Слово "ад" еще очень употребительно в английском народе. Но мне трудно определить, что оно должно означать. Обыкновенно "ад" означает бесконечный страх. Вещь, которой страшно боится и перед которою дрожит человек, которой он старается избежать всеми силами своей души. Поэтому есть ад, если как следует об этом подумать, который сопровождает человека по всем ступеням его истории и религиозного или иного развития. Но ады людей и народов очень различаются друг от друга.
У христиан существует бесконечный страх перед тем, что справедливый Судья может найти его виновным. У древних римлян был, как я себе это представляю, страх не перед Плутоном (который их, вероятно, очень мало смущал), а страх перед недостойными, недобродетельными, или по основному значению их выражения - трусливыми поступками. Если посмотреть на суть вещей, чего же современная душа бесконечно боится на деле и воистину? На что смотрит она с понятным отчаянием? Что составляет ее "ад"? Не торопясь и с удивлением выговариваю я это: "Ее ад - это страх перед недостатком успеха. Боязнь, что ей не удасться приобрести денег, славы или иных земных благ. Особенно же денег". Разве это не своеобразный ад? Да, он очень своеобразен. Если у нас нет "успеха", на что мы нужны? Тогда было бы лучше, если бы мы вовсе и не появлялись на свет Божий.
В действительности же этот ад принадлежит, конечно, Евангелию Маммонизма, который имеет и соответствующий рай. Ведь, в сущности, действительность представляется в самых различных видах. На одну вещь мы действительно серьезно смотрим, а именно: на наживу денег. Трудящийся Маммонизм делится с ленивым дилетантизмом, который, со свойственным ему аристократизмом, пользуется своими правами свободной охоты на свете. Слава Богу, что есть хоть Маммонизм или что-либо иное, на что мы серьезно смотрим. Лень - самое скверное - только одна лень живет без надежды. Работай серьезно над чем бы то ни было, и ты постепенно привыкнешь ко всякому труду. В работе лежит бесконечная надежда, даже если эта работа делается для наживы денег.
Действительно, надо сознаться, что мы в настоящее время пришли к необыкновенному заключению с нашим Маммоновским Евангелием. Мы называем это обществом, и, вместе с тем, открыто признаемся в совершеннейшем разобщении и изолировании. Наша жизнь - не взаимная помощь, а скорее (под прикрытием военных законов, которые называются "свободной конкуренцией" и т.д.), взаимная вражда. Мы совершенно забыли, "что наличный расчет" не составляет единственного соотношения с человеческим существом. Мы твердо уверены в том, что все обязательства человека этим исчерпываются. "Мои голодающие рабочие? - Отвечает богатый фабрикант, - Разве я их не честно нанимал на рынке? Разве я не уплатил им всей условленной суммы до последней копейки? Что же мне еще с ними делать?".
Правда, поклонение Маммоне - очень скучная религия. Когда Каин, для собственной своей пользы, убил Авеля, и его спросили: "Где твой брат?", он также ответил: "А разве я сторож брата моего? Разве я брату своему не уплатил жалованья - того, что он у меня заработал?".
О, любящий роскошь богатый купец, сиятельный, занимающийся охотой герцог, разве нет другого средства для уничтожения твоего брата, кроме грубого способа Каина? "Хороший человек уже обещает кое-что своею наружностью, своим присутствием, в качестве жизненного спутника в пилигримстве этой жизни". Беда ему, если он забудет все такие обещания, если он никогда не знает, что они были даны! Для омертвевшей души, которая преисполнена лишь немым идолопоклонством чувств, для которой ад и недостаток в деньгах имеет одинаковое значение - все обещания и нравственные обязанности, неисполнение коих не подлежит судебному преследованию, как бы не существуют. Можно ему приказать уплатить деньги но больше ничего. Во всей истории прошлого я не слышал о таком обществе, где бы то ни было на Божьем свете, которое основывалось бы на такой философии, и, надеюсь, в истории всей будущности не найти ничего подобного. Не так создана Вселенная. Она создана иначе. Человек или нация людей, думающих, что она так создана, простосердечно продвигаются дальше, шаг за шагом. Но мы знаем, конечно, куда. В последние два века атеистического правления (теперь почти двести лет прошло с благословенного водворения священной особы его величества и защитника веры, Карла II) мы, по моему мнению, в достаточной мере исчерпали ту прочную почву, по которой могли еще ходить. А теперь мы стоим в страхе и опьянении на краю пропасти! Дело в том, что из того, что мы называем атеизмом, вытекает еще такая масса других "измов", и ошибок, каждую из которых преследует свое собственное несчастие! Душа - не ветер, заключенный в капсулу. Всемогущий Создатель - не часовщик, который когда-то, в доисторические времена, сделал часы из вселенной и сидит с тех пор перед ними и следит, что с ними творится! Вовсе нет! Отсюда происходит Атеизм, отсюда являются, как мы говорим, многие другие "измы". И суммою всего является рабство - противоположность геройству - печальный корень всех страданий, какими бы именами они не назывались.
И действительно, точно так же, как ни один человек никогда не видел вышеупомянутого ветра, заключенного в капсулу, он находит это, строго говоря, более ложным, нежели понятным. Он находит, что всемогущий часовщик представляет собой весьма ложный предмет, и сообразно с этим отрицает его. И вместе с ним еще многое другое. К сожалению, неизвестно, что именно и сколько другого! Ведь вера в Невидимое, Безымянное и Божественное, которое присутствует во всем, что мы видим, делаем, при всех наших страданиях, составляет квинтэссенцию всякой веры, как бы она ни называлась. Если еще и это отрицать? Или, что еще хуже, признавать это только губами или в переплетенных молитвенниках. Если это отрицать, что же вообще останется? Во что можно будет верить?
Один из факторов, приведенных доктором Алисоном в сочинении о призрении бедных в Шотландии, произвел на нас глубокое впечатление. Бедная ирландская вдова, муж которой умер на одной из маленьких улиц Эдинбурга, лишенная всяких средств к существованию, покинула свою квартиру с тремя детьми для того, чтобы просить помощи в благотворительных учреждениях этого города. Ее стали направлять из одного учреждения в другое. Ни в одном из них ей не пришли на помощь, пока, наконец, силы ее окончательно не исчезли. Она заболела тифом, умерла и заразила всю улицу, на которой жила, своей болезнью, так что еще семнадцать человек от этого умерло. Человеколюбивый врач спрашивает по этому поводу, как будто сердце его слишком переполнено для того, чтобы как следует высказаться: "Не следовало ли бы помочь этой бедной вдове, хотя бы в виду экономии?" Она заболела тифом и убила семнадцать человек из вас! - Очень странно! Покинутая ирландская вдова обращается к своим собратьям, как бы говоря: "Смотрите, я валюсь с ног из-за отсутствия помощи. Вы должны помочь мне! Я ваша сестра. Кость от вашей кости, один Бог создал нас. Вы должны прийти ко мне на помощь!" Они отвечали: "Нет, это невозможно. Ты нам не сестра". Не она доказывает свои родство: ее тиф убивает тех. Они действительно были ей братья, хотя и отрицали это! Нужно ли было когда-либо человеческому существу еще глубже искать доказательства?