Тут случилось нечто забавное. Брандтер невольно сделал то же, что и солдат, - стал во фрунт. Ханна же, так сказать, увлеченная их примером, вышла из затруднения по-своему - низко присела. Граф поблагодарил за приветствие, на миг приложив руку к походной шляпе, которую носил здесь, после чего повернул и, пустив лошадь рысью, направился по дороге к пойменному лугу.

Брандтеры, он и она, все еще стояли, ошеломленные собственным поведением. Когда же капрал заметил на лице трубача довольно выразительную ухмылку, он что-то невнятно пробормотал и поспешно скрылся у себя в мастерской.

Только этого высокородного дурака на коне ему сегодня и не хватало. С трудом заставил он себя взяться за работу: надо было вырезать три ремня для нагрудника. Все же он скоро опять все бросил и сидел, погрузившись в раздумье, со сверкающе-острым и длинным ножом в руке.

Прошло порядочно времени, пока он опомнился, встал и, подойдя к верстаку, принялся со всем тщанием вырезать ремни. Покончив с этим, он прочно закрепил на переднем кольце три петли, а на среднем ремне сделал широкую петлю для подпруги. Мерку он снял, сбруя должна прийтись впору. На концах боковых ремней он просверлил дырки для пристежки. Нагрудник был готов. Брандтер отложил инструмент и готовую работу и вышел подышать свежим воздухом.

Трубач все еще сидел подле Ханны. Когда Брандтер подошел ближе, она резво вскочила и вытянулась перед ним во фрунт, щелкнув каблуками, как щелкнул он давеча перед графом. Она явно его передразнивала. Трубач захохотал и от удовольствия хлопнул себя по ляжкам. Должно быть, Ханна все еще не понимала, что происходит в действительности. Выше мы говорили, что она жила теперь в состоянии какого-то головокружения. Кроме того, поведение мужа не давало ей и намека на истинное положение дел. Брандтер ответил на ее шутку тем же - и это было очень остроумно! - он в свою очередь передразнил ее, сделав на женский манер глубокий книксен. Теперь хохотун был на его стороне. Трубач хохотал оглушительно.

Казалось, будто сыплются камни.

13

Вскоре после этого маленького происшествия случилось нечто необычайное: Брандтер пригласил гостей. Во-первых двух старых своих товарищей, а еще трубача и вахмистра. Последний придумал еще кое-что: приказал музыкантам в этот вечер играть в доме у Брандтера. Сам же Брандтер, ко всеобщему удивлению, явился в трактир, где закупил изрядное количество всяких напитков: вина и пива, а также водки.

Они составили перед домом столы и скамьи, а капрал собственноручно сколотил из досок и бревен небольшую, но прочную танцевальную площадку. Ханна со своей стороны позвала еще нескольких молодых женщин. Так что затевался, можно сказать, настоящий маленький пир.

Под вечер явились первые гости и сразу за ними - вахмистр во главе оркестра, встреченного радостными возгласами и полными стаканами. Когда все собрались, гости и хозяева расселись за столом и приступили к обильной трапезе, сопровождавшейся не менее обильными возлияниями. На Козьи хребты легли косые вечерние лучи, вершины их светились, четко обрисовываясь на небе. Трубач рассказывал Ханне, как он доложил графу о том, что здесь живут его прежние подопечные, однако их сиятельство отнеслись к этому сообщению неблагожелательно, приказали ему держать язык за зубами, а пока что - кругом марш! Между прочим, граф Мануэль за это время выучился по-немецки и говорит теперь куда лучше, чем раньше, - ну да она и сама знает. Ханна внимательно его слушала, однако, когда трубач переменил разговор, стала рассеянна и наискось, через длинный стол, взглянула на мужа, чье поведение показалось ей странным. Брандтер - и вдруг так весел?! Бабенки подле него визгливо хихикали. Вахмистр сидел тоже неподалеку и жевал с полным ртом. Над столом и площадкой для танцев были протянуты веревки, на которых развесили разноцветные фонарики. Их намеревались попозже зажечь. Ну что, видал он в тот день, как танцует его жена? спросили капрала его соседки. Пусть только не вздумает отрицать и делать вид, будто ему это безразлично! Они ведь за ним подглядывали и заметили, как он скрылся в трактире. Ну а сегодня они надеются, что он удостоит их чести с ними потанцевать, ведь он здесь хозяин, а они его гости, так что негоже ему отказывать им. Пошли заздравные тосты: за хозяйку, за хозяина, за остальных женщин, за господина вахмистра, за трубача, за старых товарищей и под конец - за музыкантов. Это был намек, и музыканты вскоре взяли свои инструменты, прихватили с собой и стаканы и, сев за маленький столик подле танцевальной площадки, заиграли медленный, плавный шляйфер. Ханна с помощью других женщин зажгла фонарики, ибо на горных вершинах давно погас последний золотисто-багряный луч и сумрак густел, будто наползая снизу, с заливного луга. Глядя, как гости постепенно встают из-за этого деревенского пиршественного стола, можно было заметить, что вино уже начало оказывать свое действие; в особенности последние стаканы, выпитые залпом под заздравные речи, зажгли гостей изнутри так же ярко, как их освещали теперь снаружи многочисленные красные, зеленые, желтые и синие огни.

И вот Ханна с мужем начинают первый танец. Сперва они танцуют одни; тем временем вдали, за лугом, среди редких облаков, медленно всплывает молодой месяц. На миг белокурая курчавая голова мужа видится ей совсем такой же, какой она увидела ее впервые, ей кажется, будто он крепче сжимает ее стан, и ее движения становятся особенно задорными.

- Мы с тобой, женушка, два дня не увидимся, - продолжая танцевать, говорит Брандтер, - завтра в ночь мне надо взять лошадь и телегу и ехать в Юденбург, там есть у меня дело.

Ханна с удивлением вскидывает на него глаза - доселе он ничего ей про это не говорил. Она недоуменно, испытующе на неге смотрит. Потом быстро опускает ресницы.

- Возвращайся поскорей и в полном здравии.

Танцуя, они проплывают мимо гостей, те не сводят с них глаз. Тогда Брандтер берет свою красотку жену за подбородок и крепко целует в губы. Старый вахмистр кричит: "Браво!" и принимается хлопать в ладоши, остальные следуют его примеру, гремят рукоплескания. Старик просит молодую женщину следующий танец оставить за ним, и вот уже пара за парой устремляются на площадку, тихий шляйфер сменяется веселым оберлендером, скрипка поет и звенит, а третий танец (это и на сей раз хупфер) с Ханной выговорил себе трубач. Взлетают юбки, мелькают белые чулки, не дощатой площадке лихо отстукивают каблучки, слетевшие с выси.