– Не следует мне бросать тень на даму, которая и моя гостья и жена моего боевого товарища, – сказал сенешал Вильфранша. – Вдобавок я заметил на ее плаще серебряный крест, а этот знак подтверждает, что в тех странных силах, какими она, по вашим словам, обладает, нет зла.
Эти доводы решительно повлияли и на богемца и на госпитальера, и они заявили, что все их возражения окончательно исчезли, и даже леди Рошфор, которая до того сидела, дрожа и крестясь, перестала поглядывать на дверь, а ее страх сменился любопытством.
– Среди способностей, которыми наделена моя жена, – сказал Дюгесклен, – есть удивительный дар провидеть будущее; однако эта сила находит на нее очень редко и быстро исчезает, ибо ею нельзя управлять. Благословенный час прозрения, как она называет его, наступал всего лишь дважды с тех пор, как я знаю ее, но я могу поклясться, что все предсказанное ею действительно сбылось. Накануне сражения под Орейем она сообщила, что это будет несчастный день и для меня и для Карла Блуасского. Еще солнце не село, а он уже был мертв, я же стал пленником сэра Джона Чандоса. Она не на все вопросы может дать ответ, а только на те…
– Бертран, Бертран, – воскликнула леди Дюгесклен тем же далеким голосом, – благословенный час проходит. Воспользуйся им, Бертран, пока можно!
– Сейчас, любимая. Скажи тогда, какая судьба меня ожидает.
– Опасность, Бертран, неотвратимая смертельная опасность, она подползает к тебе, а ты и не знаешь.
Французский воин оглушительно расхохотался, и его зеленые глаза весело заблестели.
– В какую минуту за все двадцать лет это бы не было правдой? – воскликнул он. – Опасность – в самом воздухе, которым я дышу. Но разве она уже так близка, Тифен?
– Здесь… сейчас… совсем рядом с тобой, – запинаясь, произнесла она, и лицо ее свела судорога, точно она смотрела на что-то ужасное, от чего слова стынут на губах.
Дюгесклен обвел взглядом затянутую гобеленами комнату, щиты, столы, столик с изображениями святых, буфет с серебряными подносами и сидевших полукругом изумленных друзей. Стояла глубокая тишина, в которой слышалось только учащенное дыхание леди Тифен и легкое посвистывание ветра за стеной, вдруг донесшего до них далекий звук пастушьего рога.
– Опасность пусть подождет, – заявил он, пожав широкими плечами. – А теперь, Тифен, скажи нам, чем кончится война в Испании.
– Я вижу смутно, – ответила она, с усилием во что-то вглядываясь и хмуря лоб, словно была вынуждена напрягать зрение. – Передо мной горы, высохшие равнины, блеск оружия, воинственные клики. Но кто-то шепчет мне, что неудача принесет вам победу.
– Ха, сэр Найджел, как это вам нравится? – удивился Бертран, покачав головой. – Точно мед с уксусом – полусладко и полукисло. А вы ни о чем не хотели бы спросить мою жену?
– Конечно, хотел бы. Я желал бы узнать, достойная госпожа, как обстоят дела в замке Туинхэм и, главное, что делает моя дорогая супруга.
– Отвечая на этот вопрос, я должна коснуться рукою того, чьи мысли с силой устремлены к названному вами замку. Да, сэр Лоринг, кто-то шепчет мне, что здесь есть другой человек, он более глубоко вопрошает, чем вы.
– Упорнее меня думает о моем собственном доме? – воскликнул сэр Найджел. – Боюсь, госпожа, что в этом деле вы все же ошибаетесь.
– Нет, сэр Найджел. Подойдите сюда, молодой английский оруженосец с серыми глазами. А теперь дайте мне вашу руку и положите вот сюда, мне на лоб, чтобы я могла увидеть то, что видели вы. Какая картина встает передо мной? Туман, туман, клубы тумана, и среди них высится квадратная черная башня. Вот он тает, утончается, поднимается кверху, и я вижу замок на зеленой поляне, неподалеку берег моря, а на расстоянии выстрела из лука большая церковь. По лугам протекают две речки, между ними стоят палатки осаждающих.
– Осаждающих? – воскликнули в один голос Аллейн, Форд и сэр Найджел.
– Да, это так, и они ведут упорную атаку на замок, ибо их огромное множество и они полны отваги. Смотрите, как они с яростью штурмуют ворота, хотя у них всего несколько лестниц, а остальные ряд за рядом осыпают стены своими стрелами. Среди них много вожаков, они кричат и машут, а один рослый человек с белокурой бородой стоит перед воротами, топает ногой и натравливает толпу, как доезжачий собак. Я вижу женщину, нет, двух, они стоят на стене, они подбадривают лучников. Те пускают вниз тучи стрел, мечут копья, швыряют камни. А! Высокий вожак упал, остальные отступили. Но туман снова густеет, я больше ничего не вижу.
– Клянусь апостолом, – сказал сэр Найджел, – я не допускаю мысли, чтобы в Крайстчерче могли разыграться такие события, и я совершенно спокоен за главную башню, пока моя любимая супруга вешает ключ от наружного двора в изголовье своей постели. Но не отрицаю, что вы описали замок не хуже, чем мог бы сделать я сам, и я глубоко поражен всем, что видел и слышал.
– Мне хотелось бы, леди Тифен, – заявила леди Рошфор, – чтобы вы, воспользовавшись своими особыми способностями, сказали мне, куда делся мой золотой браслет: когда я охотилась с соколом на второе воскресенье рождественского поста, он исчез без следа.
– Нет-нет, – запротестовал Дюгесклен, – не подобает растрачивать столь великую и дивную силу ради удовлетворения любопытства или на розыски в угоду даже столь прекрасной даме, как хозяйка Вильфранша. Задайте достойный вопрос, и с помощью божьей вы получите достойный ответ.
– Тогда я спрошу, – воскликнул один из французских оруженосцев, – в этой войне между англичанами и нами на чью победу можно надеяться?
– Победят обе стороны, и каждая останется при своем, – ответила леди Тифен.
– Значит, мы по-прежнему будем владеть Гасконью и Гиенью? – воскликнул сэр Найджел.
Леди Тифен покачала головой.
– Французская земля, французская кровь, французская речь. Это французские земли, и Франция их получит.
– Но не Бордо же? – взволнованно спросил сэр Найджел.
– Бордо тоже часть Франции.
– Ну, а Кале?
– И Кале тоже.
– Пусть я тогда буду проклят, и пропади они пропадом, эти предсказания! Если от нас уйдут Бордо и Кале, что же останется Англии?