Как ни невероятен сам по себе этот факт, но его приходится принимать. Он нисколько, впрочем, не противоречит тому толкованию личности и характера Азефа, которое мы даем ниже, и даже подтверждает его правильность.

Азеф сумел все скрыть от своей жены. Крайняя подозрительность, заставлявшая его всегда держаться настороже, уже сама исключала всякую "возможность откровенных разговоров. Если вначале, когда он был невидным деятелем, еще мыслимо было, чтобы в порыве нежности или в минуту слабости и самозабвения у него вырвалось бы невольное признание, то со временем такой акт становился выше человеческих сил. С каждым днем увеличивалась для него невозможность разбить те таинственные чары, которым была окутана вся его жизнь, и обнаружить под маской героя лицо предателя.

Однажды бывший директор департамента полиции А. Лопухин, беседуя об Азефе с бывшим начальником политической полиция за границей, известным шпионом Ратаевым, с любопытством спросил его:

- Скажите, пожалуйста, а его жена?

- Она искренняя революционерка,-ответил Ратаев,- она ничего не знает об его предательстве2.

- Но что же он делает со своими деньгами?

- Он очень скуп. Он помещает их в банк...

В самом деле, семья Азефа жила очень скромно.

Маленькая квартирка, которую она занимала на Монруже, незатейливые туалеты жены Азефа, серенькая мещанская обстановка - все это, конечно, не позволяло предполагать, что Азеф располагал ежегодно огромными суммами. Всего за несколько месяцев до разоблачения жена Азефа горько жаловалась одной своей подруге, что не может, несмотря на свое страстное

1 В своих записках, которые, если не ошибаемся, подверглись некоторым существенным изменениям после разоблачения Азефа, Б. Савинков, говоря о первых подозрениях, объясняет, почему он не мог им верить: "Я был связан с Азефом дружбой. Долговременная совместная террористическая работа сблизила нас.

Я знал Азефа за человека большой воли, сильного практического ума и крупного организаторского таланта. Я видел его на работе. Я видел его неуклонную последовательность в революционном действии, его спокойное мужество террориста, наконец, его глубокую нежность к семье. В моих глазах, он был даровитым и опытным революционером и твердым решительным человеком. Это мнение в общих чертах разделялось всеми товарищами, работавшими с ним...

Ни неясные слухи, ни письмо анонимное 1905 г. (о письме 1907 г. я узнал только во время суда над Бурцевым), ни указания Бурцева не заронили во мне и теня сомнений в честности Азефа. Я не знал, чем объяснить появление этих слухов и указаний, но моя любовь и уважение к Азефу ими поколеблены не были".

2 Этот разговор был повторен А. Лопухиным одному из членов нейтрального комитета партии с.-р., который нам лично сообщил его.

желание, взять для своих сыновей учительницу музыки.

Когда предательство Азефа раскрылось, жена не поверила. Она заклинала его оправдать себя в ее глазах, доказать свою невиновность. На последнее письмо ее Азеф не ответил. Это было для нее равносильно признанию, и она с тех пор не хотела больше знать его. Она отказалась принять очень крупную сумму денег, которую Азеф прислал ей из России, и сама стала работать, чтоб жить и воспитывать своих детей.

Вечная двойственность азефского характера была обнаружена впоследствии и в частной, семейной жизни провокатора. Образцовый супруг, суровый, нетерпимый моралист, когда речь заходила о половых вопросах, ригорист, о котором товарищи говорили, что он не прикасается ни к табаку, ни к спиртным напиткам, ни к женщинам, оказался в действительности развратником. Это внезапно всплыло благодаря сближению целого ряда обрывочных сведений и показаний, полученных от лиц, которые раньше скрывали то, что они знали.

Кое-кто догадывался и раньше. Говорили, что у Азефа завелась в Финляндии какая-то любовная связь с одной актрисой. Но никто, разумеется, не верил "вздорным" слухам.

