- А то сказал: гнилая! - горячится дядя Зуй. - Сам ты, Шурка, вроде железяки! Вон нос какой кривой.

Шурка обиделся, трогает нос пальцами - кривой ли?

Уха готова - кипит, клокочет. Пена выплёскивается из котелка на уголья, и пар от язёвой ухи смешивается с кислым запахом кованого железа.

Волошин достаёт из шкафчика ложки. Всем - деревянные, Шурке - железяку.

Уху все едят внимательно. Задумываются - хороша ли?

Хороша!

ВИШНЯ

Во дворе зоотехника Николая стояла лошадь, привязанная к забору. Здесь же, на заборе, висело снятое с неё седло. Николай и бригадир Фролов стояли рядом.

- Что случилось? - спросил я.

- Да вот, - кивнул Николай, - погляди.

На боку лошади была рваная рана. Сильно текла кровь, капала в крапиву.

- Понимаешь, - стал объяснять мне Фролов, - кто-то проволоку натянул между столбами, колючую. А я на ферму гнал, спешил, не заметил и вот зацепился...

- Надо замечать, - сказал Николай и подобрал ватой стекающую кровь, залил рану йодом.

- Да как же, Коля, - сказал Фролов, - ведь я спешил, не видел проволоки этой.

- Надо было видеть, - сказал Николай.

Я стал шарить по карманам. Мне казалось, что где-то у меня должен был заваляться кусок сахару. И верно, нашёлся кусок сахару, облепленный табаком.

Николай приготовил уже иглу, шёлковую нитку и стал зашивать рану.

- Не могу! - сказал Фролов и отошёл в сторону. - Как по мне шьёт!

- Гонять лошадь он может, - сказал Николай, - а проволоку замечать он не может!

Лошадь, казалось, не чувствовала боли. Она стояла спокойно, но сахар брать с руки не стала.

- Терпи, терпи, - сказал ей Николай. - Сейчас кончу.

Лошадь наклонила голову к крапиве. Она прикрывала глаза и чуть вздрагивала.

- Гонять лошадь он может, - сказал Николай, - а поберечь её он не может!

Бригадир Фролов стоял в стороне и курил, отвернувшись.

- Всё, - сказал Николай.

Лошадь поняла это. Она обернулась поглядеть, что там у неё на боку. Тут я всучил ей кусок сахару. Она разгрызла его и стала обнюхивать моё плечо.

Фролов взял под мышку седло, отвязал лошадь и повёл её на конюшню.

Она шла в поводу спокойно, раскачиваясь с каждым шагом. Очень крепкая на вид и даже чуть округлая лошадь. Её звали Вишня.

КОЛОБОК

Я пошёл на рыбалку, а за мною увязался дядя Зуй.

- Ушицы похлебаю с тобой, и ладно, - сказал он.

У ивы, склонившейся над омутом, я закинул удочки, а дядя Зуй сел у меня за спиной - глядеть.

Дело шло к вечеру, и солнце спокойно плыло над лесом. Но потом из-за бугра выкатилась туча, пушистая и разлапистая. Солнце нырнуло в неё, как в чёрное дупло, и небо потемнело.

- Гроза идёт, - сказал дядя Зуй. - Домой надо бы бечь.

Тут у меня клюнуло. Я подсек, и леска запела, натянувшись. Медный язь засиял в глубине, упираясь, вышел на поверхность, плеснул-затрепыхался. Я подвёл его к берегу и выбросил в траву.

Зарница пронеслась по небу, грохнуло над головой, а язь подпрыгнул в траве.

Дождь вдруг ударил по воде сразу всеми каплями и с такой силой, будто сто язей шлёпнули хвостами о поверхность. Река закипела, зашевелилась, молнии гнулись над нею, а в свете их прыгал в траве пойманный язь.

- Ну и дела! - бубнил дядя Зуй, накрывшись плащом. - Страшно-то как...

Внезапно дождь кончился. И засияло что-то на ветках ивы, и сполз с них, потрескивая, закачался в воздухе сверкающий колобок.

Он покатился к реке и вдруг подпрыгнул.

- Что?! - крикнул дядя Зуй. - Что это?

Колобок повис неподвижно в воздухе и чуть дрожал, колебался. Ослепительный свет его резал глаза, а кругом огненного колобка горела радуга.

Засияло всё: и река, и кусты молочая по берегам, и листья рогоза прорезались из воды, блестящие, как лезвия ножей.

Покачиваясь и кружась, колобок полетел над берегом, и шёл низко над кустами молочая, и взлетал, и стоял высоко, и обрывался белым яблоком, созревшим в небе.

Вдруг померк его свет.

Колобок раздулся и стал огромным чёрным шаром.

В нём вспыхнули лиловые жилы, и грохнул взрыв.

Мы бежали к дому.

Дядя Зуй, насквозь мокрый, еле поспевал за мной.

- Что ж это? - кричал он. - Неуж атомная бомба?

- Шаровая молния.

- Шаровая? Да откуда она взялась?

- Не знаю! - кричал я через плечо. - Иногда во время грозы получаются такие шаровые молнии!

- Ага! - кричал дядя Зуй мне вдогонку. - Это, наверно, простая молния в клубок скрутилась! Ну дела!

Мы прибежали домой и сразу скинули мокрые рубахи, поставили самовар.

- Ну и дела! - твердил дядя Зуй. - Простая молния в клубок скрутилась. Чтоб я больше пошёл с тобой на рыбалку - ни за что!

КАРТОФЕЛЬНЫЙ СМЫСЛ

- Да, что ты ни говори, батюшка, а я картошку люблю. Потому что в картошке смыслу много.

- Да какой там особенный-то смысл? Картошка и картошка.

- Э-э... не говори, батюшка, не говори. Наваришь с полведёрочки - тут и жизнь вроде повеселей становится. Вот такой и смысл... картофельный.

Мы сидели с дядей Зуем на берегу реки у костра и ели печёную картошку. Просто так пошли к реке - поглядеть, как рыбка плавится, да и разложили костёр, картошечки поднакопали, напекли. А соль у дяди Зуя в кармане оказалась.

- А как же без соли-то? Соль, батюшка, я всегда с собой ношу. Придёшь, к примеру, в гости, а у хозяйки суп несолёный. Тут и неловко будет сказать: суп, дескать, у вас несолёный. А я уж тут потихоньку из кармана соль достану и... подсолю.

- А ещё-то ты чего носишь в карманах? И верно - они у тебя всё время оттопыриваются.

- Чего ещё ношу? Всё ношу, что в карманы влезает. Вот гляди махорка... соль в узелочке... верёвочка, если что надо подвязать, хорошая верёвочка. Ну, ножик, конечно! Фонарик карманный! Недаром сказано карманный. Есть у тебя карманный фонарик, - значит, и положи его в карман. А это конфеты, если кого из ребят встречу.

- А это что? Хлеб, что ли?

- Сухарь, батюшка. Давно ношу, хочу кому из лошадей отдать, да всё позабываю. Смотрим теперь в другом кармане. Этот у меня карман поглубже. Нарочно так сделан... надставленный. Ну, это, конечно, отвёртка и пассатижи. Пара гвоздей, ещё махорка, мундштук... А вот ещё верёвочка, на случай если та коротка окажется. А это... хэ... ещё одна отвёртка. Откуда ещё-то одна? Ага, всё понял. Я про ту отвёртку забыл, ну и вторую сунул. Хочешь, тебе одну отдам?