Она подарила Клайду одну из самых обольстительных своих улыбок, и он был вне себя от счастья. Подумать только: наконец-то она ради него нарушает обещание, данное кому-то другому! Ее глаза ласково сияли, на губах играла улыбка.
– Верней верного! – воскликнул он, пуская в ход жаргон рассыльных из «Грин-Дэвидсон». – Конечно, приду, можете не сомневаться. А теперь попрошу вас об одном одолжении.
– О чем это? – спросила она, настораживаясь.
– Наденьте ту маленькую черную шляпку, знаете, с красными лентами… вы еще завязываете их под подбородком. Ладно? Вы просто восхитительны в ней!
– Ах вы, подлиза! – засмеялась Гортензия. До чего легко провести Клайда! – Хорошо, надену, – прибавила она. – А теперь уходите. Вот идет эта старая рыба. Я уж знаю, он будет ворчать. Только меня это мало трогает. Значит, в половине седьмого? Ну, пока!
Она повернулась к пожилой покупательнице, которая терпеливо ждала, чтобы спросить, где продают кисею. А Клайд, дрожа от счастья, что его неожиданно удостоили такой милости, не чуя под собой ног двинулся к ближайшему выходу. Он не проявил излишнего любопытства, не стал дознаваться, чем вызвана эта Внезапная благосклонность.
А на следующий вечер, ровно в половине седьмого, освещенная дуговыми фонарями, дождем льющими свой яркий свет, на условленном месте появилась Гортензия. Клайд сразу же заметил, что на ней шляпка, которая ему так нравилась. И никогда еще он не видел ее такой обольстительной, оживленной, приветливой. Он хотел сказать ей, как она прелестна и как он счастлив, что она надела эту шляпку, но она уже начала:
– Ну, скажу я вам, похоже, что я намерена влюбиться в вас по уши! Нарушаю свои обещания, да еще надеваю для вашего удовольствия старую нелюбимую шляпу. И чем только это кончится?
Клайд просиял, точно одержав великую победу. Неужели она и впрямь наконец полюбит его?
– Если б вы только знали, Гортензия, до чего вы хороши в этой шляпке, вы бы никогда ее не снимали, – сказал он с восхищением. – Вы и не представляете себе, как вы в ней прелестны.
– Ну да? В этом старье? Вас нетрудно очаровать, – усмехнулась она.
– А ваши глаза – совсем как мягкий черный бархат, – с жаром продолжал он. – Удивительные глаза! – Он подумал о черных бархатных занавесях в одном уютном уголке в «Грин-Дэвидсон».
– Как у вас сегодня ловко выходит, – смеялась она, поддразнивая Клайда.
– Придется что-то с вами сделать.
И прежде чем он успел ответить хоть слово, она стала рассказывать совершенно фантастическую историю о том, что она еще раньше обещала провести сегодняшний вечер с одним молодым человеком из общества по имени Том Кири, который давно ходит за ней по пятам, упрашивая пообедать и потанцевать с ним, и лишь сейчас вечером решила «отставить» его ради Клайда (на сей раз, по крайней мере). Она позвонила Кири по телефону и сказала, что не может встретиться с ним сегодня: просто отменила свидание
– и конец. И все-таки, когда она уходила после работы, кто, по-вашему, ждал ее у служебного входа? Том Кири, собственной персоной, великолепно одетый, в светло-сером пальто реглан и в гетрах, и тут же стоял его лимузин. И он повез бы ее обедать в «Грин-Дэвидсон», если бы она только захотела. Вот это мужчина! Но она не захотела. Во всяком случае, не сегодня. Однако, если бы ей не удалось пройти мимо незамеченной, он, конечно, задержал бы ее… Но она первая увидела его и убежала другой дорогой.
– Видели бы вы, как я бежала! Мои ножки так и мелькали! – самовлюбленно описывала она свое бегство.
И Клайд был так ослеплен этой картиной и великолепием мистера Кири, что принял эту жалкую выдумку за чистую монету.
А затем они пошли по направлению к ресторану Гаспи, который, как совсем недавно узнал Клайд, считался лучше Фриссела. Гортензия то и дело останавливалась и заглядывала в витрины магазинов: ей необходимо подыскать себе зимний жакет, сказала она. Тот, что на ней, уже совсем износился, ей нужен новый. Это рассуждение заставило Клайда призадуматься: не намекает ли она, что именно он должен купить ей жакет? И не станет ли она уступчивей, если он купит для нее вещь, которая ей так необходима?
