У дальней стены расположились оружейные стойки, в основном с полуавтоматическим оружием и разными ружьями, включая пару ФН-тактических полицейских ружей, явно только распакованных. Я увидел штурмовые винтовки Си-Зет 2000, и пять 5,56-дюймовых легких автоматов. Магазинные коробки для М-16 и патронташи для М-249 были сложены аккуратно около каждого. Имелся также АК-47 и стеллаж над стеллажом подобного ему В-Зет58. Около них были еще два стеллажа различного автоматического и полуавтоматического оружия и сложенные по два на прикрытом клеенкой верстаке пистолеты. Почти все продемонстрированное нам оружие было новехоньким, явно выпущенным для нужд военных. Создавалось впечатление, что половина лучшего вооружения чешской армии попадала на склад к Мосту. Если на эту страну нападут, им придется обходиться духовыми ружьями и бранными словами, пока кто-то не соберет достаточно денег, чтобы выкупить настоящие боекомплекты.

Мы с Эйнджелом наблюдали, как Луис осматривал оружие, щелкал затворами, проверял патронники, вставлял и вытаскивал зажимы. В конечном счете он остановил свой выбор на трех пистолетах «хеклер и кох» сорок пятого калибра, с глушителем Найта, чтобы уменьшить вспышку и звук. Пистолеты имели метку «USSOCOM» на стволе. Получалось, первоначально они изготавливались для американской команды специальных операций. Ствол и затвор были чуть длиннее, чем на обычном «хеклер и кох-45», и у них была особая винтовая резьба на дульном срезе для глушителя и еще модуль лазерного прицела, установленный перед предохранителем.

Он также взял несколько боевых ножей «Гербер патриота» и для себя «стейер» девятимиллимитровый — автоматический пистолет, оснащенный тридцатипатронным круглым магазином и глушителем, который был значительно длиннее самого пистолета.

— Мы возьмем две сотни патронов для сорок пятого, и я возьму три по тридцать для «стейера», — сказал Луис, закончив с осмотром. — Ножи вы подбросите нам бесплатно.

Мост согласился с ценой за пистолеты, хотя его удовольствие немного потускнело из-за способностей Луиса торговаться. Мы забрали оружие. Мост даже откопал для нас какие-то старые кобуры, такие истрепанные, словно они поступили с шоу Буффало Била. «Мерседес» все еще стоял припаркованный на том же месте, правда, за рулем сидел уже кто-то другой.

— Мой кузен, — объяснил Мост. Он похлопал меня по руке. — Вы уверены, что не хотите остаться и немного позабавиться?

Слова «забава» и «Мечта Купидона» в моем сознании никак не вязались вместе.

— У меня есть подруга, — ответил я.

— А здесь будет другая, — не отставал Мост.

— Не думаю. Я не слишком хорош и с той, что у меня уже есть.

Мост не предлагал девочек ни Эйнджелу, ни Луису. Я указал им на это, когда мы ехали назад к гостинице.

— Наверное, только ты один из нас смотришься падким на отклонения, — предположил Эйнджел.

— Да уж, наверное, так и есть, вы оба такие чистюли.

— Нам уже следовало бы быть там, — перебил нас Луис.

Он говорил о Седлеце.

— Они не тупицы, — ответил я. — Они уже ждали так долго. Прежде чем сделают ход, захотят осмотреться. Им понадобятся оборудование, транспорт, люди. Да и вниз они не станут спускаться до наступления темноты. Когда они появятся, мы уже будем ждать их.

Мы направились в Седлец на следующий день, выбрав указатель на польскую границу, потому что так было быстрее, чем по дороге, проходившей через деревни и города. Мы проезжали мимо пшеничных и свекольных полей, отдыхавших после сбора урожая, через густые леса с маленькими охотничьими домиками на опушках. Согласно путеводителю, который я прочел в самолете, дальше к югу, в Богемских лесах, водились медведи и волки, но здесь жили главным образом мелкие млекопитающие и птицы: утки, куропатки. В отдалении я мог видеть красные черепичные крыши домов и шпили деревенских церквей, возвышающиеся над крышами. Свернув с шоссе, мы проехали через индустриальный город Колин, крупный железнодорожный узел, где пересекаются дороги на восток к Москве и на юг в Австрию. Мы видели какие-то обвалившиеся здания, на других объектах шел процесс восстановления. В окнах были вывешены таблички «Пиво», а у открытых дверей стояли доски с написанным от руки мелом меню.

Седлец — это теперь почти пригород Кутны, города покрупнее. Огромный холм возвышался перед нами — Канк, если верить карте, первая большая шахта, открытая в городе после обнаружения серебра на землях, принадлежавших католической церкви. Я видел рисунки шахт в путеводителе. Они напомнили мне изображение ада Босха. Люди, опускающиеся под землю, одетые в белые туники, чтобы их было заметно в тусклом свете их ламп, кожаная юбка на спине, чтобы быстро и не поранившись съезжать вниз. Они брали с собой хлеба на шесть дней, поскольку у них уходило по пять часов, чтобы подняться назад на поверхность, и поэтому шахтеры оставались на глубине все шесть дней недели, появляясь только на седьмой день, чтобы помолиться, провести время с семьями и пополнить запасы еды, перед тем как снова возвратиться в подземный мир. Почти у всех на груди был образ святой Варвары, покровительницы шахтеров, ибо те, кто умирал в шахтах, делали это без благословения священника, без всяких обрядов, и их тела оставались под землей, даже если их удавалось найти среди груды обвалившихся камней. Они надеялись все же найти свой путь к небесам со святой Варварой.

Город Кутна-Гора по-прежнему стоял над бывшими шахтами. Под его зданиями и улицами пролегали мили туннелей, и земля была смешана с костями тех, кто там работал и умирал, добывая серебро для жизни наверху. «Подходящее место для погребения „Черного ангела“, — подумал я, — крохотный уголок укромного ада в Восточной Европе, небольшой уголок сотовидного мира».

Мы взяли вправо у большого супермаркета «Кауфланд» и подкатили к пересечению улиц Цечова и Староседлецка. Склеп был на последней, прямо перед нами, окруженный высокими стенами и кладбищем. Наискосок от него разместился ресторан и магазин под названием «У Балану», а за углом направо гостиница. Мы попросили разрешения взглянуть на номера и в конечном счете остановились на двух, из которых хорошо был виден склеп. Затем пошли посмотреть на сам склеп.