— Ты это наизусть? А, ну да.

— Между окнами на уровне часов или картины.

— Без проблем. Интересно, кто там живёт?

— Кто бы ни жил, надо попробовать договориться и поделить.

— А, всё равно, я по любому готов. Договориться или не договориться…

— «По любому» я не согласен. Ты вообще-то что имеешь в виду?

— Да ладно, ничего, не ссы. Ты представляешь, сколько одна монета может стоить?

— Где ты её продашь?

— На Рубинштейна, возле скупки. Там искать никого не надо, жуки сами подходят. Особенно если ребёнок, сразу видно, что спёр из дома. Им такого легче всех облапошить.

— Я вижу, у тебя опыт в этом деле.

— Был грех классе в четвёртом. Искупил, был жестоко наказан. Запомнил на всю жизнь.

— Пойдём, посмотрим, где эта квартира. Иногда дверь или окна могут сказать многое о хозяевах.

То шли, то бежали. Гусев совершенно преобразился. Непрерывно болтал, сбивая дыхание и заходясь кашлем.

— Продадим пару монет, остальные все спрячем. Сдадим в камеру хранения. Там, на вокзале, такие шмары… За четвертной готовы на всё, любые фантазии. А если забуриться у неё дома, с выпивкой, можно надолго. Всё, что хочешь, хоть каждую минуту. Я как раз впервые… классе в девятом. С моим старшим брательником сутки просидели за столом у одной такой шмары. Все пьяные, она голая, мы голые, сиськи до пола, пизда нараспашку, кровать разобранная…

Друзья остановились, засунули руки в карманы, согнулись и напряглись, как будто бы уже сию минуту описаются.

— Слушай, тут сортир есть? — процедил Телегин сквозь зубы.

— За гаражами одно место знаю… Пошли… Ссука, Берёзкина, я ей такое не прощу…

В это время Кира Берёзкина, прикрывшись учебником, одиноко сидела на пустынных трибунах бассейна общества «Водник». Она уже переоделась в купальник и снова надела сверху школьную форму. Тренеру сказала, что уроки рано закончились. Месячные закончились ещё раньше, ночью. Отмывшись до скрипа, она была чиста и девственна.

А эти двое… Взбесившиеся сперматозоиды. Фу, какие уродцы. Дегенераты.

11

Вышли из-за гаражей, стыдливо не глядя друг на друга. Гормоны на время притихли. Зашагали дальше, но уже не так резво.

— Слушай, а может, сначала в ресторан сходим? — предложил Гусев. — Ну, пожрать хорошенько. Помнишь, был такой «Кавказский» у Казани. Шашлыки на углях, люля-кебаб, лепёшки, гранатовый шербет…

Оба сглотнули слюнки.

— Да, — согласился Телегин, — пожалуй, можно. Если днём. Типа пообедать. Вечером нас не пустят.

Дом и квартиру нашли сразу. Из двора-колодца в окнах ничего не видно. Даже свет люстры — то ли есть, то ли нет. Во дворе помойные баки и пикет милиции. Грязная парадная с обугленными почтовыми ящиками, седьмой этаж без лифта. Выше только забитый гвоздями чердак. Дверь с глазком; надо сразу показать что-то убедительное. За дверью едва слышно играла музыка — радио или телевизор…

— Возле ящиков валялись бумажки, — вспомнил Телегин.

Спустились, нашли затоптанное повторное извещение с надписью «несущ. адрес». Отряхнули, исправили несуществующий на тот самый. Главное войти, потом можно уболтать. Кто откажется от денег.

Позвонили.

Открылась дверь, музыка стала слышна более отчётливо. Это была полузапрещённая из-за своей слащавой эротичности песенка, которую называли «Жетен». Стало понятно, что это не радио и не телевизор.

В дверях стояла женщина средних лет в халате, с бокалом в руке. Ничего особенного в её фигуре не было, так, рыхлый домашний хомячок «90-85-90». Не надо было обладать особенной проницательностью, чтобы догадаться, что она не одна. Скорее всего, вдвоём. Потому что в коротком халате и не спросила через дверь кто такие.

