Молчали долго. Только в виду главных ворот дворцового комплекса, когда кортеж миновал ряды львов и драконов, шествующих по Айбур-Шабу, царь позволил себе слабость. Он положил руку на кисть Нур-Сина и выговорил.
- Крепись!..
Уже в своей канцелярии, которую он предпочитал бывшим царским апартаментам, устроенным в главном дворе, в соседстве с парадным залом, добавил.
- Дело сделано. Лабаши ушел к Эрешкигаль. Теперь нам нельзя терять времени.
- Я слушаю, господин.
- Отправляйся-ка, сынок, в Мидию, ко двору Астиага. Пришел черед провернуть то же самое дельце, которое ты так ловко обтяпал в Лидии. Мне нужен повод, чтобы отправиться в поход. Короткий, победоносный, обильный добычей...
Ошеломленный Нур-Син некоторое время растерянно смотрел на Набонида. Правитель не торопил его. Он подошел к окну, выходящему на первый административный двор, встал, сложил руки за спиной и принялся перекатываться с пяток на носки.
Был Набонид невысокого роста, плотен, лысоват, по затылку венчик седых волос. Лицо у нового царя было округлое, румяное, глазки маленькие, шустрые.
- Но, государь, - Нур-Син наконец собрался с духом, - к Астиагу сбежали те, кто поддерживали Лабаши. И Шириктум там, его наверняка успеют известить о решении рода. Ты посылаешь меня на смерть?
- Да, поездка трудная, но необходимая. Кроме тебя, мне послать некого. Я постараюсь насколько возможно обезопасить тебя. Ты отправишься к Астиагу с моим согласием начать войну с Лидией. Полагаю, в этом случае тебе не надо будет опасаться за свою жизнь, ибо начинать предприятие с убийства посла плохое основание для дружбы. Ты должен как можно дольше удерживать Астиага от враждебных действий по отношению к Вавилону. Главная задача - тянуть время. Если Астиаг начнет натравливать на меня соседей, не спорь и не противодействуй. Наоборот, в меру сил способствуй, чтобы он решительнее шагал в этом направлении. Самое главное - не допустить, чтобы он всеми силами обрушился на нас именно сейчас, в это трудное время. Далее, постарайся разузнать как можно больше об обстановке при дворе царя Мидии. Отыщи человека, на которого я мог бы опереться в борьбе с Астиагом. Тебе должно быть известно, что мидийский царь давно не в ладах с высшей знатью. Неужели среди них не найдется смельчака, который рискнет отобрать у Астиага трон или, по крайней мере, выступить против него. Найди его, ободри его, но действуй осторожно, береги голову. И вот что еще... Я дам тебе право миловать тех, кто бежал из Сиппара, однако пользуйся этим даром осторожно. Не спеши. Это очень острое оружие.
Далее голос Набонида приобрел какой-то иной, более раздумчивый оттенок.
- Вот что мне непонятно, почему Астиаг решился выступить против своего тестя Креза. В чем здесь причина? Эта политическая нелепость с самого начала не давала мне покоя. Боюсь, что в этом решении, как бы коварно или искренне оно не было, и таится разгадка.
* * *
Старик припомнил, с какой горечью на сердце он в тот день покидал дворец. Домой возвращаться не хотелось. Он уже прикидывал, может, лучше переночевать в музее, послать к Луринду раба с запиской, мол, дела задержали, потом опомнился. Рано или поздно все равно придется поговорить с ней. Жене в те дни и так приходилось нелегко, в глазах стояли слезы. Дело в том, что посланец, вызвавший его к отцу, тайно предупредил Нур-Сина, что Набузардан не желает видеть у своей постели "порченую смокву". В первые минуты Нур-Син даже не почувствовал обиды - в пылу величия, в запале от близости к царю, в плену обычая полагал, что отец вправе поступать с той, кто не исполняет долг, как ему заблагорассудится. Да, он любил Луринду, но тяжесть забот о роде, ответственность за многочисленных родственников, близких и дальних; за клиентов, которых в Вавилоне и его окрестностях были сотни, если не тысячи, подсказывали - что есть женская слеза? Вода и только. Пора сделать решительный шаг. Конечно, поступать следовало разумно, к обоюдному согласию, то есть сохранить то, что можно сохранить. Прежде всего, дотошно обсудить этот вопрос с женой, пусть она сама подберет наложницу...
