Так обезьяна стала королевским секретарем. Король осмотрел ее и убедился, что это необыкновенная обезьяна..."

При этих словах один из слушателей прервал рассказчика:

- А как можно узнать: настоящая обезьяна или нет? - спросил он.

- По волосам, - высказал кто-то предположение. - У настоящей обезьяны как полагается был бы мех, а не волосы.

- Нет, - сказал Йорн, - можно отличить по половым органам. У обезьяны они как у собаки. Ведь правда? - спросил он, обращаясь ко мне.

Я не знал. Последовало длительное серьезное обсуждение этого вопроса; он, несомненно, представлял большой интерес. Но так как из всех присутствовавших только я один видел настоящую обезьяну, а другие не видели даже поддельной, вопрос остался нерешенным.

- Во всяком случае, так было дело, - заявил Лукас и продолжал свой рассказ перед затаившим дыхание внимательным кружком слушателей.

"Король призвал свою дочь и сказал ей:

- Хочешь посмотреть обезьяну?.."

Йорн обвел нас взглядом, как будто бы вопрос решился в его пользу, но никто не обратил на это внимания.

"Королевская дочь, осмотрев обезьяну, сказала отцу:

- Это не обезьяна, это - королевич.

Тогда король спросил дочь, можно ли превратить обезьяну снова в человека.

- Это можно сделать, - ответила дочь, - но если мы это сделаем, то тот, кто превратил его в обезьяну, захочет драться с нами.

Но так как король настаивал на своем, дочь уступила и сказала:

- Уйдем отсюда.

Они пришли в сад и уселись лицом друг к другу. Из-за дерева появился петух. Когда петух дышал, из его клюва высовывался маленький меч. При каждом вздохе меч поблескивал и сверкал.

Вдруг дочь короля встала и вступила в бой с петухом. Сражаясь, они скрылись за деревом. Внезапно король и королевич услышали, как кто-то вздохнул: "аи, я", и обнаружили, что королевна уже снова сидит на своем стуле.

- Я победила его, но он скоро вернется, - сказала она.

Немного спустя вниз по склону поползла большая змея, самец. Каждый раз, как змея делала вздох, изо рта ее выходил огонь. Огонь этот поблескивал и сверкал. Вдруг королевна встала и вступила в бой со змеей.

Сражаясь, они скрылись, спустившись по склону, а немного спустя король и королевич услышали, как кто-то вздыхает: "аи, я", и обнаружили, что королевна снова уже на своем стуле.

- Я победила ее, - сказала она. - Но когда я уходила, змея дохнула на меня, и теперь у меня внутри огонь.

Едва она успела сказать это, как тут же превратилась в пепел.

Король собрал его в спичечную коробку. Пепла было так мало, что коробка оказалась незаполненной. Королевну похоронили в саду, там, где они сидели. Затем король вырвал глаза у королевича, один глаз у его кучера и один у его лошади. И в таком виде изгнал их в пустыню умирать с голоду".

- Вот какая история, - сказал Лукас.

Несколько секунд все сидели молча. Легкость и неподдельное красноречие, с которыми была рассказана эта история, повторяющийся ритм речи, вдохновенное выражение лица юноши - все это произвело глубокое впечатление. Какой, должно быть, силой обладали древние скальды!

XII. КИТЫ И ЛЮБОВЬ

Так как у меня дела были помимо того, чтобы посиживать в холодной палатке в Ингии, ожидая, пока киты удавятся, запутавшись в сети, то на третий день я скатал свою постель, перекинул ее за спину и отправился с наступлением отлива в поселок. Меня сопровождали Йорн, который хотел забрать еще еды, Абрахам, собиравшийся навестить жену, Лукас, нуждавшийся в табаке, и Йоас, не желавший оставаться в одиночестве. Поскользнувшись не один раз на обледеневших валунах и пройдя несколько десятков футов в воде выше колена, чтобы обогнуть скалу, мы пришли в поселок. "В конце концов, думалось мне, - я отправился в Ингию только из-за войны, а войны-то и не было. Теперь пусть справляются мои ребята, артель".

