Начиная с лета 1973 года, в московском самиздате появились рассказы какого-то не известного доселе автора; подписаны они все были "Виталий Бабенко". В море разнообразной научно-фантастической продукции самиздата эти произведения сразу привлекли повышенное внимание многих. Во-первых, потому что автор обладал явным талантом. И, во-вторых и в главных, потому что за каждым рассказом чувствовались обширные знания и опыт в сфере, недоступной для простых смертных. Основой для неожиданных экстраполяций и гротесков автору всегда служила унылая повседневная жизнь совершенно секретных ракетных НИИ ("ТП"), рутина космических комплексов ("Стоп, машина!") и тихий ужас "плановых" аварий ("Холодильник"). Выдумать такое было невозможно: по множеству конкретных деталей и умению автора ими свободно оперировать чувствовалось, что писал человек, не совсем посторонний в этой области. Видимо, поэтому некоторые читатели восприняли прозу "Виталия Бабенко" чрезвычайно болезненно. А уж когда в рассказе "Музей человека" впервые мелькнул хитрый и умный разработчик Большой Бомбы по имени Игоряша, который был уверен, что правительство золотой рыбкой исполнит все желания его НИИ, а сам он всегда в случае чего в бункере отсидится, - доброхоты покойного Игоря Васильевича Курчатова не на шутку рассердились и посчитали необходимым обратиться в КГБ, чтобы Комитет "нашел и обезвредил клеветника".
Вообще появление в самиздате рассказов про Игоряшу наделало много шума. Автор убедительно показал, что именно кроется за расхожей формулировкой "мирный космос": тщательно скрываемая связь королевской "семерки" и ведомства "Игоряши" сделалась явной, и у читателя не оставалось сомнений, чем будет оснащен первый же серийный транспортный "лунник".
Степан Кургузов, который получил уже из Комитета госбезопасности полную подборку текстов "Виталия Бабенко", вынужден был признать, что никогда ничего подобного не читал и кто именно скрывается за этим псевдонимом, понятия не имеет. "Поищите у своих ракетчиков", единственное, что мог сказать в ответ шеф Секции. (Описывая в своих мемуарах этот эпизод, сам Степан Кургузов был, похоже, всерьез раздосадован, что не смог в тот раз помочь чекистам!)
К началу 1974 года виновный был обнаружен. Вероятно, он смог бы еще какое-то время хранить свое инкогнито, и не потому, что был отличным конспиратором, а потому что никому и в голову не приходило заподозрить лицо такого положения. Автор стал жертвой собственной доверчивости. Свою только что законченную повесть-памфлет под названием "До следующего раза!" он вместо того, чтобы по проверенным каналам пустить по волнам самиздата, решил сразу передать для публикации за рубеж. Тема представлялась ему настолько злободневной, что он не желал ждать. Посредником вызвался быть известный французский журналист Виктор Луи, по всей вероятности, связанный с КГБ. Во всяком случае, на квартире, где автора должен был ждать посредник, его ждала засада.
Кагэбэшники, получив в руки личные документы задержанного, были удивлены и смущены: вредитель-писака, коего ведено было поймать и доставить на Лубянку, имел чин генерал-лейтенанта, был Героем Советского Союза и доктором наук. Мало того, он был одним из ведущих конструкторов королевской "семерки". Звали его Борис Артемьевич Бенько[10].
Первое десятилетие "эпохи спокойствия" было отмечено достойными именами: демонстранты августа 68-го, переводчик А.Гамов, "возвращенцы" из кружка Д.Новикова, автор "Чонкина", мятежный генерал Бенько и еще многие, здесь не упомянутые. Эти люди практически не были известны широкой публике, но отчасти благодаря им политическое "похолодание" не было таким стремительным: их отчаянное стремление "отдышать" хотя бы крошечный кусочек от Большого Холода, вопреки законам физики, все-таки не пропали. Следующей попыткой оказался "Лунариум".
IX. "ЛУНАРИУМ" И ВОКРУГ (1979-1984)
Известный культуролог Сергей Эйгелис однажды заметил: "История советской фантастики - это история ее альманахов. "Селена" была квинтессенцией тематических поисков 20-х годов, когда канон еще не отвердел и художественная палитра фантаста состояла больше, чем из двух-трех полагавшихся красок. "Последний экземпляр", чахлый цветок хрущевской "оттепели", был призван, по сути, реанимировать разрешенный плюрализм 20-х. Напротив, дерзкий "Лунариум" с самого начала ставил себя в оппозицию официальному "кургузовскому" курсу, нагло нарушал приличия в расчете на скандал и мордобой. В условиях тотальной несвободы погибнуть обязаны были все, и первые два альманаха в свое время тихо угасли за кулисами эпохи. Только у создателей "Лунариума" хватило храбрости обреченных превратить неизбежную смерть их детища в мрачноватый хэппенинг, растянувшийся на добрых пять лет".