Постаревший Нур-Син, наблюдавший за восхождением Венеры, усмехнулся. Тогда, после разговора с новым правителем, все эти семейные, родовые хлопоты казались несусветной чепухой, ненужной чепухой. Что они могли значить после того, как перед ним отверзлась дорога в Мидию! Как всегда ласки Набонида оказались сродни объятиям жуткого, выбравшегося из бездны нижнего мира лабасу. Нур-Син не обманывался насчет опасности поездки в стан варварского, недружелюбно настроенного по отношению к тем, кто погубил его внучатого племянника Лабаши, царя. Добром это посольство не кончится. Истина в том, что исполни он, Нур-Син, замысел Набонида - хорошо, провали миссию, сдохни в мидийской темнице - тоже неплохо. В любом случае у Набонида появится повод обвинить Астиага в нарушении вечной дружбы, а также крепкая узда, с помощью которой можно взнуздать Вавилонию. Чем здесь могла помочь наложница? Он весь вечер бился над этой загадкой. Изумление вызывала простенькая догадка, что знания, обычай, долг, положение при дворе требовали от него чего-то такого, что имело мало отношения к нему, топчущему землю, вдыхающему воздух, утоляющему жажду Нур-Сину. Далее последовало ошеломляющее открытие. Заключалось оно в том, что, сойдись он в оставшиеся до путешествия в Мидию дни с какой-нибудь наложницей, роди она ему сына, он, преданный постыдной казни в далеком краю, даже не узнает, есть ли него наследник, получил ли род Нур-Сина достойного вождя? Какая же радость для него, пока живого и теплого Нур-Сина, в этом исполнении долга? Более того, не хотел он никакую наложницу, как бы странно это не звучало! Для услады ему вполне было достаточно Луринду. Как хотелось прожить тихо, для себя, не привлекая внимания. Далее пришло на ум, что, например, останься он неприметным хранителем дворцовых диковинок, не угоди в фавор, все равно нашлось бы злое, которое вот также неожиданно обрушилось на него. Неужели его удел всегда оставаться без вины виноватым, причинять ущерб самому себе?
Боги порой очень жестоко вышучивают человека. С утра имел намерение сурово поговорить с Луринду, а вечером начал просить у неё совета, искать утешения.
Старик повздыхал, покивал - так было.
Он начал разговор с Луринду с поездки к Астиагу. Понятно, она тут же принялась утешать, успокаивать - мол, не в первый раз. В Лидию ездил, и ничего, обошлось. Он слушал её молча, с комком обиды в груди. Разве ей могли быть известны опасности, ожидавшие его в этих варварских Экбатанах!
Что взять с женщины?!
Затем рассказал о том, как все происходило в отцовском доме. Как поделили наследство, как отреклись от Шириктума. В самом конце упомянул о требовании, которое выставил отец.
Луринду покорно закивала.
- Я согласна, родной... - и вдруг разрыдалась, да так горько, с таким отчаянием, что Нур-Син вышел из комнаты.
Всю ночь он провалялся на крыше, пил темное пиво, вопрошал звезды, как быть, на кого опереться? К кому обратиться с мольбой - научи, укажи путь к спасению. Освети дорогу.
Небо, ясное, чистое в ту ночь, помалкивало. Полнолицый неулыбчивый Син, на ходу топтавший звезды, грозно поглядывал на него. Шел с востока, направлялся на запад, свет его был ярок, серебрист и брезглив. Ждать помощи от него не приходилось. Утренняя заря, скоро заглянувшая в Вавилон, тоже была далека и всеобща.
Куда ему, бедному страдальцу, было податься?
Забылся Нур-Син с восходом солнца. Пристроился в тени, несколько минут разглядывал ожившую, облитую оранжевым светом вершину Вавилонской башни, потом веки сомкнулись. Уже в полудреме, на грани сна, кто-то подсказал голосом Набонида: "Не спеши!" Но это был не Набонид, а кто-то другой, неведомый, бородатый, незримый, которому хотелось верить. В которого хотелось верить...
В полдень вызвал Луринду, сообщил о своем решении - до своего возвращения из Мидии он подождет. Пусть она - здесь он запнулся, потом все-таки выговорил - поищет, поспрашивает ему девушку. Можно из семей их арендаторов, дешевле будет сговориться. Какую искать, ей известно...