— Вам кого, мальчики? — произнесла дама и покачнулась.

— Вам извещение.

— Кто-то умер? Муж?

Дама сделала глоток из коньячного фужера.

— Нет… Кажется, бандероль.

— Пройдите.

Гусев и Телегин зашли в прихожую, увидели на вешалке запредельно дорогую женскую шубу и мужские тапочки. Хозяйка взяла извещение вверх ногами и долго на него смотрела при свете бра.

— Прочтите, — она протянула Гусеву бумажку, — ничего не вижу. Без очков ничего не вижу. А очки… ну их.

— Смирновой Ирине Сергеевне. Ценная бандероль. Главпочтамт…

— Что? Какой ещё Смирновой. Я Гольданская. То есть, это по второму мужу. Теперь я… Не важно. Вы почту разносите?

Дети-оборотни уже более или менее сообразили что к чему. В первую очередь то, что хозяйка одна, сильно выпивши и ничего не видит без очков.

— Подрабатываем, — сообщил Телегин. — Студенты.

— Хотите выпить?

— Вообще-то работать надо…

— Успеете. Раздевайтесь.

Оборотни сняли куртки и обувь.

— Проходите. Мелкие вы какие-то. Мелкий студент пошёл… Где вы студенты?

— На журфаке.

— А! — вскликнула дама. — Я там всех знаю! Кто декан?

— Зазерский Валерий Петрович, — вспомнил Телегин. Когда учился он сам, Зазерский был уже ректором.

— А! Бобочка! Я его знаю! Такой дурашка!.. Нет, это я так, шучу. Мальчики, вы только хорошо учитесь. Не обижайте Бобочку. То есть, Валерия… э-э…

— Петровича, — подсказал Телегин. — Не волнуйтесь, мы самые лучшие.

— Хорошо. За это и выпьем. Сядьте, не мельтешите. Сюда, сюда. Нет, ты погоди, возьми вон там два фужерчика. Ага. А ты наливай.

Пить коньяк детям нельзя, это они понимали как взрослые. Организм может не правильно понять. Кроме того, было похоже, что в интимном свете импортного торшера наклёвывается нечто гораздо более заманчивое…

— За знакомство. Меня зовут Людмила. Можно просто… Людмила. Господи, я так и сказала. Можно без отчества! Выпьем за знакомство.

Не сводя глаз с задравшегося края халата, под которым виднелась кружевная комбинация, дети-оборотни чокнулись и выплеснули коньяк на ковёр. Довести дамочку до кондиции а потом спокойно обчистить тайник — плёвое дело. Но ещё раньше следовало воспользоваться дарованным судьбой шансом, стечением обстоятельств, случайным сближением, какое может прийти в голову только во время эротических фантазий, близких, уже очень близких к кульминации…

— Как вас зовут, студенты?

— Виктор.

— Александр.

— Сергеевич? Пф-ф!

— Именно. Угадали.

— Тогда за знакомство. То есть, опять. Тот раз не в счёт. Налили… Эй, Пушкин, налили!…И чокнулись.

Снова выплеснули на ковёр, глядя теперь, словно удавы, на обнажившееся плечо.

— Извините, — Людмила поправила халат. — Не надо смотреть. Вы ещё молоды. — Она потянулась к проигрывателю и переставила иглу на начало. Снова понеслась приторно-сексапильная мелодия «Жетен».

Налили и молча выпили. Все трое.

— А хотите, смотрите. — Людмила нарочно приспустила с плеч халат и кокетливо поиграла плечами. Её грудь колыхнулась.

Медленно поднявшись с кресел и обойдя столик с двух сторон, дети сели рядом с хозяйкой на диван — слева и справа. Четыре руки, словно щупальца, жадно потянулись к телу. Людмила вдруг откинула голову, прикрыла глаза и задышала. Два обезумевших, дрожащих от нетерпения сперматозоида, принявших облик четырнадцатилетних мальчиков, принялись раздевать готовую на всё женщину, не веря ещё своему счастью.