Лопатин взошел на струги, осмотрел снаряд. Велел перетащить на правую сторону пушки, чтобы удобнее бить по бугру, если случится, что все-таки там сидят воровские казаки.

Он собрал своих сотников и пятидесятников.

Наконец прискакал стрелецкий конный дозор. В тумане вплавь десятник дозора переправился с берега к острову.

– Стоят ворье на бугре! Кони ржут, вправо по бережку табунами гуляют, – рассказывал голове дозорный десятник. – Берегутся воры, караулы держат. Мы взять хотели живьем – не дался мужик, закричал. Убили мы его ненароком, прости, осударь, голова. Собаки взъелись, подняли лай. Мы назад поскакали, опасаясь воров на бугре вспугнуть. Убитого вора с собой увезли, по пути в яму кинули.

– А каков караульный был?

– Мужик мужиком. В поскони, в лаптях и с рогатиной. Ни пищали при нем, ни сабли.

– А мыслишь, много ль воров?

Десятник задумался.

– Как знать, осударь, ить ночь на дворе была. Голосов не дают, таятся, а может, и спят... Табун, слыхать, велик ходит. Ведь казак без коня – не воин. Мыслю, все конны они, а с берега никого не ждут. Глядят караваны шарпать. Коней покуда пустили пастись по степи.

– А кони далече ли от бугра?

– Слыхать, за лесочком. Тут рощица невелика, они за рощей пасутся.

– Трава по степи высока ли тут ноне?

– Трава благодать – высока и густа. По брюхо коням стоит. К покосу небось подымется – во! С головами косцов покроет. Послал бог травы! – сказал десятник.

– Ладно, молчи. Придет время – без нас покосят. Стало, в траве человек поползет – его не увидят с бугра?

– Сверху ить, может, увидят Бугор высок.

– И то верно.

Голова задумался.

Он знал, что с низовьев идет навстречу большой караван астраханских стрельцов князя Львова. Вернее всего, нужно было дождаться их и ударить вместе. Но голова не любил делить честь победы. Князь Семен – все же князь. Хоть вместе побьют воров, а уж так ведется, что первая честь – воеводе и князю... «И так они жирно живут. Обойдусь и без них!» – подумал Лопатин.

Дать бой воровским казакам здесь, над Волгой, одному разбить их и не допустить скопляться – это значило освободить путь волжским весенним караванам и предотвратить опасность прихода Стеньки в Астрахань, где стрелецкий и волжский ярыжный сброд делал его более опасным и сильным. Задавить мятеж, прежде чем он разгорелся пламенем, – это значило вылезть из стольников и назваться, может быть, думным дворянином; к этому могло прибавиться и поместье от государя, почет, и открывался путь, может быть, в воеводы...

– Ну, иди. Коней не расседлывать. Отпустите подпруги да покормите тут у бережка. И указу ждите, – отослал голова десятника.

– Не упустить бы нам, братцы начальные люди, донских воров. Если станем к ним подходить караваном – уйдут в степь. На стругах по степи не погонишься. А перво – их надо у берега удержать... Стоят они на бугре для шарпанья караванов. И мы всех стругов посылать на низа не станем, а перво пошлем три стружка, словно бы купеческий караван. Воры кинутся грабить струги, а тем часом мы достальные струги пустим на них с пушечным боем да половину стрельцов пошлем берегом подходить позади бугра. Как на Волге учнется битва, и мы из степи на них грянем пищальми и пушками. А драка завяжется – нам из Царицына воевода Тургенев пушечным боем же пособит со стен да из башен. Да конную сотню без мешкоты пошлем обойти Царицын и от речной стороны проход закрыть мимо города. Как они побегут на низовья, тут конная сотня в сабли ударит, а табуны у них будут позади наших стрельцов, чтобы им в седла не сесть, а то, как татары, ускочут – лови их тогда в степи!.. Глядите сюда, начальные люди. Вот тут будет Волга, вот тут город Царицын, тут наш остров, где ныне стоим. – Голова, низко нагнувшись, чертил углем на досках палубы. Сотники и пятидесятники присели вокруг на корточки, изучая чертеж. – Вот тут воровской бугор, а тут рощица. Далее степь. В сей степи воровской табун ходит... Тут башня градская. Мы конных перво пошлем вот сюды. Поза стеною градской обойти... Пятьсот пеших – сюды. Сказывают, трава высока, стало – в траве...

В этот миг раздался с правого берега одинокий мушкетный выстрел. Все вскочили. Лопатин выпрямился. На всех лицах была тревога. И вдруг с левого берега загремели выстрелы... Снова откликнулись с правого, словно шла перестрелка между двумя берегами Волги. Но вот голова и начальные люди все услыхали зловещий знакомый свист пуль повсюду вокруг: тью... тью... фьию... фью... фи-иу...

– По острову бьют! – крикнул пушкарский сотник Шебуев.

– К стрельцам ко своим бегом, начальные люди! – приказал голова. – Послать пушкарей по стругам.

Сотники и пятидесятники по сходням кинулись на остров, может быть надеясь еще в зарослях ивняка укрыться от пуль. Пушкарский сотник взмахнул на бегу руками и вдруг лицом вниз упал в воду... Двое спрыгнули в воду его поднимать. Он был уже мертв. Тогда остальные начальные люди скакнули в Волгу без сходен и побежали к острову по воде, хоронясь за стругами от берега... Голова остался один на стругах.

На острове все затаилось. Бывалые в боях, опытные ратные люди не поднимали пальбы как попало, они хотели прежде увидеть врага.

Оставшись один на струге, голова Лопатин прислушался. На острове было тихо. «Умницы, голубчики, умницы!» – подумал он о своих стрельцах, которых учил без приказа не открывать стрельбы, «а паче по скрытому ворогу».

Он затаился за фальконетом и стал наблюдать берег. Враг не был так выдержан: скоро из береговых кустов вынырнул конник в запорожской шапке.

– Эй, стрельцы! Выходите на милость! – крикнул он.

Тогда в первый раз ударили мушкетные выстрелы с острова.

Запорожский конь взвился на дыбы и рухнул вместе со всадником... Несколько человек запорожцев набежали из-за кустов поднимать упавшего. По ним еще и еще ударили выстрелы. И вот вдоль левого берега стали выскакивать всадники и, не скрываясь, стрелять по острову. Вот и на правом берегу тоже стали выскакивать всадники из кустов и стрелять. С острова отвечали теперь сотни пищалей и мушкетов. Голова увидал, как упал один всадник с коня возле берега в воду, силился встать, но не мог и сидел в воде, как дитя в корыте.