Так и есть, начинает.
- Я понимаю, что был тогда несколько наивным. Но когда же еще быть наивным, как не в семнадцать лет?! - Грустно и как-то сладостно улыбается, уносясь в те уже давние времена, когда был сдан наконец последний выпускной экзамен. - И все же убежден, что мы правильно сделали, поработав до института... Это пошло всем на пользу... Ты не согласен?..
- Согласен...
-- Ты что-то не договариваешь.
- Отстань...
- Нет, правда... А то, что ты потом так и не пошел учиться, в этом никто не виноват, кроме тебя.
Ждет возражений; усмешка вместо ответных доводов подбавляет ему горячности.
- В конце концов мною двигали самые искренние побуждения...
- Как и всегда...
- Да, как и всегда. А ты этого не считаешь?
- Представь, не считаю...
Обиженно подрагивают ресницы, он все так же чувствителен к насмешкам.
- Ты можешь обосновать свои слова?
- Могу... Да неохота...
- Но ты же оскорбил меня.
-Да.
В глазах влага, напряжение, тщетно скрываемая растерян
ность.
- Ну потрудись хотя бы объяснить, за что?
- Ты сам прекрасно все знаешь.
Электричка плавно затормозила и остановилась...
Здание вокзала реконструируют, идем в обход, через пути. Молча шагает рядом, обиженно посапывает, но не отстает..,
- А как ребята поживают? Не заходят к тебе? ^Нет.
- Что, совсем не видитесь?!
- Почти.
Появилась возможность упрекнуть кого-то, и он, конечно, не упустит ее.
- А почему?! Как можно жить в одном городе и не общаться?
Опасливо следит за каждым моим движением, но выражение лица все так же вызывающе решительно. Желание двинуть его по роже пропадает столь же мгновенно, как и возникло. И тут же в душе поднимается нечто похожее на стыд. И за себя, все еще таящего обиду (а ведь почти десять лет прошло), и за него, такого же трусливого при всем его напористом правдолюбии.
Страх взвинчивает его еще больше: теперь ничто не в силах остановить обличительного порыва...
- Что с вами происходит?! Во что вы превратились?! Я жил у черта на куличках, на другом конце страны, у меня не было возможности... Но как могли вы, живя в одном городе, растерять друг друга?! Что вам мешает хотя бы поинтересоваться, кто как живет?!
Он искренен, как всегда. И в общем-то говорит (а точнее, выкрикивает) правду. Но правда эта каждый раз лишь одна из многих справедливых правд. Остальные для него просто не существуют. И эту единственную свою правду он отстаивает с пеной у рта до победного конца...
Идея пойти после школы работать возникла у него неожиданно, когда мы лезли по пожарной лестнице на крышу 134-й школы. Предложение пробраться туда через чердак тоже было сделано им - в ту пору он активно вытравлял из себя трусость...
Знакомые девочки, которых мы рассчитывали встретить у входа, так и не появились, а может, мы их не заметили. Мы стояли в толпе, запрудившей школьный двор, и желание попасть на выпускной вечер росло по мере того, как сквозь заслон дежурных один за другим проходили счастливые обладатели пригласительных билетов. Поэтому предложение его было подхвачено сразу, хотя все понимали, что затея рискованная.
Первым начал восхождение Счастливчик (он уже тогда имел эту кличку), за ним Писатель (кто бы мог подумать в те годы, что он способен сочинить что-нибудь, кроме замысловатого ругательства...). Третьим медленно двигался Друг; он жутко трусил и уже где-то на середине лестницы начал терять сознание. Последним был Делец - он считался самым способным, увлекался астрофизикой и собирался поступить в МГУ...
- А ты уверен, что с чердака есть выход? - спросил Счастливчик, уже поднявшись на несколько ступенек.
- Нет, не уверен. - Друг все еще стоял на земле. - А ты что, испугался?
Счастливчик ничего не ответил...
Примерно на высоте третьего этажа Друг замедлил движение. Еще пара ступенек, и мое лицо уперлось в его дрожащие икры.
