- В какой-то степени. Я много слышал о нем. О его странных словах. В этом много непонятного и загадочного, но одно мне известно точно - этому человеку угрожает опасность. А вместе с ним, возможно, и всем вам - я имею в виду всю клинику, и больных, и персонал.

- Но, - она недоверчиво посмотрела на него, - каким образом? Какая опасность? И откуда вам это известно?

Ковригин чуть заметно улыбнулся и ответил:

- Тая, вы задали очень много вопросов, чтобы я мог на них сейчас ответить. Да я пока и сам не знаю многого. Но ведь вы не будете отрицать, что ваш пациент - очень странный, загадочный человек и ему известно такое, чего мы все не знаем, что находится за гранью обычного понимания.

- Да, это очень необычный больной.

- Я знаю ситуацию в городе. Может быть, лучше, чем кто-либо другой, хотя и не отрицаю, что могу ошибаться. И что не могу в точности предсказать, как будут разворачиваться события. Поверьте мне, Тая. Хотя это трудно, и я сам еще не могу во все это поверить. Но опасность существует. Поэтому мне надо поговорить с кем-нибудь из руководства больницы. Лучше с главврачом. Вы можете устроить такую встречу, Тая? Мне очень нужна ваша помощь.

- Николая Алексеевича сегодня и завтра не будет в клинике, - Ковригин понял, что она верит ему, по испуганным интонациям в ее голосе. "Спокойно, Паша, - приказал он себе, - не надо сеять панику. Ты можешь ошибаться, зачем зря пугать людей. В конце концов можешь оказаться в дураках". Она продолжала: - Послезавтра я могу сказать ему, что вы хотите с ним поговорить. Николай Алексеевич распорядился, чтобы обо всем, что касается Найденова, докладывали ему. Это правда очень серьезно?

- Безусловно. Но вы не должны бояться, Тая. Может быть все не так страшно, - он улыбнулся, чтобы успокоить ее, и совершенно неожиданно для себя сказал: - А знаете, у вас очень красивые брови. И глаза, - и не дав ей ответить, Ковригин попрощался и повернулся, чтобы уйти. Но, сделав несколько шагов, он вновь обернулся к ней: - Так значит послезавтра я буду здесь в 11 часов. Это удобное время?

- Да, конечно. До свидания, Павел, - она смотрела ему вслед, пока он не повернул за угол.

* * *

"...невозможно. Я не могу, когда-то я уже покончил с этим. Это верная гибель, спуск в темноту. Я не могу, не имею никакого желания хотеть этого. И все-таки хочу. Ничего не могу с собой поделать. Это сильнее меня. Зов природы? К черту эту природу! Я хочу только одного - свободы и покоя. Я хочу наблюдать за жизнью, но не жить в ней, созерцать, но не действовать. И однако же эта жизнь насильно вторгается в меня, заставляет жить по ее законам. Боже, как я устал от этого...

Она тянет меня, зовет к себе. Ее глаза - они не отпускают, они преследуют меня везде, даже во сне. Я не могу ей ничего обещать, не могу связать свою жизнь с ее жизнью. Но одно только ее имя стало значить для меня гораздо больше, чем все остальное, - Таисия...

Я даже не знаю, есть ли у нее кто-нибудь..."

* * *

- Позвольте полюбопытствовать, м-м, простите, не знаю вашего имени-отчества...

- Павел.

- Да. Так вот. Позвольте узнать, Павел, откуда у вас такая информация и столь подробные сведения о нашем пациенте?

В кабинете главврача на первом этаже клиники находились уже около часа двое: Ковригин, сидящий у стола напротив кресла хозяина кабинета, и Николай Алексеевич - заложив руки за спину, он медленно мерил шагами свободное пространство комнаты. Готовясь к этой встрече, Ковригин был уверен, что его слова встретят поддержку, что он сумеет внушить главврачу свои опасения по поводу ситуации в городе и нагнетания страстей, центром которых оказывался помимо своей воли пациент палаты № 215, а вместе с ним и вся клиника. Он был возбужден и нервничал, поэтому, забыв даже представиться, сразу перешел к делу и рассказал Николаю Алексеевичу все, что знал и о чем догадывался. О предгрозовой атмосфере в городе, о фантастических слухах, о "главаре банды отравителей", о том, что в распространении слухов изначально замешан персонал клиники (Павел не стал уточнять это утверждение), что страх смерти и необъяснимость таинственной эпидемии, охватившей город провоцируют испуганных людей на поиск виновных в этой трагедии. И виновник уже имеется. К счастью, толпе пока не известно его имя и его местонахождение. Но они знают, что у него на лице шрам и что он сумасшедший, психически ненормальный. Не сегодня - завтра они вычислят его - в экстремальных ситуациях толпа способна проявлять чудеса изворотливости и проницательности. И тогда грянет взрыв. Тогда весь гнев толпы, весь ее страх и ужас смерти, ее ненависть обратятся на клинику, где содержится этот, по ее мнению, виновник всех бед и главный "отравитель".

