В IV в., особенно во второй его половине, наиболее ревностными приверженцами язычества выступают уже не столько сами куриалы-язычники, число которых быстро сокращалось, а языческая интеллигенция, которая, будучи свободна от куриальных обязанностей, находилась в несколько более благоприятном положении и поэтому была главным защитником "идеалов" муниципальной аристократии.

Тяжелое положение куриалов в империи IV в. было одной из причин их массового перехода в христианство. Абсолютное большинство антиохийских куриалов уже в середине IV в. было христианами. Но они примкнули в основном не к арианскому, а к никейскому направлению христианства.

Никейский символ веры философски более сложный, чем арианский, и более доступный людям, хорошо знакомым с языческой философией, неоплатонизмом, был более приемлем для муниципальной аристократии. Никейское направление в отношениях церкви с императорской властью провозглашало и отстаивало принцип большей независимости церкви от светской, императорской власти, и эта идея в какой-то мере отвечала политическим интересам более склонных к соглашению и политическому компромиссу кругов муниципальной аристократии и старой сенаторской знати. В то же время никейство с его призывами к аскетизму, отказу от светской жизни давало моральное оправдание и для полного ухода от муниципальных обязанностей. Ряды никейского духовенства, как показывают данные Златоуста (MPG, 47; 48), значительно пополнились за счет перехода куриалов в клир и монашество. То, что во второй половине IV в. под знаменем никейского христианства оказалось большинство куриалов, свидетельствовало о глубоком разложении традиционной политической идеологии муниципальной аристократии, распаде социально-политических устоев муниципальной аристократии, ее сложившегося сословного мировоззрения.

Каждой из групп куриалов соответствовал свой тип "гражданина". Если в лице Либания и людей его лагеря перед нами выступают непримиримые борцы за старые политические традиции муниципальной аристократии, борцы за "восстановление прежнего значения курий", то наиболее распространенному среди куриалов никейскому идеологическому оформлению, по-видимому, и в политическом отношении соответствовал определенный тип куриала, облик которого восстанавливается из материала той критики, которой "непримиримый" Либаний подвергал большинство антиохийских куриалов (XXXV, 6, 10; XI, 28-32). Он ругал их за пассивность к судьбам курии, за примиренчество с ее противниками, за то, что они "не осмеливаются возвысить свой голос в защиту курии", и "угождают" правителю и чиновникам, угодничают перед ними и из гордых своим достоинством "отцов города", "смело отвечавших речам правителей" и отстаивавших "достоинство курии", превращаются в "послушных слуг" административно-чиновного аппарата империи (Liban., XLVIII, 41-42). Основная масса мелкого и среднего достатка куриалов в середине второй половины IV в. уже, по-видимому, принадлежала к этому типу, исключительно ярко отражавшему процесс внутреннего, идейно-политического распада сословия куриалов. Христианство стало их идеологией потому, что они уже изверились в борьбе за свои сословные интересы и покорно тянули лямку муниципальных обязанностей, а христианство как нельзя лучше давало им утешение в их судьбе, и его учение о покорности свой участи целиком оправдывало их полную политическую пассивность. И лишь в том, что они примкнули к никейской форме христианства, проявлялся слабый признак сохранения недовольства своим положением, их робкие пожелания большей свободы для курий.

Третью религиозно-политическую партию составляла арианская. Арианское учение было более простым по своим догматическим установкам. Если никейский символ единосущия божества в трех ипостасях был понятен людям, хорошо знакомым с неоплатонизмом, то арианский символ единого высшего существа и учение о сыне божьем, как полубоге, было более доступно и понятно широким кругам.25 Особенностью арианства было и то, что его идеологи не выступали активно против идеи подчинения церкви государству. Императорская власть в период борьбы за укрепление системы домината, когда еще довольно значительная часть господствующего класса продолжала сочувствовать республиканским традициям, нашла в арианской церкви более послушное орудие, чем в никейской. Кроме того, арианство не требовало от христиан претворения в жизнь аскетических идеалов. Оно не сочувствовало поэтому и развитию монашеского движения. В противовес строгой аскетической морали никейства, арианские принципы были более простыми, более близкими к нормам обыденной жизни.