Однажды Азеф при выходе из магазина одного петербургского ювелира, где он только что купил великолепное жемчужное ожерелье, столкнулся с товарищем, который полуудивленно спросил его, кому предназначалась эта драгоценность. "Это для моей жены..." - спокойно ответил Азеф. Лицо, рассказывавшее нам об этом случае, не могло удержаться от смеха при мысли о непритязательной, простенько одетой жене Азефа, шею которой будет украшать это дорогое жемчужное ожерелье...

Были и другие встречи, более подозрительные. Азеф в Париже и в Петербурге был завсегдатаем всех music hall'oв, всех кафе-шантанов, всех кабаре-кабачков и даже вертепов. Эта сторона его жизни не могла, конечно, ускользнуть от внимания петербургских товарищей, но, когда эти последние встречали его в обществе каких-нибудь экстравагантных, шикарных дам, они по-своему истолковывали эти неожиданные проявления деятельности Азефа и объясняли их особыми его планами.

- Азеф что-то такое готовит...- шепотом передавали они друг другу.

Если бы они немного внимательнее, вдумчивее и проницательнее отнеслись к этим похождениям, то в низких страстях и глубоком разврате Азефа легко различили бы признаки нравственной несостоятельности, которая заставила бы их задуматься и над многим другим...

...........................................................................

.................................................

Азеф во время своего пребывания в Карлсруэ примкнул, как мы уже сказали, к социал-демократической студенческой группе. Он очень недолго оставался в этой организации и в 1895 г. вступил в "Союз русских социалистов-революционеров". Эта маленькая группа, основанная в эпоху, когда влияние марксизма было господствующим в русском движении, вновь возвращалась к старой террористической программе, которая должна была вскоре лечь в основу новой партии социалистов-революционеров, считавшей себя продолжательницей и наследницей преданий славной "Народной Воли".

Вернувшись в Россию, Азеф сейчас же примкнул в Москве (в 1899 г.) к "Северному союзу социалистов-революционеров", основанному Аргуновым, Павловым и некоторыми другими. Эта организация выпускала свою газету "Революционная Россия". Но только два номера успели появиться в свет, как полиция, вскоре после вступления Азефа в союз, напала на след нелегальной типографии в Томске и арестовала ее...

Главари союза обратились тогда к Азефу с просьбой поставить более широко дело; тот согласился, немедленно вошел в сношения с "Южным союзом социалистов-революционеров" и стал деятельно подготовлять слияние обоих союзов. Из объединения, в котором Азеф играл вместе с Гершуни первенствующую роль, и вышла в декабре 1901 г. партия социалистов-революционеров.

Новая партия немедленно приступила к возобновлению "Революционной России", ставшей официальным органом. Азефу поручено было пригласить Михаила Гоца и Чернова редакторами газеты и одновременно начать переговоры с "Вестником Русской Революции", который должен был стать теоретическим органом партии.

На Азефа же возложена была обязанность заключить договор с аграрно-социалистической лигой. К этому времени относится также и выработка нового плана террористической кампании, в которой Азеф играл значительную роль. Первым актом должно было быть убийство министра Сипягина.

Избранный в центральный комитет в 1902 г., Азеф организует через Финляндию ввоз в широких размерах революционной литературы, объезжает в том же году ВСЕ партийные организации в России, одним словом, проявляет многостороннюю и кипучую деятельность. Вместе с Гершуни он становится во главе образовавшейся скоро "боевой организации". Когда год спустя царской полиции удается захватить Григория Гершуни, власть Азефа в "боевой организации" делается неограниченной.

В мае 1903 г. происходит покушение на Богдановича, в подготовлении которого Азеф играл, как и в деле против князя Оболенского, чуть ли не первенствующую роль

После ареста, казавшегося тогда необъяснимым, первого главы "боевой организации" Азеф уезжает за границу, где вначале посвящает себя всецело устройству почти безопасной переправы в Россию нелегальной литературы в холодильных аппаратах. Потом все его внимание сосредоточивается на изучении взрывчатых веществ как технического средства террористической борьбы.