Гай не отрывал глаз от дороги. Гай старательно объезжал размытые дождем выбоины – но слушал, слушал со все большим напряжением, и потому повисшая длинная пауза заставила его переспросить:

– Отблагодарили?..

– Да. Еще как. Они объявили его колдуном. А знаешь, как во все времена поступали с колдунами?

– Хорошо с ними не поступали…

– Да уж. Чего хорошего в смолистом пятиметровом костре.

Машина подпрыгнула, попав колесом на камень.

– Они хотели его сжечь?

– Хотели. Хотели и сожгли, будь уверен, потому что они тоже были люди обстоятельные, с характером, и любили доводить дело до конца.

Гай молчал. Ему почему-то сделалось очень грустно. Прямо-таки тоскливо.

– Сказка произвела на тебя впечатление?

Машину тряхнуло снова.

– Нет, – сказал Гай медленно. – Сказки справедливы. В сказке было бы – пациенты поклонились спасителю в ноги и назначили его князем… А то, что вы рассказали, скорее похоже на правду.

– Какая разница, – усмехнулся Крысолов. – Все это было так неимоверно давно…

– Все это повторяется много раз, и причем совершенно недавно, – в тон ему отозвался. – Со спасителями… поступают именно так. Впрочем, что я вам рассказываю, вы же лучше меня знаете…

– Слушай, ну ты мне нравишься, – сказал Крысолов совершенно серьезно. – Кстати, тот парень, про которого речь, был совершенно молодой. А выглядел еще моложе своих лет – но не ребенок, чтобы жалеть. И не старик, чтобы проникнуться уважением… И он был не местный. Пришлый; кто знает, если бы он вырос среди сельчан – может быть…

Гай осторожно на него покосился:

– А вы так говорите, будто видели его своими глазами.

– Да я ведь тоже в некотором роде… фольклорист. Так, останови-ка.

Гай вздрогнул – за разговорами они подъехали к развилке; солнце пробивалось сквозь редеющие облака, и мокрая трава вспыхивала сочными, цветными огнями.

– Вы потащите меня в Пустой Поселок, – Гай не спрашивал, а просто сообщал.

– Да.

– Не надо…

– Послушай, мы ведь обо всем договорились, да?.. Идем-ка, покажу тебе одну вещь.

Крысолов легко соскочил на землю, и Гай последовал за ним – через «не могу». Воздух и солнце – потрясающий коктейль, в другое время Гай вздохнул бы полной грудью и глупо улыбнулся, он и теперь поддался обаянию этого дня – на секунду, не больше…

– Сюда, – позвал Крысолов.

Он стоял в двух шагах от того, что Гай привык считать дорожным указателем. На самом деде это был двухметровый древесный пень с приколоченной к нему трухлявой доской.

– Читаем, – торжественно объявил флейтист. – Что тут написано?

Надпись масляной краской, гласившая «Объезд», была теперь ярко освещена полуденным солнцем. Корявая стрелка отправляла путника к завалу из камней и глины – там, на берегу, где носятся потревоженные стрижи…

– Здесь написано, – глухо сказал Гай, – что не следует соваться, куда не следует.

– Хорошо, – сказал Крысолов с видимым удовольствием. – Не следует, стало быть, куда не следует, и следовать никак не может… Кто поставил этот указатель?

Гай коснулся столба кончиками пальцев. Растрескавшаяся кора была мокрой.

– Смотри, – вкрадчиво улыбнулся Крысолов.

Гай отдернул руку.

Мертвый указатель ожил. Сперва показалось, что он покрылся сплошным слоем суетящихся насекомых, но на влажной коре не было ни муравьишки – просто столб стремительно молодел. Будто кинопленку в ускоренном темпе пустили назад; исчезла надпись, сделанная белой масляной краской, проступила другая, сделанная желтой, и еще одна снова белой, и еще… Спустя несколько секунд «Объезд» исчез вовсе, а из трещин, щелей и пятен выступила совершенно другая надпись, темная, не очень четкая, на незнакомом с первого взгляда наречии.

– Ну, парень, ты ученый человек, без пяти минут бакалавр… Читай.

– Я не… – начал было Гай и осекся. Он понял, на каком языке сделана надпись – на его родном. Чуть не тысячелетней давности.

Запах аудиторий. Профессор-филолог, плакаты и схемы, словосочетания, выводимые мелом на доске…

Гай был неплохим учеником. Только не мог предположить, что вот так придется применять свое умение.

– «Прохожий, – начал он дрогнувшим голосом. – Ты вступаешь на землю общины…» Тут название.

– Какое? – спросил Крысолов все так же вкрадчиво.

Морщась от напряжения, Гай прочитал:

– «Горелая…» Вроде, Горелая Колокольня. Не, Горелая Башня…

– Браво! – флейтист в восторге обнажил белые зубы. – тебе это название ничего не говорит?

Гай поморщился. По дну его памяти прошла слабая тень – но внезапное озарение помешало ей пробиться наружу. Новая мысль была сильнее.

– Мне кое-что говорит другое, – сказал он медленно. – Судя по знакам, тексту около тысячи лет.

– Чуть меньше. Но где-то так.

– Ну? – Гай выжидательно поднял глаза.

– Ну? – Крысолов, похоже, не понял.

– Так какое дерево столько простоит?! Тут камни крошатся, не говоря уже о людях, которые и знать позабыли… А трухлявый пенек ничего себе стоит, а?

Крысолов расхохотался. Долгую минуту гай, насупившись, наблюдал за его смехом.

– Ох… молодец. Здраво рассуждаешь, и логика твоя безупречна…

Указатель за долю секунды вернулся в прежнее свое состояние; Гай отшатнулся.

– А теперь скажи мне, юноша, – голов флейтиста разом посерьезнел. – Знаешь такое слово – «проклятие»?

Гаю снова сделалось холодно.

– Вижу, что знаешь… Что, ты думаешь, долговечнее – деревяшка или проклятие?

– Проклятие, я думаю, – отозвался Гай хрипло.

– И правильно думаешь, – Крысолов помолчал, потом улыбнулся снова, и Гай почти обрадовался этой его улыбке. – Ну что, теперь поехали?

Гай обернулся и посмотрел на дорогу, уводящую в лес.

Она была живописна. Она была очень мила, эта дорога, в пятнах солнца и тени, удобная, гладкая, почти без рытвин, широкая, отличная дорога…

– Вы не передумаете? – спросил он одними губами.

Его спутник с улыбкой покачал головой.

– Что ж, – сказал Гай почти неслышно.

В последний момент у него мелькнула мысль о том, что будет, если посреди леса обломается машина; толку от этих дум не было никакого потому что не было выбора, и потому, что первые ветви уже сомкнулись за спиной.