Вот и магазин Рубинстайна, и ярко освещенная витрина, и шубка во всей ее красе. В соответствии с заранее обдуманным планом Гортензия остановилась.
– Ах, посмотрите, что за прелесть этот жакетик! – воскликнула она, разыгрывая такое восторженное изумление, словно впервые увидела эту вещь и была внезапно поражена ею. – Видали вы когда-нибудь такую миленькую, прелестную, изящную шубку? – продолжала она, причем ее актерские таланты возрастали вместе с желанием получить жакет. – Вы только взгляните, какой воротник, рукава! А какие карманы! Просто поразительно! Мне ужасно хочется погреть в них руки!
Она исподтишка покосилась на Клайда, стараясь подметить, производит ли это на него должное впечатление.
А Клайд, возбужденный ее восторгом, с любопытством разглядывал жакет. Бесспорно, хорошенькая шубка, даже очень. Да, но сколько может стоить такая вещь? Может быть. Гортензия так расхваливает этот жакет для того, чтобы Клайд его купил? Но ведь это же, наверно, долларов двести, не меньше. Клайд понятия не имел, сколько стоят такие вещи. Ему это, конечно, не по карману. Особенно теперь, когда мать берет значительную часть его доходов для Эсты. Но что-то в тоне Гортензии убеждало его, что именно этого она от него и ждет. Сначала он похолодел и чуть не лишился дара речи. И в то же время с грустью говорил себе, что, если Гортензия захочет, она, конечно, найдет кого-нибудь, кто купит ей жакет, – хотя бы этот Том Кири, о котором она только что рассказывала. К несчастью, она именно из таких девушек. Если он не купит ей эту вещь, так купит кто-нибудь другой, и тогда она станет презирать Клайда за то, что он не смог сделать это для нее.
К его великому смущению и ужасу, она воскликнула:
– Чего бы я только не дала за такой жакет!
Она не собиралась в эту минуту прямо ставить вопрос: ей хотелось возможно тактичнее внушить Клайду мысль, которая глубоко засела в ее мозгу.
И как ни был Клайд неопытен и неискушен, он все же прекрасно понял значение ее слов. Значит… значит… в ту минуту он даже в мыслях не хотел точно и ясно назвать, что это значит. Теперь… Теперь… если б только узнать цену этой вещи! Он понимал, что Гортензия обдумывает способ добыть жакет. Но как ему все устроить? Как? Если б только он мог купить этот жакет или хотя бы пообещать, что купит его, скажем, к определенному сроку (лишь бы он стоил не слишком дорого!). Но что тогда? Хватит ли у него храбрости намекнуть ей сегодня или, скажем, завтра, после того как он узнает цену жакета, что, если она согласится… тогда… ну тогда он купит ей этот жакет или что-нибудь еще, что ей только захочется. Но он должен быть уверен, что она не оставит его в дураках, как бывало в менее важных случаях. Нет, он не желает потратить деньги на жакет и ничего не получить взамен! Ни за что!
Эти мысли так волновали его, что он холодел и дрожал, стоя рядом с Гортензией. А она, глядя на жакет, думала, что если у Клайда не хватит ума так или иначе сделать ей этот подарок и догадаться, как именно она намерена расплатиться за него, – ну, тогда с ним будет покончено. Пусть не воображает, будто она станет тратить зря время с человеком, который не может или не хочет сделать это для нее. Ни за что!
Они пошли дальше, к Гаспи. И во время обеда Гортензия почти ни о чем больше не говорила, только о шубке: какая она миленькая и как великолепно она будет выглядеть на Гортензии.
– Можете мне поверить, – сказала она вызывающе, чувствуя, что Клайда одолевают сомнения, – уж я найду способ его приобрести, этот жакет. Они, верно, согласятся на рассрочку, если я поговорю с самим Рубинстайном и если первый взнос будет достаточно большой. Одна продавщица из нашего магазина именно так и купила пальто, – быстро сочинила она, надеясь, что это убедит Клайда ей помочь.
Но Клайд, в страхе перед непомерным расходом, не решался сказать ей, что же он намерен делать. Он совершенно не представлял себе, сколько стоит жакет: пожалуй, двести, даже триста долларов, – и боялся взять на себя обязательства, которых потом не сумеет выполнить.