Абрахам нашел жену в добром здравии, довольную обществом молодого эскимоса, которому оставалось только перебраться в дом Абрахама, чтобы лучше заботиться о его жене; Лукас получил - от меня, конечно, - табак; Йорн - от меня - провизию; Йоас - еще запас провизии, а все они: табак, кофе, керосин, еду - все решительно от меня, и вернулись назад во время следующего отлива. Если не считать частых случаев, когда один из них или все вместе опять приходили ко мне, чтобы пополнить запасы, я больше их не видел три недели - до конца сезона ловли белухи. Я выдержал все до конца, хотя терпение, гордость и мой бумажник почти истощились.

Наступил день, когда в море показался нагруженный умиак клана Зеебов, а позади наша старая, набравшая через течи воды лоханка, которая по контрасту казалась легко пляшущей на волнах. Возвращение лодки домой было для меня приятным зрелищем. Я сбежал на берег, чтобы приветствовать прибывающих.

- Эй! - крикнул я. - С чем поздравить?

- Два кита, - крикнул мне в ответ Абрахам (у Зеебов их было двенадцать).

Неважно; киты большие.

- Тащите наверх мясо, - кричу я и бегу домой очистить место в кладовой: для китов же нужна уйма места.

И вскоре действительно появляется Абрахам. Он что-то несет в одной руке.

- Ак, - говорит Абрахам.

"Ак" значит: я даю тебе это, возьми, это твое. И взяв "это", я вижу завернутую в кусок матака размером в один квадратный фут рубиново-красную драгоценность, кусок мяса.

"Особо лакомый кусок для меня", - подумал я.

- Молодец, Абрахам! Заходите. Выпейте кофе, шнапсу, вот сигары. Нет, берите все, всю горсть. - Он так и сделал. - Теперь несите сюда мясо.

- Вот, - говорит Абрахам, указывая на кусочек, блестевший на тарелке, - вот мясо.

- Нет, нет, Абрахам, мой милый, вы меня не так поняли. Я должен высказаться яснее. Я хочу сказать, все мясо китов. Вы поймали двух китов. Один принадлежит мне. Ну, выкладывайте его мясо.

Отпустив несколько растерянного Абрахама с этим поручением, я стал ждать.

Жизнь не драма. Если немного подумать о бесчисленных причинах, не имевших заметных последствий, о первых и вторых актах, оставшихся без продолжения, о неудавшихся намерениях, о несбывшихся надеждах, то начинаешь удивляться тому, как могло прийти в голову считать ее драмой. Я смотрю через окно своего гренландского дома на панораму моря, далекой земли и неба - на сцену, где разыгрываются события моей книги. Здесь, хочется мне думать, в самой природе, в этом окружении заложена драма. Когда на море, как вчера, - штиль, море, как стекло, а небо мрачное, свинцовое, угрожающее, - я знаю, что все это предвещает. Я могу предсказать: завтра будет буря.

Наступает следующий день - боже мой! - какой солнечный, мирный, тихий, спокойный, какой прекрасный. Случилось так, что в истории о моей китоловной артели нет последнего акта - нет кита. Киты, оба кита, их плоть и кровь от головы до хвоста, их кишки, их шкура, мозг их костей и голов - все это было в Лукасе, Йоасе, Йорне и Абрахаме.

Палатка? Мои вещи? Кое-что я получил обратно. Палатка была черного цвета, глубокого, насыщенного цвета черного бархата, свойственного чистой саже. Неисправимо. Примус был испорчен. От кастрюль воняло. Их можно было почистить, что и было сделано. Кажется, это все, что вернулось...

Тем временем в странной связи со всей историей ловли белухи, может быть на самом деле как подоплека того, что казалось мелкой враждой, - этого я никогда не узнаю, развертывалось действие романа. Анна? Да, конечно, она была в Ингии. Можно сказать, там сияло ее солнце, ее слава. Но это вздор; то, о чем я говорю, было реальным событием.

На следующий день после моего возвращения из Ингии несколько человек из семейства Зеебов, среди них была Анна, пришли в Игдлорсуит пополнить запасы. Анна, как сообщила Саламина, повредила себе руку. К моему удивлению, Саламина предложила привести Анну к нам в дом, чтобы я осмотрел повреждения и полечил.

Эти забота и доброта, даже привязанность к возвратившейся Анне, настолько расходились с обычным резким и беспощадным обращением Саламины с предполагаемой соперницей, что я преисполнился удивлением перед этой переменой и с удовольствием мечтал о грядущих безмятежных днях. Подумать только, эта ненавидящая друг друга пара сидела, смеясь и болтая за кофе, как милые подруги.