, но ни в лагере, ни вообще на острове нет никого. За те несколько дней, что я пробыл на базе, никаких сведений о ком-либо из пропавшей тройки не поступало, и это давало серьезные основания считать, что все они погибли. Один лишь я понимал: отсутствие следов Алека и Станко ещё совсем ничего не значит.

Объяснения, которые давал я относительно своего смертельно опасного путешествия, были таковы: наш катер сорвало и понесло в море, я его догнал и долгое время пытался завести двигатель, однако сделать этого мне не удалось, а возвращаться обратно вплавь было уже поздно; я надеялся, что волны пригонят меня к берегу, но плохо управляемый катер в конце концов перевернулся, и дальше я поплыл под водой в акваланге, который заранее надел, а когда запас воздуха иссяк, то снял с себя баллоны и остаток дороги преодолел по поверхности. На различные каверзные вопросы, например, как мне удалось пройти такое большое расстояние всего лишь за одну ночь или почему меня вынесло на берег далеко от того места, где должно было, а также на всяческие домогательства пролить свет на судьбу моих товарищей по экспедиции я коротко отвечал: "Не знаю" или вообще отмалчивался. И, даю честное слово, все, кто вел со мной подобные разговоры, делали для себя однозначный вывод: эта история - ещё одно яркое свидетельство аномальности Бермуд.

Через несколько дней я уже был дома. Как и обещал мне Влад, к энергетической установке никто не проявлял никакого интереса, и я довез её до двери собственной квартиры без каких-либо проблем. Они начались позднее и носили совсем иной характер. Влад не предусмотрел одной детали: кроме его товарища, на Земле ещё могли оставаться Алек и Станко.

Впервые я столкнулся с этим, когда поехал в Институт, не взяв установки с собой. Мужчина, который стоял рядом в троллейбусе спиной ко мне, вдруг показался похожим на Алека. Я весь даже похолодел от ужаса и оттаял только тогда, когда мой сосед обернулся. До этого времени я почему-то совсем не думал о тех ребятах, хотя сам нисколько не верил в их гибель, и такое сходство сразу же напомнило о реальной опасности с их стороны.

Наверное, меня ещё издали увидели через окно, потому что когда я шел своей обычной дорогой к кабинету Дениса, казалось, весь Институт вышел встречать мою скромную персону. Люди толпились в проходах, коридорах, на лестницах, выглядывали в двери, но никто не отваживался заговорить со мной, а я шел прямо, не оглядываясь ни на кого и здороваясь со знакомыми лишь едва заметными кивками головы. Шеф ни о чем не расспрашивал, молча принял мое заявление с просьбой предоставить очередной отпуск, сразу же её подписал и только после этого коротко сказал: "Хорошо, Нику. Побыстрее поправляйся". Его взгляд и в особенности тон красноречиво свидетельствовали о том, что он видит перед собой смертельно больного человека, на выздоровление которого нет никаких надежд.

Я уже вышел из кабинета в коридор, когда вдруг вспомнил мужчину, похожего сзади на Алека, и установку, оставшуюся дома. Выдержка изменила мне, и я бросился во весь дух бежать под жалостливыми взглядами сотрудников, гонимый вперед страшными мыслями о возможности ограбления. Я бегом преодолел расстояние до следующей остановки, будучи не в состоянии дождаться троллейбуса, который меня там и догнал, по лестнице взлетел на свой шестой этаж и успокоился лишь тогда, когда плоская коробка очутилась в моих руках. Больше я с ней не разлучался.

В шкафу среди кучи старого хлама я разыскал какие-то затертые джинсы, на передних карманах которых были замки-молнии, и с того времени носил только их, периодически похлопывая себя рукой по правому бедру. Из квартиры выходил лишь для того, чтобы купить продуктов в ближайшем гастрономе, причем набирал припасов сразу на несколько дней. Телевизор смотрел при полностью отключенном звуке, чтобы случайно не прозевать какого-нибудь подозрительного шума. Очень беспокоился, что позвонит или даже придет Сашо, но он так и не дал о себе знать, видно, подался отдыхать куда-нибудь подальше от города. И все это время в моей голове крутились различные планы действий на случай, когда меня разыщут Алек или Станко.

Наконец наступило третье августа, принеся мне какую-то радостную, светлую надежду, связанную с возможным приходом Владового товарища. Однако шел день за днем, никто не появлялся перед моей дверью, и оптимизм мало-помалу угасал, уступая место прежним страхам. Более того, однажды мне пришло в голову, что Алек со Станко способны изменить свою внешность, и после этого жизнь вообще стала похожей на сплошной кошмар. Целыми днями я размышлял над хитроумными планами установления личности будущего гостя, время от времени сводящимися насмарку опасениями, что пришельцы способны подчинить мою психику и через дверь, а ночью часто просыпался в холодном поту и сразу же лез рукой под подушку. Но сегодня - семнадцатое августа, и все это уже в прошлом.

Я бросаю взгляд на часы, висящие над столом, и удивленно качаю головой: да, уже двадцать пять минут одиннадцатого! Быстро встаю с дивана, убираю постель, выхожу на балкон, где делаю короткую зарядку, и после этого с удовольствием умываюсь до пояса холодной водой - все так же, как и прежде, до этой проклятой Бермудской экспедиции! Наспех завтракаю на кухне какими-то рыбными консервами, выпиваю стакан холодного чая, энергично встаю и возвращаюсь в комнату. Беру со стола в руки энергетическую установку и сажусь с ней в мягкое кресло, стоящее возле окна.

С виду это обычная плоская коробочка, изготовленная из какого-то неизвестного мне материала черного цвета, немного тяжелее, чем от неё ожидаешь. На первый взгляд она кажется сплошной, но если достаточно сильно нажать на какое-нибудь ребро, то там появляется тоненькая продолговатая щелочка, вскоре снова исчезающая неизвестно куда. С одной стороны коробка имеет абсолютно гладкую и ровную поверхность, а на другой, едва выпуклой, налеплена небольшая прямоугольная полоска фольги тускло-желтого цвета. Все, что от меня требуется, - это снять её и нажать пальцем на красный кружок.

Моя рука тянется к желтому прямоугольнику, но вдруг останавливается на полпути. Словно электрическим разрядом пронизывает меня мысль, которая ещё никогда не приходила в голову: "А куда, по-твоему, должна деваться вся энергия, сконцентрированная в этой коробке?". Мое тело цепенеет, кожа покрывается холодным потом, а рука бессильно падает на колени. Такого поворота я не предусматривал.

"Но же ты обещал Владу уничтожить установку, - произносит наконец та часть меня, которую я считаю настоящим собой, - неужели ты можешь нарушить свое слово?".