Делаю еще шаг. Теперь ему упасть сложно: обмякшее тело с двух сторон обхвачено моими руками, держащимися за лестницу; головой упираюсь в его худые лопатки...
Наконец, переборов страх, он поднимается на одну ступеньку.
- Что вы там делаете? - спрашивает идущий следом Делец.
Но сейчас не до объяснений...
Счастливчик и Писатель уже добрались до крыши.
- Что случилось?
- Он падает...
Общее внимание придает ему силы. Но, прижимая его к лестнице, невозможно одновременно двигаться вверх.
Писатель и Счастливчик уговаривают его отпустить лестницу и ухватиться за их руки. Наконец Друг решается, и они втягивают его наверх.
Все страшно испуганы.
- Что с тобой?!
- Не знаю... я высоты боюсь.
- Зачем же ты полез?
- Специально.
- Идиот... А если бы упал?!
Странным он был трусом, Друг, - почему-то призывал всех совершить то, чего сам больше всего боялся...
Прежде чем полезть в чердачный люк, он, отдышавшись, счел необходимым сделать заявление.
- Я решил пойти работать, ребята". Сколько можно сидеть на шее у родителей? А учиться буду вечером или заочно. И вам предлагаю...
Странно было слышать эти слова из уст человека, отец которого, пробыв несколько лет на партийной работе в сельском районе, недавно стал ректором самого крупного в городе вуза. Ни у кого не было сомнения, что именно в этом вузе и продолжит Друг свое образование...
Жестяное покрытие крыши громыхает под ногами, отмечая каждый шаг. Пройдя сквозь темный, набитый старой мебелью и партами чердак, добираемся до двери. В щель между створками бьет яркий свет. Где-то совсем рядом играет оркестр и возбуждающе весело шумят голоса.
Навалившись, изо всех сил давим на дверь, но маленький, выкрашенный масляной краской замок не поддается.
Друг пристает к каждому но очереди, выясняя, как отнеслись к его решению пойти работать...
- Да подожди ты, - цыкнул кто-то.
Безвыходность ситуации уже ясна всем, кроме него, главного ее виновника: назад пути нет - второй раз он лестницу не одолеет, а замок никак не поддается. Остается только одно - обратиться, за помощью к организаторам вечера. Но неизвестно, найдется ли у них ключ от чердачного замка и, кроме того, обидно, преодолев такие сложности, опять оказаться на улице, , Наконец и он оценил ситуацию.
- Может, вы уйдете через крышу, а я позову, чтобы открыли?- Боль человека, раненного в неравном бою и брошенного товарищами, сквозит в его голосе.
- А если у них нет ключа? До утра будешь здесь сидеть?
Все подавленно умолкают. Счастливчик зажигает спичку за спичкой: видно, надеется обнаружить в стене еще одну, незапертую дверь...
Разбегаюсь, предварительно объяснив всем, что главное - успеть сразу же рассеяться среди танцующих... Метра за три до двери отрываюсь от земли и лечу, выставив вперед правое плечо...
Замок вылетает вместе со скобами, дверь распахивается со страшным шумом. Несколько парочек, разгуливающих по коридору, испуганно шарахаются в сторону. Мелькнув мимо них, ныряем в толпу танцующих...
Через минуту мы уже вовсю пляшем, забыв о том, как попали в этот зал. Все, кроме Друга. Танцуя, натыкаюсь на его тоскливый взгляд. Из-за маленького роста он каждый раз долго подбирает партнершу, потом, получив отказ, надолго лишается способности повторить попытку. Категорически не нравится девушкам Друг. И очень из-за этого страдает. Но нам старается внушить, что сам их терпеть не может...
Зимой 1963 года у ребят была производственная практика в Москве. Я жил вместе с ними в общежитии Нефтяного института па Ленинском проспекте, хотя мать дала мне адрес родственников, у которых я мог остановиться. Родственников, которых я никогда не видел...
Свет выключили сразу же, как начались танцы; проигрыватель, взятый напрокат под денежный залог, трижды превышающий его стоимость, хрипел и останавливался, но его никто не слушал - продолжая прижиматься друг к другу, мы танцевали в такт музыке, звучащей внутри нас.