Статья С.Эйгелиса, откуда взята приведенная выше цитата, написана была в конце 80-х, когда уже трудно было удержаться от соблазна некоторой идеализации "героического вызова" создателей "Лунариума". На самом деле вариант "смерти на миру" рассматривался и редактором, и некоторыми (не всеми) авторами альманаха в качестве всего лишь одной из возможных альтернатив. В 1979 году казалось, что власти, сами не заинтересованные в полной отверженности "второй" фантастики и окончательном переходе ее в самиздат и "тамиздат", пойдут на некий компромисс: уж одно альтернативное издание никак не могло представлять реальной угрозы господству Секции. Складывалось впечатление, что при умном поведении властей "Лунариум" и впрямь мог превратиться в своего рода литературное гетто, откуда оппозиционеры выкрикивали бы своими тоненькими голосочками эстетические протесты посредством тиража в 3-5 тысяч экземпляров (большую часть которого можно было легко вывезти за пределы страны и оставить пылиться в лавках русской книги Восточной Европы и Индокитая). К сожалению или к счастью, ничего подобного не случилось...
Однако не будем забегать вперед.
Идея создать Неподцензурный Неконъюнктурный Альманах Новой Фантастики возникла уже к середине 70-х, когда самиздат, распухающий на глазах у всех, мог разрешиться от бремени как по эту, так и по ту сторону государственной границы СССР. Как раз в эти годы вал громких политических процессов над литераторами несколько поутих, что многими было ошибочно расценено как признак "смягчения курса" (о психушках, куда, вслед за мятежным генералом Бенько, стали втихую отправлять оппонентов "экономной экономики" и "фантастической фантастики", в ту пору знали еще не все). К тому же в периодике стали понемногу появляться произведения В.Аксенова, Е.Евтушенко, С.Потапова, А.Измайлова и других видных "шестидесятников" - что тоже можно было, с некоторой долей воображения, расценить как аргумент в пользу "либерализации". Создавалось впечатление, что достаточно проявить инициативу - и "вторая" фантастика станет полноправной участницей литературного процесса; тем более, что слащавый, нелепо идеализированный образ Луны в произведениях членов Секции, казалось, навяз в зубах даже у насквозь правоверной критики (в 1978 году в "Литгазете" самого Семена Шпаныря деликатно упрекнули в "некоторых самоповторах"). Теперь требовалось только благоприятное стечение обстоятельств.
Удобный случай представился в феврале 1979 года, когда в издательстве "Молодая гвардия" решено было выпустить сборник "Лунариум", своего рода антологию лучших произведений о спутнике нашей планеты, от Сирано де Бержерака и Эдгара По - до Вячеслава Курицына и Степана Кургузова. Предполагалось, что книга выйдет в подарочном издании, с цветными иллюстрациями на отличной финской бумаге и большим тиражом. По непонятным до сих пор причинам вся работа над составлением и редактурой "Лунариума" была поручена всего одному молодому сотруднику "Молодой гвардии"- при этом отсутствовал обычно строгий контроль за работой (вследствие ее очевидной рутинности). Молодой редактор не замедлил этим воспользоваться.
10
PERSONALIA: БЕНЬКО (БАБЕНКО)
Борис Артемьевич Бенько родился в 1915 году в Житомире в семье мелкого скобяного торговца Артемия Бенько. Закончив школу, Борис поступил в Московский университет на физико-математический факультет. К середине 30-х талантливый студент был замечен вербовщиками расчетной группы проекта "Катапульта" и приглашен по окончании вуза работать во 2-й Наркомат авиастроения (то есть, в ракетное ведомство). Первоначально Борис работает в группе, занятой непосредственно двигателями, затем становится заместителем начальника отдела ходовых частей и механизмов торможения (ХЧМТ). Звание Героя Советского Союза ему присваивают в сентябре 1943 года, когда вступает в действие новая система гвардейских минометов. Бенько сам руководит боевыми испытаниями экспериментальных установок и в критической ситуации, после неожиданной высадки вражеского десанта, берет командование на себя и спасает машины от уничтожения или захвата немцами.
