"Не зли меня, - холодно подумал Марцелл, - не зли, приятель, не то плохо кончишь". Но вслух весело сказал:
- Зачем уж так подчеркивать, что ты грек, Архимед? В конце концов, вот уже несколько часов, как ты - римский подданный.
- Знаю, - коротко бросил ученый. - Могу ли я спросить, почему твои люди схватили меня.
- Схватили?.. - с притворным удивлением спросил Марцелл. - Они тебя схватили? - Он испытующе, строго взглянул на центуриона. - Ты схватил этого человека, Бурр? - И вновь обратился к Архимеду. - Я послал за тобой отряд почетной стражи, чтобы препроводить тебя ко мне.
- Меня препроводили сюда силой, - сказал Архимед.
Марцелл опять повернулся к Бурру и, повысив голос, приказал:
- Кругом!.. Марш!
Сотник двинулся из дворика к выходу. А консул, вновь приветливо посмотрев на ученого, продолжал:
- Будь здесь как дома.
Архимед, человек сообразительный и при всей своей скромности сохраняющий достоинство, взглянул на ликторов с пучками прутьев и топорами, на рослого, гладко выбритого трибуна Мурену в сверкающих доспехах и развевающемся плаще и, улыбнувшись уголками рта, сказал:
- Это, пожалуй, трудновато, хотя я и дома.
- Вы слишком чувствительны, - холодно заметил консул.
- Побежденные, пленники, покоренные как-то всегда чувствительны, - ответил Архимед.
- Я имел в виду вас, греков, - добавил Марцелл и тут же завершил свое интермеццо. - Ну да ладно.
- Могу ли я повторить вопрос, Марк Клавдий Марцелл? Почему твои люди задержали меня и привели сюда?
- Приляг, - сказал консул. - Ты не слышал моего предложения? Я хотел бы доесть свой завтрак, но не люблю возлежать у стола в одиночестве.
- Я постою, - спокойно возразил Архимед. - Успею еще належаться...
Несколько мгновений консул смотрел на Архимеда. Его взгляд утратил всякое выражение. Морщинки вокруг рта и носа вдруг зловеще заострились, но потом, будто опомнившись, он вновь заставил свое лицо проясниться и, обернувшись к Мурене, приказал:
- Вели унести!
Еду унесли. Марцелл протянул руку:
- Шлем!
Подали шлем, он надел его. Все было готово для официального действа. Мурена достал tabulae ceratae - восковые таблички и иглу для записей.
- Гордые вы, - заметил Марцелл.
- Ты имеешь в виду греков? - скромно спросил Архимед. - Я могу идти?
- Вовсе нет, - засмеялся Марцелл. - Я хочу с тобой поговорить. Читал твою "Катоптрику".
Архимед поднял удивленный взгляд, упиравшийся до этого в траву и розовые камешки.
- Ты интересуешься физикой?
- Так, немного, - засмеялся Марк Клавдий Марцелл. По лицу трибуна промелькнула усмешка. - Я и "Эфода" читал. Даже прорешал после тебя все четыре задачи. Остроумная вещь - это интегральное исчисление. Как ты его называешь? Метод исчерпывания?
- Ты еще и математик? - без малейшей иронии спросил пораженный Архимед. Казалось, он неожиданно обрадовался этому.
- Ты говоришь с одним из лучших физиков и математиков столетия, просветил Архимеда Публий Камилл Мурена.
- Очень рад! - искренне воскликнул Архимед. - Я и правда рад! - обратился он к Марцеллу. - Но тогда зачем ты воюешь, смею спросить? Зачем завоевываешь чужие города? Почему не сидишь дома и не занимаешься вычислениями?
Консул повернулся к коллеге:
- Что поделаешь, война, приятель. А меня избрали консулом. Политика есть политика. Кроме того, взятие Сиракуз было чисто инженерной операцией. Но теперь позволь и мне задать вопрос. Зачем воюешь ты, Архимед?
- Я?! - удивился ученый. - Мне кажется, я не понимаю тебя.
- Серьезно? - консул посмотрел ему прямо в глаза. - Ты спросил меня, почему я воюю. Я должен воевать, ибо я консул, а в настоящее время еще и dux classis , командующий флотом. Но ведь ты - частное лицо, ученый. Почему воюешь ты?
- Но я... - тихо и отчетливо проговорил Архимед, - я вовсе не воюю! С войной я не имею ничего общего! Когда пришли твои воины, я как раз рассчитывал площадь эллипса. Много лет я занимаюсь диофантовыми уравнениями. Какая тут связь с вашей войной?
Марцелл хотел было спросить, нашел ли он уже надежный метод вычисления плоскости эллипса, но вместо этого сурово произнес:
- Машины с ваших укреплений уничтожили четыре наших корабля! Камнеметы потопили одну длинную ладью, а ваши проклятые зеркала вызвали пожар на трех триерах и отправили их на дно. Ты хочешь сказать, что ничего об этом не знаешь?
- Я слышал, - ответил ученый. - В свое время об этом говорил весь город.
Консула охватил гнев.
- Машины на ваших укреплениях продлили осаду Сиракуз по меньшей мере на год! - воскликнул он.
- В самом деле? - переспросил с явным удивлением Архимед.
Римлянин овладел собой. Тем временем трибун усердно и без устали что-то записывал на восковой табличке. Уже начался допрос, и с учетом готовящихся строгих мер следовало соблюдать все предписания закона.
- Послушай, Архимед, - тихо и зловеще проговорил Марк Клавдий Марцелл, уж не собираешься ли ты утверждать, что ты не в ответе за потопление наших кораблей?
- Я?! - неописуемо удивился ученый. - Да ведь я... я годами не выходил за пределы своего жилища и сада! Сижу и считаю, порой провожу какой-нибудь эксперимент с твердым телом в жидкости, изредка записываю кое-что на свитке... Это читает горстка людей - что тут общего с войной и вашими кораблями?
"Я читал все твои свитки, - хотел сказать Марк Клавдий Марцелл. - Читал трактат о центре тяжести и свиток о равновесии, трактат о наклонной плоскости я даже экспериментально проверил, так же как и метод определения специфического веса..." Но вместо этого он гневно обрушился на Архимеда:
- Стало быть, с вашими оборонительными машинами ты не имеешь ничего общего?
Ученый протянул руки. Белые, изнеженные, беспомощные ладони интеллектуала.
- Ты можешь себе представить, Марцелл, чтобы такими руками я вбил гвоздь или связал лыком какую-нибудь конструкцию?
- А кто делал чертежи этих машин? - резко спросил Марцелл.
Игла трибуна замерла в воздухе над поблескивающей восковой табличкой.
- Не знаю, - четко ответил Архимед. - Не имею понятия. - Но вдруг сообразил, куда клонит консул. И негодующе воскликнул: - Я вообще не умею делать чертежи! Они меня не интересуют! Я теоретик! И никогда не интересовался войной!