Немного сбивчивый от волнения рассказ Ковригина заинтересовал Николая Алексеевича, но опасения Павла вопреки его ожиданиям не нашли большого отклика у главврача - тот оставался невозмутим и даже отчасти холоден. Видно было, что он не очень-то верит рассказу этого нервничающего незнакомца, по сути, человека с улицы, вторгшегося на его профессиональную территорию неизвестно с какими намерениями. Вопрос, заданный Николаем Алексеевичем, давал понять, что эмоции Ковригина здесь ни к чему не приведут, и врачу нужны холодные доводы и обоснованные доказательства. Это заставило Павла сбавить пыл и перейти от первоначальной атаки и кавалерийского штурма к обороне. Теперь наступал не он, а Николай Алексеевич. Ковригин защищался.

- Видите ли, у меня свои источники информации, которые я не могу разглашать. Вам остается лишь поверить мне на слово. Я уже давно анализирую сложившуюся обстановку в городе, изучаю поведение людей в этих неординарных обстоятельствах, пытаюсь разгадать инстинкты напуганной толпы. Я хочу знать, можно ли с точностью предсказывать действия огромной массы людей, охваченных смертельным ужасом. Согласитесь, что сейчас в городе именно такая ситуация. Люди видят вокруг себя смерть, но им никто не может объяснить ее причин. В обыденном сознании эта необъяснимость трансформируется в мистику, в нечто сверхъестественное, в дьявольские козни, в черную магию и колдовство. Мы не так уж далеко ушли от средневековой массовой психологии охоты на ведьм. Технический, индустриальный прогресс не означает, что вместе с изменениями в окружающей среде меняется и психология человека. Человек всегда, в любые времена остается одним и тем же слабым и напуганным существом. Но объединяясь, эти слабые существа могут стать грозной силой, особенно если все на одного, если внимание толпы будет обращено на одного или маленькую горстку людей. В толпе, которой угрожает опасность, просыпаются животные и первобытные инстинкты, примитивная вера, в том числе вера в грубую физическую силу берет верх над здравым смыслом. В городе с самого начала эпидемии гуляют невероятные слухи. Я их даже коллекционирую - такое у меня невинное хобби. В последние два месяца все самые разнообразные слухи слились в один, и с каждым днем он обретает все больше реальных, конкретных черт. И боюсь, что я не ошибаюсь, хотя очень этого хотел бы, - речь идет именно о вашем пациенте, о Найденове. Вам надо быть готовым к любым сюрпризам и неожиданностям.

- Все это лишь слова.

- К сожалению, иных доказательств, кроме моих сопоставлений и догадок, у меня нет. Да их и быть не может. Вы сами понимаете, насколько все это невероятно. Я не буду касаться феномена пациента палаты № 215, сейчас я говорю о той работе, которую проделывает страх в головах людей. Он гипертрофирует и увеличивает до огромных масштабов все, что может хоть как-то объяснить людям то, что происходит в городе. И сейчас любой толчок или маленький камешек могут стать причиной взрыва.

- Хорошо, - Николай Алексеевич начал сдаваться. Трезвое спокойствие Ковригина, которое тот напустил на себя, подействовало убеждающе. Допустим, я вам верю. Но что мы можем сделать? Остановить людскую стихию нельзя. Забаррикадировать клинику? Удалить отсюда Найденова, перевести его в другое место? Если ваша теория верна, боюсь, это не поможет. Они все равно придут сюда и сметут любое сопротивление. Остается лишь одно средство, но оно претит мне не только как врачу, но и как человеку, не говоря уж о здравом смысле.