После войны Борис Бенько - ведущий научный сотрудник королевской "семерки", его открытия, позднее оформленные в виде кандидатской и докторской диссертации, дали мощный толчок "Проекту-К". Однако сам Бенько всё более разочаровывается в проекте - не в технической стороне дела (тут как раз "свет в конце туннеля" виден), но в нравственной. В письме к сестре (май 1967 года) он откровенно признается: "Великолепная техника попадает в руки каннибалов. Для них Луна - просто еще один стратегически выгодный военный плацдарм. Иногда я даже рад, что нам еще далеко до запуска собственного "лунника" с пассажирами и пилотами..." Примерно к тому же времени относятся и первые литературные опыты Бориса Бенько фантастические рассказы "Монреаль", "Крошка Енох", "Случай на гравилке" и другие, в которых причудливый мир Босха и Брейгеля был распластан на тусклой глади советских "конторских будней".
Исследователи полагают, что история, ставшая сюжетной канвой рассказа "Авангардист", действительно произошла с одним из знакомых автора, хотя и не закончилась так трагично, как в рассказе. По всей видимости, сюжет повести "До следующего раза!" (другу название - "Встреча") имел самое прямое отношение к реальности. Вероятно, это было самое нефантастическое произведение генерала Бенько. Судя по косвенным данным, в повести речь шла о попытке ГРУ организовать перехват в тропосфере одного из американских лунных "челноков" системы "Аполлон" с последующей его принудительной посадкой в Капустином Яру - в то время, как наш корабль-имитация должен быть взорваться якобы во время случайной аварии. Эксперты ЦРУ считают, что такой проект был действительно разработан уже в сентябре 1968 года и не исполнен только по причине его дороговизны и непредсказуемости последствий: никто не мог предугадать, как поведет себя ядерный реактор "челнока" в силовом поле, и никто не мог гарантировать, что пленный корабль не превратится в огромную атомную бомбу. Борис Бенько был одним из самых энергичных противников такой акции. Видимо, он и написал свое произведение, когда ему показалось, что план будет все-таки принят. Есть сведения, что к концу 70-х эта идея чуть не была снова реанимирована. Потому-то генерал Бенько и поспешил передать свое предупреждение, рассчитывая что в случае публикации повести на Западе замысел похищения будет считаться рассекреченным. Отчаянная попытка генерала не пропала даром: опасаясь огласки, ГРУ окончательно похоронило свой замысел.
К глубокому сожалению, "Повесть до следующего раза!" - вероятно, лучшее прозаическое произведение Бенько - постигла та же судьба, что и перевод Андрея Гамова: все тексты были то ли уничтожены, то ли утеряны в недрах КГБ. Разыскания, предпринятые в 1990 году издательством "Московский рабочий" при подготовке тома избранной прозы Бенько, успеха не имели. Сборник все-таки был, чисто символически, назван "До следующего раза!", но самого этого произведения, как нетрудно заметить, в книге нет...
Будучи талантливым ученым и даровитым писателем, Бенько чисто по-человечески был достаточно наивен. Он совсем не был похож на своего литературного "двойника" хладнокровного супермена генерала Ренько, героя шпионских романов англичанина Мартина Круса Смита "Парк Горького" и "Красная площадь", написанных по отдаленным мотивам реальных событий. В статье, опубликованной парижской "Русской мыслью" в связи с 70-летием со дня рождения генерала Бенько (май 1985), Аркадий Гинзбург писал: "Сейчас говорят о том, что Бенько был дилетантом во всех областях, кроме ракетостроения и литературного творчества. Мол, дилетанта в нем выдавало решительно все - от выбранного псевдонима, настолько прозрачного, что раскрыть его мог даже ребенок, до наивных надежд на открытый судебный процесс. Однако произведения именно этого "дилетанта" будили мысль и воображение в те годы, когда, казалось, вся наша фантастика пребывает в состоянии летаргии и неизвестно, когда очнется. Борис Бенько был многократно талантлив, смел и честен. Наша утрата невосполнима..."
Борис Бенько действительно не дождался ни открытого процесса, ни даже просто суда. По специальному указанию Суслова он был официально признан невменяемым и помещен в психиатрическую лечебницу усиленного режима, где "больного" и должны были, при помощи аминазина и барбитуратов, довести до состояния, обозначенного в диагнозе. В короткий миг просветления генералу удалось развязаться и выпрыгнуть из окна четвертого этажа. По всей видимости, тело его захоронено там же, на территории больницы. Родные получили только на руки справку, где в графе "причина смерти" значится воспаление легких.