- Сон с нас как рукой сняло - открыли стрельбу, а потом уж и немцев увидели. Ну, и остальные тоже, - вставил свое слово Мачихин.
- Кто же это мог быть? - удивился ротный.
- Кто бы ни был, а без него - хана бы нам. Живой останусь, свечечку за него поставлю, - сказал папаша и перекрестился.
Карцев, слушая, мучительно соображал. Мелькнула догадка, что связано это с убитым особистом и с тем парнем, лицо которого показалось ему знакомым, и он сразу спросил:
- А где этот... как его... Егоров, что ли, с которым, помните, командир, мы говорили здесь, в окопах? Как будто он недалеко от вас стоял, повернулся он к папаше и Мачихину.
- Стоял, верно... Только не видали мы его больше, - ответил папаша.
- Понятно теперь...
- Что вам понятно, Костя?
- Это он и особиста убил. Ну и он, наверно, заметил немцев и резанул очередь.
- Из чего резанул-то? - спросил Мачихин.
- Не знаю... Значит, это его я на одной малине в роще видал.
- На малине? Значит, уголовник? - спросил ротный.
Костик кивнул.
Больше говорить об этом Егорове нечего... Папаша о другом начал, о самом главном - придет ли подмога, а если не придет, как выбираться они будут, потому как ясно теперь, что отход неизбежен. Не выдержать им немецкой атаки, тем более патроны уже на исходе. И отходить нужно, конечно, по оврагу, который скроет их от огня...
- Должны же нам помочь, - вырвалось у Жени. - Товарищ командир, скажите должны же?
- Должны, должны, малыш... - успокоил его Карцев, а ротный промолчал, только посмотрел на Женю как-то внимательно, будто что-то вспоминая...
Ему и тогда, когда снял он Комова с обороны и отправил в штабную избу, детское личико Жени показалось знакомым, и теперь вглядевшись как следует, он спросил его по-немецки:
- Haben sie die deutsche Sprache nicht vergessen?
- Nein, - невольно ответил Женя по-немецки, а потом уже оживился. Откуда вы знаете, что я учился немецкому?
- Не у Веры ли Семеновны учились? - улыбнулся ротный.
- У нее! Вы ее знаете?
- Это моя мать, Комов... Наверно, раза два или три я видел вас.
- Бог ты мой! Неужто это правда! Как я рад! Я очень любил Веру Семеновну, она была такая красивая - совсем седые волосы, а лицо молодое. И комнаты у вас были очень красивые, картины на стенах и стулья какие-то резные, и статуэтки. Как я рад! - он протянул к ротному свои ручонки.
- Вот. малыш, какие дела-то, - заулыбался и Костик. - Теперь держи хвост пистолетом - сам ротный тебе старый знакомый.
- Не смейся, Костя, у меня же тут никого... Вот ты, а сейчас...
- Евгений Ильич, - досказал Пригожин.
- Да, да... Вера Семеновна говорила, когда я вечерам занимался: "Вот Женя что-то на работе задержался". Евгений Ильич, я так счастлив, словами и не передать... - даже слезы появились у него на глазах.
Хмыкнул носом и Карцев и, немного подумав, сказал ротному:
- Товарищ командир, а не послать ли нам связного к комбату с донесением, что ежели не пришлет помощь, придется нам отходить?
- Я как раз об этом думал, Карцев. Сейчас напишу записку.
И на планшете нацарапал короткое донесение.
- Держите, Комов. Пробираться будете оврагом...
Комов машинально взял записку, но тут дрожащим голосом попросил:
- Разрешите остаться с вами. Я не хочу уходить, не хочу.
- Это же приказ, малыш... Пойдем, я провожу тебя до оврага, - сказал Костик и взял его за локоть.
- Да, это приказ, Комов... Ну, с Богом... - сказал Пригожий и подтолкнул Комова.
Это "с Богом" странно было услышать на поле боя. Странно, но и очень приятно... То же самое всегда говорила ему мать, отправляя в школу. Женя понимал, что, посылая его в тыл, ротный спасает его, но покидать сейчас и Костика, и ротного ему действительно не хотелось, и он еще какое-то время стоял, переминаясь с ноги на ногу, пока Костик не подтолкнул его к ходу сообщения...
- Радуйся, мальчиша, и не переживай. В живых останешься, сообщишь хоть своей училке, если что с ротным нашим случится. Может, он тебя потому и послал.
- Ну, а вы как?
