Изменить стиль страницы

— Как мы поступим дальше? — спросил он.

— Я уже предупредил директора банка, чтобы он ждал нас, — ответил Саргосян. Былое веселье исчезло и он говорил равнодушным, каким-то бесцветным голосом. — Сейчас мы приедем туда, откроем твой сейф, ты вернешь мне сертификаты, я передам тебе ключ от другого сейфа, где хранятся твои деньги. Все.

— Тогда поехали, Рафаэл Амаякович, — нарочито бодро произнес Олег Степанович. Он тоже почувствовал, что в их отношения с Саргосяном вкралось что-то холодное и угрожающее.

Формальности были завершены быстро и просто. На этот раз Олег Степанович не только получил ключ, но и оставил имя человека, которому он доверял пользоваться деньгами в случае отсутствия самого владельца сейфа. Директор банка передал ему в запечатанном конверте номер сейфа, который надлежало назвать человеку, который захочет получить доступ к нему, даже если у человека будет ключ и соответствующие документы, — 273-А-1314 и посоветовал номер запомнить, а конверт с листком бумаги уничтожить.

Саргосян стоял в стороне и безучастно смотрел в окно.

— Ну что, Рафаэл Амаякович, поехали обратно? — обратился к нему Ростов.

— Поехали, — согласился Саргосян.

— У меня к вам две пустячные просьбы, Рафаэл Амаякович, — уже в машине заговорил с ним Олег Степанович.

— Знаешь, Олег, сейчас уже время обеда и мне хочется немного отдохнуть, — произнес старик извиняющимся тоном. — Давай встретимся в семь вечера у меня, поужинаем и поговорим. Что-то подсказывает мне, что это наша последняя встреча, и мне хочется, чтобы она — как это у вас говорится прошла на высоте. А сейчас у меня просто не осталось сил. Я все чаще чувствую, что старею. Ты уж извини.

Олег Степанович пообещал вернуться ровно в семь и направился к набережной Женевского озера. Оттуда было совсем недалеко до кубического здания отеля «Коммодор».

В отеле ждали его прихода и сразу проводили в номер. Ростов почувствовал внезапно навалившуюся усталось, отказался от обеда, лег на кровать и мгновенно уснул.

Проснулся он в половине седьмого. Быстро встал, принял душ, критически посмотрел на сиреневую рубашку, в которой прилетел из Москвы, брезгливо понюхал ее и надел свежую. Олег Степановича вдруг охватило отчаянное чувство голода и он едва не заказал пару бутербродов, но вспомнил о приглашении Саргосяна и поспешил к выходу.

Через десять минут он сидела за роскошно накрытым столом в кабинете хозяина гостиницы. На этот раз Рафаэл Амаякович был в хорошем настроении.

— Мне хотелось бы, Олег, начать с того чтобы вручить тебе эти часы, которых ты терпеливо дожидался почти год, — и с этими словами он положил перед Ростовым оранжевую коробочку. В ней лежали точно такие часы «Ролекс», которые Олег Степанович видел в аэропорту Шарля де Голля.

— Спасибо, Рафаэл Амаякович, — растроганно произнес Ростов. Он был искренне рад. — Я видел рекламный образец в Париже. Продавщица сказала, что за ними очередь.

— Совершенно верно, — кивнул Саргосян. — Фирма удивительно точно сыграла на тщеславии клиентов. Носить такие часы стало чем-то вроде знака принадлежности к высшему свету. Твои полуимпериалы уже кончились, и «Ролекс» лихорадочно ищет новые. Империалов еще хватает, ведь на часы идет только две монеты. Ты не нашел еще нового источника старинных золотых монет?

— Нет, не нашел.

— Жаль. Как ты заметил, они платят очень щедро. Ну, надевай новый «Ролекс» вместо своих.

Олег Степанович снял с руки старенькую «Омегу» и надел сияющий золотом «Ролекс» с золотым браслетом.

— Теперь давай примемся за ужин. Я не заказывал ничего слишком уж изысканного — знаю, у тебя мужицкие вкусы. Суп-консоме, устрицы — хотя зачем тебе устрицы? Ведь по бабам ты не ходишь, верно? Зато вино — лучшее из моего погреба. Да, ты хотел меня о чем-то меня попросить. Говори.

Можешь считать, что твои просьбы будут удовлетворены.

— Мне нужен хитрый и пронырливый человек в Париже, Рафаэл Амаякович. Незаметный, но способный пролезть куда угодно. Я заплачу ему.

