Вот и сейчас у входа в здание у фонтана стояла толпа людей. Среди них сразу же можно было определить категории посетителей: те, кто постарше возрастом и победнее одет - в наше посольство, кто одет поприличнее или по нынешним временам даже богато - тот в израильское или турецкое.
Степашин перед началом приема граждан зашел к Михайлову в кабинет и сразу же предупредил:
- Сергей Альбертович, извини, что я буду на "ты", но хочу предупредить и дать добрый совет. С просьбами и нуждами наших граждан, я имею в виду стариков-пенсионеров, будешь работать только ты. Изредка тебе будут давать кого-либо в помощь, но в основном полагайся на себя. Твой контингент очень бедные, брошенные, забытые и обиженные люди, и прежде всего это ветераны. Со всеми добр не будешь. Их очень жалко, но у тебя на приеме в день будет до пятидесяти человек. Обязательно выслушай их, если есть чем помочь в посольстве, смело обещай - это как-то их поддержит. Если нет сразу не разочаровывай и не огорчай, не убивай последнюю надежду - расскажи о возможности помочь в будущем. И ни в коем случае не предлагай чай или кофе! Эти люди часто бывают голодны - пенсии ветерана в этой республике хватает на двенадцать буханок хлеба. И только чтобы хотя бы раз в день немного перекусить, они будут приходить в посольство чуть ли не ежедневно. Мы превратимся в подобие благотворительной столовой по раздаче бесплатной пищи. А за ними в очереди, может быть, стоят действительно нуждающиеся люди. Но ты учти, это всего лишь совет - работать тебе. Удачи! - и вышел из кабинета.
- Спасибо! Она мне понадобится, - бросил вдогонку Сергей.
Так потекли будни, в которых было много горя, слез, тревоги, но было и немного человеческой радости.
В канун Дня Победы, 8 мая, уже после приема граждан, когда Сергей заносил анкеты посетителей в компьютерную базу данных, к нему в кабинет постучался охранник консульского отдела Саша:
- Сергей Альбертович, там пришел ещё один ветеран. Я ему объяснил, чтобы приходил после праздника, но он говорит, что у него срочное дело. Примете его?
- До конца рабочего дня ещё есть минут двадцать. Я думаю, он ненадолго. Пусть заходит, - ответил Сергей и стал собирать бумаги со стола.
Через минуту в дверь вежливо постучали, и вошел запоздавший ветеран.
Посетитель был в старомодном сером плаще и темно-синей фетровой шляпе, украшенной справа перьями. Сняв шляпу и расстегнув плащ, посетитель присел на предложенный стул. Сергей наблюдал за ним. Это был старик с пышной копной седых волос, с испещренным морщинами лицом и красными болезненными веками. Под плащом был виден черный костюм, на котором блестели орденские колодки. Сергей в детстве увлекался изучением русских и советских орденов и поэтому сразу распознал среди прочих три ордена боевого Красного Знамени, орден Ленина и два Красной Звезды.
"Заслуженный старик", - подумал Михайлов и тут же представился:
- Михайлов Сергей Альбертович, третий секретарь посольства, чем могу быть полезен?
- Называйте меня Трофимовым Игорем Вячеславовичем, во всяком случае так записано в моем паспорте, - скрипучим голосом ответил посетитель и положил на стол паспорт гражданина СССР.
- Вы так говорите, уважаемый Игорь Вячеславович, будто это не ваши имя и фамилия. Или хотите меня с первого взгляда заинтриговать?
- Разве это интриги? Когда мы поближе познакомимся, тогда, может быть, вы больше заинтересуетесь моей скромной персоной. Но сейчас я не хочу отнимать у вас драгоценное время - завтра наш святой праздник, и у меня, и у вас будет много хлопот. Поэтому сразу приступаю к делу. Я пришел к вам от имени своих боевых друзей, которые по сути дела до сих пор не сложили оружия. Нас немного, всего семь человек, вместе с женами - двенадцать, с внуками и правнуками - тридцать три. Немного отвлекусь - заметьте, какие удачные числа. С вашего позволения я продолжу. По моим расчетам, я должен уложиться в пять-семь минут. Так вот, мы все хотели бы устроить домашнее застолье в честь Дня Победы. И от вас, именно от вас, зависит, когда оно состоится.
- Честно говоря, я не понимаю, как от меня может зависеть ваш праздник, - перебил собеседника Сергей, - присутствовать я не могу - 9 мая расписано у меня по минутам; выдать какую-либо материальную помощь без решения Трубецкого я тоже не в состоянии.