- Мы-то? - усмехнулся Костик. - Авось выкарабкаемся как-нибудь, отпевать нас рановато. Мы с тобой после войны еще в "Форум" сходим, пивка там попьем, музыку перед сеансом послушаем...
- Какое кино, Костик! Что я, маленький, не понимаю, что ли.
- Кино - самое обыкновенное. "Жизнь - это трогательная комбинация", как говорил мой тезка Костя-капитан из фильма "Заключенные". Смотрел? В жизни все может случиться.
Они вышли из траншеи, до оврага оставалось немного, но в рост не пойдешь, пришлось перебежками. Добравшись до оврага, присели. Костик осторожно прижег сигаретку и, скрывая ее огонек полой телогрейки, затянулся.
- Вот перекурим, и пойдешь, малыш... Только осторожней продвигайся, будь начеку.
- Почему? Там меня не видно будет.
- Понимаешь, не дураки же немцы, должны же они предполагать, что к нам подмога может прийти. Неужто не ждут? А самое подходящее место овраг. Понял?,.
Немцы были, конечно, не дураки... Они давно уже расположились наверху по обеим сторонам оврага и ждали русских, недоумевая, почему они не идут. Они замерзли и тихо переругивались, проклиная "иванов", которые по всем правилам должны прислать подкрепление своим, но почему-то не шлют, а бой в деревне уже кончился, русские в их окопах, еще один удар, и они будут выбиты, и тогда им тоже придется отходить по оврагу. Обер-лейтенант, посылая их сюда, поставил две задачи: отбить подкрепление, если оно пойдет, и не выпустить ни одного русского при отходе. Уж больно был он зол на них за то, что каким-то чудом выбили его роту из теплых изб Овсянникова, которое они так надежно обороняли в течение двух месяцев и в котором полагали продержаться до весны, до нового наступления войск на Москву.
Костик докуривал уже сигарету и вот-вот собирался проститься с Комовым, как услышал стрельбу в овраге, выклики своих и немецких команд...
- Ну, малыш, что я говорил? Считай, в сорочке ты родился. Айда назад!
Они побежали к траншеям, а потом, уже в них, расталкивая испуганных стрельбой бойцов и не отвечая на их вопросы, добрались до ротного, который приподнялся из окопа и смотрел в сторону оврага, стараясь разобраться, в чем дело, откуда идет стрельба. Костик, торопясь, выложил ему:
- Немцы ждали нашу подмогу, они в тылу у нас. Разделаются с подкреплением, пойдут на нас, ну, и из деревни на нас нажмут, Короче - амба нам.
- Найдите политрука, - приказал Пригожин, сразу понявший, что теперь-то отход неизбежен, иначе вся рота будет уничтожена или пленена.
- Ну, что? Плохо наше дело? - взволнованно спросил подошедший политрук.
- Да. Пока там, в овраге, идет бой, роте надо отходить.
- Приказа-то нет... - обреченно выдохнул политрук.
|- Отсутствие приказа не оправдывает бездействие командира, так, кажется, в уставе. Так вот, приказываю вам обеспечить организованный отход. Берите правее оврага. Если немцы не запустят осветительных ракет, пройдете без потерь. Я остаюсь с несколькими бойцами в прикрытии. И поскорей, пока немцы не начали атаку из деревни. Поняли?
- Да, все ясно, - со вздохом облегчения ответил политрук, однако добавил для приличия: - А ты как, ротный?
- Не беспокойся, как-нибудь выберемся. Иди.
И тут они увидели стоявшего неподалеку Сысоева, который сделал шаг к ним.
- Я, товарищ ротный, со своим взводом без приказа отходить не намерен.
- Не дури, сержант. Себя не жалеешь, людей пожалей, - выдержал Костик.
- Сколько в вашем взводе осталось людей?- спросил ротный.
- Двенадцать штыков.
- Останетесь со мной в прикрытии. А вы, Карцев, отправляйтесь с политруком, мне не нужен сейчас связной.
- Нет уж, командир, этот номер не пройдет. С вами остаюсь, - твердо заявил Костик.
- Спасибо, - просто ответил Пригожий.
Пока рота покидала окопы, бой в овраге еще гремел, а в деревне немцы помалкивали - ждали, видно, конца схватки в овраге. И вот в эти напряженные минуты ожидания неминуемого боя, может, последнего для них, Костик, чтоб разрядить обстановку, решил с Сысоевым побалакать.