Все эти особенности арианства сложились в результате влияния на его развитие определенных социальных кругов. Арианство не случайно зародилось в восточных провинциях, в Антиохии.26 Оно было более доступно и понятно для большинства населения восточных провинций, его более широких, чем на Западе, демократических кругов. Поэтому арианство получило особенное распространение среди торгово-ремесленного населения, в варварской среде.27 Оно было наиболее приемлемой формой идеологии и для новой военно-чиновной знати, вышедшей из неаристократических кругов, которую не привлекали аскетические идеалы никейства, его призывы к отказу от светской жизни. Поддержка ею политики укрепления императорской власти делало для нее более приемлемым арианство и потому, что оно не выступало против подчинения церкви государству. Кроме того, новая военно-чиновная знать была крайне заинтересована в приобретении земельных имуществ, а арианство с его отрицательным отношением к накоплению богатств в руках церкви было для них удобным направлением, которое не создавало им в лице церкви конкурента в области приобретения земель. Поэтому под знаменем арианства в основном сплотилась новая военно-чиновная знать и богатая торгово-ростовщическая верхушка.28 Естественно, что это религиозно-политическое направление, заинтересованное в укреплении власти чиновно-бюрократического аппарата и ослаблении городского и куриального землевладения, значения курий и муниципальной аристократии, было враждебно куриям.

Антиохия с ее богатой торгово-ростовщической верхушкой, по существу родина арианства, стала одним из крупнейших его центров в империи.29 Из среды этой верхушки вышли многие идеологи арианства. Показательна, например, биография одного из вождей арианства - Аеция. Сириец, родом из Антиохии, сын воина, он стал ремесленником - золотых дел мастером, увлекся арианством и впоследствии стал одним из крупнейших идеологов крайних ариан-аномеев.30

Уже с последних лет правления Константина правительство все более отходит от союза с никейством и под знаменем арианства проводит политику дальнейшего укрепления власти чиновно-бюрократического аппарата. Своего апогея эта политика достигает при Констанции - яром приверженце арианства, когда значительно вырос чиновно-административный аппарат, резко возросла роль двора в управлении империей.31 При Констанции масса незнатных чиновников и военных командиров заняла высшие должности, посты правителей провинций (Liban., ХLII, 11). При нем быстро выдвинулись и заняли видные посты в государственном аппарате и при дворе, стали сенаторами многие выходцы из демократических кругов Антиохии, например, сенатор Датиан, который из сторожа в антиохийских банях превратился в ближайшего фаворита императора и патрона Антиохии.32 Захват имуществ "знатных" и "законных собственников" - родовой знати - "теми, на стороне которых сила" - чиновниками, военными командирами, придворными (Amm. Marc., XVI, 12, 13) шел рука об руку с политическим подавлением курий. Правительство не только продолжало конфискации городских имуществ и усиливало власть чиновного аппарата в городах, но и в этих же целях, несмотря на формальные запрещения ухода из курий, по существу сквозь пальцы смотрело на переход куриалов в другие сословия, на государственную службу (Liban., XVIII, 146). За годы правления Констанция число куриалов в Антиохии сократилось в несколько раз. Политическое подавление курий, как показывает деятельность Галла в Антиохии, проводилось весьма решительно. Апогеем борьбы против той части муниципальной аристократии, которая пыталась сохранить политическое значение курий, явился знаменитый скифопольский процесс 359 г., по которому пострадали многие представители родовой муниципальной аристократии Антиохии и поддерживавшей их языческой интеллигенции (Amm. Marc., XXIII, 3, 2).33 Не случайно, характеризуя деятельность Констанция, Либаний писал, что он "на деле был врагом курий", а в результате его правления "курии походили на отощавших старух, одетых в лохмотья, и плакали ограбленные куриалы" (Liban., XVIII, 141).