* * *

Философ Плотин происходил из Египта[10]. Написав, что он происходил из Египта, прибавлю к этому и название его отечества. Оно называется Лико. И хотя божественный философ Порфирий этого не отметил, он говорит, что был учеником Плотина и учился у него всю свою жизнь или большую ее часть. Алтари Плотина и теперь еще теплятся, а книги его в гораздо большей степени, чем сочинения самого Платона, в ходу не только у образованных людей, но и огромное множество народа, когда случается им слышать что-либо из его учений, склоняется к ним. Всю его жизнь изобразил [в своем сочинении] Порфирий, и так исчерпывающе, как не смог бы сделать никто другой[11]. Он также, как известно, растолковал многие из книг Плотина. Однако жизнь самого Порфирия, насколько мы знаем, никто не описал. Но выбрав из книг, которые я читал, свидетельства о нем, вот что я могу рассказать о Порфирии.

Родиной Порфирия был Тир, первый среди древних финикийских городов, и предки его были людьми небезызвестными. Он получил достойное образование и достиг в нем таких успехов, что был слушателем у самого Лонгина, и за короткое время стал украшением своего учителя. Лонгин в то время был своего рода живой библиотекой и ходячим музеем, он особенно любил заниматься критикой древних, как это делали до него многие другие, и самым известным из них всех был Дионисий из Карий. Сперва, в сирийском городе, Порфирия называли Малхом (говорили, что слово это означает «царь»)[12]. Порфирием же его назвал Лонгин, отразив в этом имени признак царских одежд[13]. Под руководством Лонгина Порфирий достиг вершин образованности, овладев, как и учитель, в совершенстве всей грамматикой и риторикой. Но Порфирий приобрел склонность не только к таким занятиям, потому что был в нем стараниями учителя запечатлен всякий вид философии. Ибо Лонгин среди живших тогда мужей был во всем самый лучший, и огромное множество его книг и теперь находится в обращении, восхищая читателей. И если кто-либо выражал свое мнение о ком-нибудь из древних, то это мнение не принимали до тех пор, пока его не поддерживал Лонгин своим критическим замечанием. Так, приобретя основы образованности, всеми замеченный, Порфирий захотел увидеть великий Рим, дабы овладеть той мудростью, которая была в этом городе. Когда же в скором времени он появился в Риме и вошел в тесное общение с великим Плотином, то забыл всех других и предоставил всего себя этому философу. Ненасытно поглощая образованность [Плотина] и родниковые потоки его вдохновенных слов, Порфирий, как он сам говорит, через некоторое время вошел в круг его учеников, а потом, побежденный величием слов Плотина, возненавидел тело и человеческое бытие и поплыл на Сицилию через пролив и Харибду, где плавал, говорят, и Одиссей[14]. Он не желал жить в городе и не хотел слышать голоса людей (таким способом избегая и страдания, и удовольствия), а поселился на Лилибеуме (это один из трех мысов Сицилии, обращенный в сторону Ливии). Там Порфирий предавался плачу и морил себя голодом, не принимая приносимой ему пищи и «убегая следов человека»[15]. Но великий Плотин «соглядал не беспечно»[16] за всем этим, но сам, своими ногами, последовав туда...[17] или же послал ученика, чтобы тот все узнал, и нашел его лежащим и смог сказать ему такие ободряющие душу слова, что та была почти готова отлететь от тела, а также укрепил и его тело, дабы оно держало душу[18].

Порфирий вдохновился этими словами и поднялся, а Плотин все сказанное тогда поместил в одну из написанных им книг[19]. И хотя философы укрывают свои тайные знания неясностью, как поэты – мифами[20], Порфирий, благодаря лекарству прояснения и все испытывая проверкой, вывел в своих комментариях эти знания на свет.

Порфирий вернулся в Рим и с усердием занялся составлением речей, которые, когда случалось, он произносил перед публикой. Славу же Порфирия каждое собрание, каждое скопление народа относили на счет Плотина. Ибо Плотина, из-за небесности его души, из-за непрямоты и загадочности его речей, слушать было тяжело и почти невозможно. Порфирий же, словно некая цепь Гермеса, протянутая к людям[21], благодаря своей разнообразной образованности все излагал так, чтобы это было легко понять и усвоить. Сам он говорил (он, кажется, был еще молодым, когда это написал), что был облагодетельствован оракулом, как никто другой. В той же самой книге он пишет об этом и ниже, а после излагает много практических советов, объясняющих, как люди должны заботиться об этих оракулах. Он также говорит, что однажды изгнал из одной бани некоего демона. Местные жители называли этого демона Кавсата[22]. В число его учеников входили, как он сам о том пишет, многие знаменитые люди: Ориген, Америй и Аквилин[23]. Их сочинения сохранились, но из речей – ни одна. Хотя их учения прекрасны, стиль их сочинений незамысловат, и то же относится к речам. И все же Порфирий хвалит этих мужей за их красноречие, хотя сам он превосходил всех изяществом своих речей и один явил миру своего учителя и создал ему славу, поскольку не пренебрегал никаким видом образованности. Можно запутаться, но в то же время и восхититься тем, что не было дисциплины, которую бы он знал меньше другой, касалось ли это предмета риторики, или основательных познаний в грамматике, или того, что относится к науке о числах, или того, что ближе геометрии, или того, что касается музыки. Что же касается философии, то его достижения и в рассуждениях, и в этике невозможно передать словами. А что касается физики и теургии, то пусть лучше о них судят посвященные в таинства и мистерии. Таким существом, вместившим в себя всяческую добродетель, был этот муж. Изучая его творения, можно то восхищаться красотой его слова, более, чем самими учениями, то снова обращать внимание более на учения, нежели на силу слова. Кажется, Порфирий был женат, и до нас дошла его книга, которую он адресовал своей жене Марцелле, которую, как он говорит, он взял в жены, хотя она уже была матерью пятерых детей[24], взял не для того, чтобы иметь от нее детей, но чтобы дать образование тем детям, которые уже у нее были; ибо отец детей его жены был его другом. Кажется, Порфирий дожил до глубокой старости. После себя он оставил много воззрений, противоположных тем, которые были изложены в его более ранних книгах. Об этом следует думать ни что иное, как то, что с возрастом он изменил свои мнения. Говорят, что он умер в Риме.