- Молодой человек, - дрожащим от негодования голосом сказал Трофимов, - вы меня перебили, не дослушав до конца. Нам не нужны, хотя это в нынешних условиях странно звучит, деньги. Всего, что нам положено по местным законам, нам хватает. Мы бы хотели, чтобы вы представили нас, ветеранов, на получение медали или ордена имени Георгия Константиновича Жукова, нашего многоуважаемого полководца, и вручили бы их во время нашего застолья. А причитающиеся нам деньги, которые, как мы слышали, Владимир Васильевич Трубецкой выдает вместе с наградами, просим передать инвалидам войны, список которых я принес с собой.
- Конечно, раз такое дело, я сейчас же оформлю ваши документы, но награды сможете получить только через месяц, когда их пришлют из Москвы.
- Очень хорошо! Тогда и вручите их 24 июня в очередную годовщину Парада Победы. Получится прекрасный двойной праздник, - сказал Игорь Вячеславович, выкладывая на стол паспорта и удостоверения ветеранов войны. Отдельно он положил список тех, кому, по его предположению, должны быть выданы деньги.
Михайлов быстро занес данные в анкеты, но, когда отдавал обратно паспорта, вспомнил, что в глаза ему где-то мельком бросилось неправильное их оформление. Сергей снова взял в руки паспорта и стал внимательно их перелистывать. "Нет, как будто все нормально", - только подумал он, как увидел, что в паспорте своего собеседника отсутствуют отметки о принятии российского гражданства.
- Извините, Игорь Вячеславович, - обратился Михайлов к старику, - но у вас нет штампа о гражданстве, поэтому лично вас я оформить не могу, не имею права. Вы же знаете наши порядки!
- Но я принимал гражданство, - взволнованным, но вместе с тем твердым голосом возразил Трофимов, - проверьте, пожалуйста, если не сегодня, то после праздника. При необходимости сделайте запрос, и пусть они проверят меня по всем видам учета. Уверяю вас, что это недоразумение сразу же уладится.
Сергей заверил, что во всем разберется, ещё раз проверил правильность написания адреса. На том и распрощались.
Глава 7
Три недели назад Матвею Борисовичу Суздальскому исполнилось восемьдесят пять лет. Дата вроде бы и не круглая, но каждый год, придвигавший приход Вечности, приравнивается к юбилею.
Однако не было ни души, которая могла бы вспомнить о юбиляре. Все, кого мало-мальски можно было назвать друзьями или знакомыми, отошли в мир иной, а родственников не осталось. За всю свою нелегкую жизнь Матвей Борисович так и не удосужился жениться, обзавестись детишками. Но это его не угнетало - он привык к одиночеству. Время от времени он приводил в дом женщин, строил планы дальнейшей совместной жизни, но все они куда-то исчезали - сказывалась работа. Когда прошли годы, и Суздальский встал на вершине построенной им самим пирамиды власти, брак и семья стали уже не нужны.
То, что полвека за Суздальского кто-то принимал решения, как ему жить, старика особо не волновало. Зато вот уже двадцать лет, как он один стоит у штурвала своеобразного политического, экономического и уголовного корабля, о котором практически никто никогда не слышал, но действия которого на себе ощутил почти каждый гражданин бывшего СССР и который продолжает оказывать влияние почти на все внутрироссийские события.
Точнее сказать, до сих пор не слышал. Во всяком случае так думал Матвей Борисович, но как раз в день рождения он получил поздравительную телеграмму из одной бывшей союзной республики: "Дружок! Поздравляю тебя с восьмидесятипятилетием. Очень рад, что ты дожил до этого времени. Скоро увидимся. Я надеюсь, что в этот раз ты мне расскажешь все. Курт".
Эта телеграмма насторожила юбиляра. Во-первых, никто не знал и не должен был знать о его личном празднике. В его теперешнем паспорте стоит другая дата рождения, как, впрочем, и имя, и фамилия - так нужно было для дела. Истинная дата была указана только в двух документах: личном деле командира Красной Армии, погибшего в финскую кампанию сорокового года, и оперативном деле офицера зондеркоманды батальона специального назначения абвера "Нахтигаль". Оба эти документа Матвей Борисович, не скупясь на взятки, сумел заполучить и теперь хранил в надежном сейфе одного из крупных столичных банков.