"Троицей "американских толстосумов" между тем, были Армстронг, Олдрин и Коллинз.

Суд приговорил демонстрантов к разным срокам заключения (от двух до пяти, шутили сами арестанты) с отбыванием наказания в колонии усиленного режима, с конфискацией имущества и последующим выдворением из страны. ("После лагеря - ссылка на поселение в Париж", - такая фразочка ходила в те "урожайные" на процессы годы.)

Надо сказать, власти учли опасный резонанс даже "полузакрытых" политических процессов и в дальнейшем сделали их полностыо закрытыми - в подцензурную печать не должно было проникнуть вообще ни строчки. Именно поэтому перечень "лунных" процессов, приводимый в книге Ирины Алексеевой "Луна и грош. Очерки истории инакомыслия в СССР", скорее всего, не полон. Из перечисленных следует, в первую очередь, выделить: "дело Андрея Гамова" (оно же - "дело переводчика") и "дело возвращенцев" (Светланы Покровской, Дениса Новикова и Юрия Кузнецова).

Тридцатитрехлетний Андрей Гамов, дальний родственник знаменитого физика, не был писателем. Книга, запущенная с его подачи в столичный самиздат, была переводным романом американского фантаста Роберта Энсона Хайнлайна. Имя это и прежде не было в почете у критиков из числа членов кургузовской Секции: все они помнили его рассказ "Долгая вахта", который еще в самом начале 60-х был заподозрен самим Степаном Петровичем Кургузовым в "буржуазном пацифизме" и "оскорбительной попытке дискредитировать литературные достижения Секции фантастики" (Кургузов решил, что выведенный автором маньячный полковник Курджесс - намек лично на него; хотя Хайнлайн не был знаком с главой Секции и едва ли читал и "Катапульту", и последующие романы Степана Петровича). Недаром даже правоверный А.Казанцев, по недомыслию посмевший включить рассказ "Долгая вахта" в антологию "Научно-фантастические рассказы американских писателей", имел с шефом Секции объяснения самого неприятного свойства - нс тех пор навсегда зарекся составлять антологии из "непроверенных" авторов.

Новый роман Роберта Хайнлайна был, конечно, "поувесистее", чем давний рассказ и, само собой, у нас никак не мог быть опубликован. При этом произведение не было антисоветским в традиционном смысле слова; вероятно, автор и не знал многих наших реалий и писал на чисто американском материале. Однако сам сюжет, при соответствующем переводе, позволял увидеть в романе целую россыпь соблазнительных аллюзий. Гамов был отличным переводчиком. Он не добавил к Хайнлайну ни одного постороннего слова, ничего не сократил. Он просто умело сыграл на особенностях лексики героев, найдя к их сочным словечкам наиболее подходящие русские аналоги. Язык московских улиц и коммуналок, общежитии и магазинов, хлесткий язык очередей и лагерного "кондея" - все это сделало текст Хайнлайна абсолютно родным. Из всех возможных вариантов заголовка ("Луна - суровая хозяйка", "Луна - дама с норовом", "Луна жестко стелет" и т.п.) Андрей Гамов выбрал самый подходящий: "Луна - гражданочка серьезная". Он по праву гордился своим переводом, не мешал друзьям делать с него копии и давал читать всем, кто захочет. Зная, что книга эта в СССР не будет издана, Гамов хотел, чтобы с ней по крайней мере познакомилось как можно больше людей.

Госбезопасность вышла на Гамова очень быстро, да он и не скрывался особенно. В книге Ирины Алексеевой "Луна и грош", о которой уже речь шла выше, есть глава, созданная на основе первого разговора переводчика со следователем на Лубянке. (Записал разговор сам Гамов по памяти сразу после допроса и уже потом, во время этапа, передал вместе с письмом на волю.) "Вопрос об авторстве книги, с которого следователь начал беседу, привел Гамова в неописуемое веселье, - замечает И.Алексеева. - Дело в том, что первоначально кагэбэшники, прочитавшие роман, были твердо убеждены, что сочинил его сам Гамов - просто из предосторожности подписался американской фамилией и насовал в текст десятка два нерусских имен. Следователь в ответ ожидал всего,что угодно, - только не смех. "Что же смешного я сказал, Андрей Игоревич?" - недоуменно поинтересовался он. "Да так, пустяки, ответил Гамов. - Вы спросили, не я ли это сочинил. В вашем Комитете, видно, на комплименты не скупятся. Однажды ваши коллеги уже задавали точно такой же вопрос моему знакомому, который распространял в самиздате текст Конституции США..."

