- Да они что, и вправду непобедимы?! - закричал в бешенстве Ксеркс, обернувшись к Демарату, с волнением следившему за битвой. - Или они не страшатся смерти?!

- Они уже мертвы, государь, - ответил изгнанник-спартиат. - А мертвым нечего бояться Танатоса.

- Мои конники сомнут даже мертвых!

Приказав бессмертным расступиться, Ксеркс бросил в атаку бактрийских и сакских всадников. Конная лава налетела на горстку алых воинов. Заклубилась пыль, взбитая десятью тысячью копыт. Когда же она рассеялась, Ксеркс застонал от ярости. Всадники спасались бегством, а непобежденные спартиаты медленно возвращались на холм, откуда начали свою атаку.

- Все! Все! Уничтожить! - завизжал царь.

И все неисчислимое воинство устремилось вперед. Шли бессмертные Мардония, Гидарна и Гиперанфа, шли лидийцы Артафрена и сирийцы Стаспа, со стороны скалы поднимались тысяча ариев Сисамна.

- Уничтожить!

И пришло время умирать гвардии.

Плащи были изодраны, копья изломаны, мечи затуплены. С помятых доспехов стекали струйки крови. Но они не запросили пощады. Они встретили врагов, стоя плечо к плечу, и не было силы, способной разбить эту бронзовую стену...

Бессмертные атаковали лакедемонян с яростью отчаяния. Их было бессчетно много и эллинская сталь вдоволь напилась крови. Эллины поражали врагов мечами, немногие - копьями, и сами падали на истоптанную землю. Рухнул Алфей, упал сраженный арийской стрелой Марон, открывая спину Гилиппа. Тот в это мгновение вонзал меч в облаченного в золоченый панцирь вельможу. Через миг лидийский топор рассек эфору поясницу. Он умер не сразу и до последнего вздоха хватал шагающих по нему врагов за ноги.

Ожесточенная схватка разгорелась в том месте, где бился Еврит, принимаемый варварами за царя. Здесь атаковала первая тысяча под командой Дитрава. Свежие, полные сил, варвары теснили спартиатов, стремясь поразить прежде всего их предводителя. На Еврита обрушивались десятки ударов. Какие-то он парировал сам, другие отбивали прикрывавшие юношу Диенек и Креофил. Их бронзовые мечи с лязгом отбрасывали оружие врагов, стремительно ныряли под щитами, со звоном опускались на шлемы. Варвары отсекли отважную тройку от прочих лакедемонян и яростно атаковали ее. Диенек получил множество ран, но держался. Когда же спартиат почувствовал, что силы оставляют его, он прыгнул в толпу подступающих врагов и заколол троих из них, прежде чем испустил дух, пронзенный множеством мечей и копий.

Креофил бился без того блеска, что присущ искусным бойцам. Он более защищался, нежели нападал. Но если противник терялся и делал ошибку, спартиат был наготове. Быстрое движение мечом и очередной парс валился наземь. Главной задачей Креофила было прикрывать спину Везунчика, богатые доспехи которого привлекали множество врагов. И он справлялся со своим делом с честью, не позволив ни одному варвару поразить спину товарища.

Евриту прежде не приходилось биться со столькими умелыми врагами. Его атаковали одновременно пять или шесть парсов, причем на место павшего тут же вставал новый. Юноша сражался поначалу по всем правилам, действуя щитом и мечом, потом, убедившись в крепости доспехов, отбросил щит и поднял с земли парсийский акинак. Он много раз бился с царем Леонидом таким образом и достиг немалого мастерства. Теперь спартиату не грозили выпады не только справа, но и слева. Клинки мелькали в руках гиганта с непостижимой быстротой. То один, то другой парс падали замертво, хватая траву скрюченными пальцами.

Тогда враги изменили тактику и стали бросать в спартиата копья. Еврит отбил два из них, но третье вонзилось ему в бедро, нанеся серьезную рану. Затем он получил еще один удар - на этот раз в бок. Броня и мощный пласт мышц спасли от рокового исхода, а обидчику Еврит раскроил лицо рукоятью меча.

И все же парсы достали его. Удар лидийской секиры сбил юношу с ног. Сразу трое варваров бросились к нему, размахивая кольями. Но Креофил опередил их. Стремительно повернувшись, он прикрыл лежащего Еврита щитом и вонзил меч в шею прыткого врага. И тотчас же несколько копий впились в спину спартиата. Креофил рухнул, но он подарил товарищу мгновение, чтобы встать на ноги.

Это далось трудно, но Еврит встал. В иссеченном доспехе, без шлема, с развевающимися по ветру волосами, он был величественен, словно мраморная статуя. Враги замерли, завороженные прекрасным ликом юноши. Миг и двое из них рухнули на землю. За ними последовали еще двое, один - с пробитой грудью, другой - лишившись головы. Парсы исторгли яростный крик и бросились на спартиата. Он успел нанести еще несколько ударов, прежде чем в его могучее тело вонзились бронзовые острия. Последний, смертельный удар нанес воин в золотой митре. Уже падая, Еврит сумел задеть его клинком по правой руке. Воин, закричав от боли, выронил меч. Спартиат улыбнулся и умер.

То был страшный бой. Лакедемоняне кололи врагов копьями, сломав копья, пускали в ход мечи, избурив последние бились щитами, ножами, стрелами, пускали в ход кулаки и даже зубы. Это была схватка невиданной ярости, преисполненная бешенства и дикой злобы. Здесь резали, рубили, пробивали головы топорами, отсекали конечности, разрывали глотки, выдавливали пальцами глаза. Подобного не видел прежде ни один воин, подобного он и не увидит.

Но постепенно сражение подходило к концу. Гвардия уже почти умерла. Погибли лучшие из лучших, лишь два десятка бойцов продолжали вести свой неравный бой. Среди них были Леонид и Мегистий. Как и в былых битвах, царю не было равных. Но если прежде он сражался коротким и слишком легким для него ксифосом, то сегодня в его руке был великий Разрушитель, выкованный много веков назад Грогутом. Не было преграды, способной остановить этот меч. Медь, бронза, железо разлетались под его натиском, словно стекло, тела распадались подобно глиняным статуям. Там, где бился царь, образовалась огромная гора изуродованных трупов. Сто, двести, триста парсийских воинов нашли здесь свою смерть. И их не спасли ни пятистенные щиты, ни медноплетеные сирийские шлемы, ни кованые лидийские доспехи, ни мидийские чешуйчатые панцири. Не было преграды, способной остановить Разрушителя. И не было оружия, какое смогло б пробить царский доспех. Неисчислимое множество копий, мечей и стрел ударились в него и отскочили, оставив едва заметные царапины. Дважды сакские витязи обрушивали на шлем царя свои огромные сагарисы, но черная поверхность даже не дала трещины. И вновь текла кровь, и расчлененные надвое тела падали на стонущую от боли землю.