В эти же времена первыми среди риторов были в Афинах Павел и Андромах из Сирии. Акме Порфирия приходится на времена Галлиена, Клавдия, Тацита, Аврелиана и Проба, при которых жил и Дексипп, составивший историческую хронику[25], муж, преисполненный знаний во всех науках и сильный в логике.

После них появился знаменитейший философ Ямвлих, который происходил из знатного рода, принадлежавшего к числу самых богатых и процветающих. Его отечеством была Халкида, город, расположенный в Равнинной Сирии[26]. Став учеником Анатолия, который считался вторым после Порфирия, Ямвлих многому у него научился и достиг вершин философии. После Анатолия он пришел к Порфирию, и нет ничего, чего бы он не перенял и у Порфирия, за исключением его складности речи и силы слова. Ибо Ямвлих не облекал свои слова приятностью и изяществом, не обладают они и ясностью и не украшены чистотой слога. Однако они не являются совершенно неясными, нет в них и речевых ошибок, но, как говорил Платон о Ксенократе, он не приносит жертвы Харитам Гермеса[27]. Поэтому он не располагает слушателя и не поощряет его к чтению, но, скорее, отвращает его от этого и терзает его слух[28]. Но поскольку Ямвлих упражнялся в справедливости, то его настолько благосклонно выслушивали боги, что учеников у него было огромное множество, и те, кто имел желание учиться, стекались к нему отовсюду. Кто был из них лучшим, сказать трудно. Ибо были там Сопатр из Сирии[29], муж способнейший как в красноречии, так и в сочинительстве, Эдесий и Евстафий из Каппадокии, из Эллады – Феодор[30] и Евфрасий, мужи высшей добродетели, и множество других, не слишком отстоящих от них по силе своего красноречия, так что даже удивительно, что он им всем был полезен. Ибо ко всем он был необыкновенно щедр. Однако некоторые ритуалы поклонения божеству Ямвлих совершал наедине с самим собой, отдельно от друзей и учеников; но большую часть времени он проводил с друзьями.[31] Питался Ямвлих умеренно, как древние, и в то время, как другие пили вино, он возлежал с ними и услаждал их беседой, наполняя их нектаром своих слов. Они же, непрерывно и беспрестанно наслаждаясь этим, постоянно докучали ему. Так, однажды ученики избрали из своей среды самых красноречивых, и те спросили Ямвлиха: «Божественнейший учитель! Почему некоторые обряды ты совершаешь наедине с собой, а не делишься с нами своей совершеннейшей мудростью? Ибо от твоих рабов нам стало известно, что, когда ты молишься, то будто бы взлетаешь над землей более чем на десять локтей[32]. Тело же твое и одежда при этом меняют свой цвет и приобретают какую-то златовидную красоту. По окончании же молитвы тело у тебя снова становится таким, как и до молитвы, и, сойдя на землю, ты начинаешь общаться с нами». Ямвлих же на эти их слова рассмеялся, хотя и не был большим охотником до смеха[33]. Он сказал им: «Тот, кто таким образом ввел вас в заблуждение, не был лишен остроумия. Однако на самом деле все совсем не так. Впредь я ничего не буду совершать отдельно от вас». Все это было на самом деле. К пишущему же эти строки рассказ об этом случае дошел от его учителя Хрисанфия из Сард. Он был учеником Эдесия, а Эдесий был одним из первых учеников Ямвлиха, и одним из тех, кто говорил с ним тогда. Он рассказывал также, что были и явные доказательства божественности Ямвлиха, а именно следующие. Солнце подходило к пределам созвездия Льва, так что образовалась констелляция, которая называется Собака. Наступило время для жертвоприношения, которое устроили в одном из пригородных домов Ямвлиха. Когда все было лучшим образом сделано, они отправились домой, идя медленно и неторопливо. Разговор у них велся о богах, что прилично для жертвоприношения. Вдруг посреди разговора Ямвлих прервал свою мысль, словно обрубив голос, и глаза его на какое-то время неподвижно уперлись в землю[34]; затем он посмотрел на друзей и сказал им негромко: «Нам следовало бы пойти другой дорогой, потому что по этой недавно везли покойника»[35]. Сказав это, он перешел на другую дорогу, которая казалась более чистой, и с ним пошли некоторые из учеников, которые сочли достойным стыда оставлять учителя. Но большинство друзей, любители поспорить, в числе которых был и Эдесий, оставили Ямвлиха, решив выяснить, не обманывает ли он, и, подобно собакам[36], тщательно все разнюхать. Вскоре показались те, кто хоронил покойника. Эти же ученики не только не отошли от них подальше, но обратились к ним с вопросом, проходили ли они именно по этой дороге. Те же ответили: «Да, конечно». Потому что другой дороги [на кладбище] не было.