Судьба Андрея Гамова была весьма драматична. Текст романа Хайнлайна, посланный в Секцию на так называемую "литературную экспертизу", попал в руки самому Кургузову, который не упустил случая свести счеты со своим заокеанским коллегой. "Пресловутый "роман" известного своими профашистскими взглядами Р.Э. Хайнлайна, - с пафосом отмечал С.Кургузов в рецензии, - есть не что иное, как гнусный пасквиль на наш строй, на наши завоевания. Книга представляет собой отравленное оружие мировой реакции, и недаром именно мистера Хайнлайна называл в числе своих любимых авторов справедливо осужденный двурушник и антисоветчик, бывший советский писатель Юрьев. (...) Исходя из вышеизложенного, очевидно: перевод гр-на Гамова отнюдь не "занятие чистой литературой", как обычно утверждают подобного рода деятели. Это продуманная акция, вероятно, согласованная с зарубежными разведцентрами. Полагаю, что Закон должен быть беспощаден к такому матерому врагу, каким, без сомнения, является переводчик А.Гамов". Собственно говоря, последних фраз от Кургузова никто и не требовал, просто привычка взяла свое. Гамов был осужден на шесть лет по статье семидесятой. В мордовских лагерях, куда по обыкновению отправляли "политических", у него обострилась язва... Спасти его не удалось.

Ныне, когда роман Роберта Хайнлайна неоднократно издан, особенно печально сознавать, что труд жизни А.Гамова не увидит света: сразу после ареста переводчика КГБ провел "большую чистку" московского самиздата, изымая, в первую очередь, гамовскую "Луну..." На сегодняшний день полный текст перевода считается утерянным. (Полукустарные подстрочники, сделанные второпях в начале 90-х, дают слабое представление об истинном облике романа Роберта Хайнлайна: не исключено, что особый блеск этому произведению придал как раз Гамов. Топорная работа толмачей-коммерсантов превратила эту книгу в заурядную беллетристику...)

По сравнению с Гамовым, члены кружка "возвращенцев" (Покровская, Новиков и Кузнецов), можно считать, отделались легким испугом: они получили всего лишь условные сроки - может быть, потому, что на процессе умеренно раскаялись. "Литературный салон" Дениса Новикова не был ни "кружком Петефи", ни "группой последователей чехословацких ревизионистов из газеты "Литерарни листы" (как поначалу пытался представить дело ретивый следователь КГБ Станислав Могутин - опять-таки цитирую по книге И.Алексеевой). Это был на самом деле салон или клуб на квартире Новикова, где молодые литераторы читали и обсуждали свои произведения. Криминал, правда, был в определенной тенденциозности текстов: принцип "возвращения к Земле" авторы старались соблюдать неукоснительно. Если судить по меркам 90-х, участники кружка сочиняли вполне обычную "психологическую" фантастику, где и сюжету, и науке было отдано положенное место ("Караван" Д.Новикова, "Атомная быль" Ю.Кузнецова и др.). Во всех этих повестях и рассказах была, однако, одна важная особенность - в них начисто отсутствовала Луна, даже намеки на "официальный" спутник Земли считались неприличными. По мнению Светланы Покровской, главного теоретика кружка, ставшая основой государственного кича Луна была безнадежна для литературы. "Эстетизировать Луну, - писала Покровская в своем трактате, приобщенном к материалам дела, - так же нелепо, как эстетизировать серп и молот, кремлевскую стену или красное знамя. С той поры, как Луна сделалась предметом советского культа, она тотчас же оказалась мертва в плане искусства, превратилась в "дежурное блюдо", подаваемое в Секции фантастики СП СССР. Даже модная интеллигентская ирония по отношению к Луне, которой сегодня бравируют некоторые "новые фантасты", всего лишь примета их рабской зависимости от этого культа, ибо видимость спора на равных с мертвой догмой только придает духовному насилию социума над личностью внешне респектабельный характер. (...) Мы должны забыть о Луне - раз и навсегда. Мы не в силах прекратить бессмысленный и нескончаемый поток "лунной прозы". Единственное, что мы можем, - игнорировать его..."