— Это просто, Олег. У меня есть такой человек в Париже. Он — частный детектив. Хитрый и скользкий, для него просто нет преград. И преданный мне. Но, представь себе, честный и с принципами. Не берется за дела, когда нужно собрать компрометирующие материалы для развода. Но в остальном именно тот человек, который тебе нужен. Надеюсь, ты не собираешься красть французские военные секреты — вроде чертежей их нового «Эксосета»?

— Нет, Рафаэл Амаякович. Это чисто личное дело.

— Ты где собираешься жить в Париже? Уже выбрал себе отель?

— Да, Рафаэл Амаякович. Это «Феранди» на Шерш а Миди, у бульвара Распай.

— Отличный отель, мон шер! Удобный и недорогой. Кстати, его хозяин мой друг. Если не будет номеров, упомяни мое имя. Итак, мой человек подойдет к тебе сам. Он узнает тебя по описанию и по этим часам. Его зовут Пьер Сантини. Но он дорого берет.

— Это не имеет значения. Работа несложная, и я хорошо заплачу ему.

— Вот видишь, твоя первая просьба уже удовлетворена. Вторая?

— Моя вторая просьба будет сложнее. Мне нужен дом в окрестностях Женевы — желательно километрах в шестидесяти.

— Ты хочешь купить его или взять в аренду?

— Купить.

— Да, это действительно непросто. По швейцарским законам недвижимость может купить любой иностранец, но ему понадобится указать источник финансирования.

— Вот поэтому я и обратился к вам.

— Какие требования ты предъявляешь к дому?

— Скромные. Две спальни, гостиная, кухня, ванная, туалет. И гараж — в нем должна стоять неприметная, но надежная машина, лучше французского производства.

— Постараюсь, Олег. Это обойдется тебе в триста пятьдесят-четыреста тысяч швейцарских франков, в зависимости от близости к Женеве, расположения и престижности района. Кстати, настоятельно рекомендую тебе обменять доллары на швейцарские франки. Думаю, что в скором времени доллар упадет, а курс франка поднимется. Не теряй времени.

— Хорошо, Рафаэл Амаякович. Спасибо за совет. Улучу время и заеду сюда из Парижа.

— На чье имя оформлять дом?

— На имя Андрея Олеговича Ростова.

— Это твой сын?

— Да.

— А почему не на твое?

— Боюсь, Рафаэл Амаякович, что я могу и не приехать.

— Жаль, Олег, очень жаль. Впрочем, я так мало о тебе знаю. Я попытался собрать сведения о тебе через друзей в Москве, но им тоже мало что известно. Скажи, откуда у тебя этот шрам на голове?

— Попал в дорожную катастрофу.

— Понятно… А длинный шрам на плече?

— Откуда вы о нем знаете? — удивился Ростов.

— Мне рассказал один известный теннисист, с которым ты играл на кортах местного теннисного клуба в 1969 году.

— В то же время, как и шрам на голове. Меня изрядно покалечило.

— Очень интересно. Особенно если учесть, что в аварию ты попал в 1972 году. Ну-ну, больше не буду спрашивать. Значит, ты решил отправить сына и, наверное, жену, правда, — на Запад? Мудрое решение. Ты слышал про такого папу — Григория I?

— Нет.

— А ты знаком с григорианским хоралом?

— Как-то смутно. Это что, католические песнопения?

— Совершенно верно. Названы в честь папы Григория I. Это был очень мудрый и дальновидный деятель католической церкви. В одной из своих проповедей он заметил: «Не советую впадать в отчаяние, ибо тем, кто будет жить после нас, суждено увидеть еще худшее.» Ты уж извини меня, старика, но я думаю, что ваше государство — оплот развитого социализма, общество равенства и всеобщего братства — очень скоро развалится.

— Почему вы так думаете, Рафаэл Амаякович?

— Как ты считаешь, откуда взялись эти два кейса, которые ты привез из России? Вот то-то. Рыба, как у вас принято говорить, гниет с головы. У вас она прогнила до самого хвоста. Да ты посмотри на себя! Я не хочу льстить тебе, ни, тем более, обижать тебя, но вот послушай. С одной стороны, ты умен, владеешь несколькими языками, — причем очень хорошо, чувствуешь себя на Западе как дома. Но ты, в то же самое время, типичный продукт своего общества. По своему честен, наивен и, ты уж не обижайся, фанатичен и безжалостен. Знаешь, что сказал великий американский философ Джордж Сантаяна — кстати, он умер не так давно, в 1952 году — о фанатизме? Причем фанатизм, по его мнению, во многом схож с идеализмом. Так вот, послушай, — Саргосян подошел к книжной полке, снял толстый том и прочитал: