Он хмыкнул.

- Серый, - спросил я, - ты веришь в переселение душ?

Серый долго думал, не отрывая от меня взгляда, потом сказал медленно:

- Не гони дуру. Какое переселение?

- Гм... Это я так, от большого ума. Не обращай внимания. Серый, а как фамилия этого... Филарета Назаровича? Не Билли Бонс?

- Ты какой-то чокнутый, - возмутился Серый. - От большого ума. Ещё переселиться куда-то хочет. Тебя даже в дурдом не поселят, мозгов, как у курицы...

- А тебя?

- Чего меня?

- Поселят туда?

Лицо его находилось в тени, а фигура была освещена, и по фигуре заметно было, как доходит до него смысл вопроса. Всего через две-три секунды передо мною стоял уже не заботливый старшина, а разъярённый бык. Бык сказал с хрипотцей:

- Хамишь, парень. Бля буду.

И повёл шеей.

- Да ладно, сорвалось, - объяснил я с досадой. - Нервничаю. А почему ты мои мозги низко так ценишь?

Да, бить меня сегодня, видимо, не рекомендовалось, чтобы не осложнять шефу утренний разговор. Этакий постный день. Поэтому быку пришлось принять моё объяснение. Он подышал, расслабился и ответил:

- Разве умный будет кидаться на шефа? Да ещё ногами... Нет, точно дурак.

Кажется, это воспоминание опять лишило его равновесия. Он энергично плюнул под ноги, на ковёр, повернулся и вышел, плотно закрыв дверь.

Я невесело усмехнулся. Отморозок...

За пуленепробиваемым окном вдруг яростно залаяла собака; кто-то чужой в эти предутренние часы шлялся у подъезда.

* * *

- Доброе утро! - радостно произнёс шеф, появившись утром в гостиной.

Честное слово, это была откровенная ложь. Ну какое там, к чёрту, доброе! Но я мужественно соврал:

- Да, шеф, доброе.

Полагалось иметь вид спокойный и уверенный.

- Как спалось?

- Я спал, - опять значительным голосом соврал я, - наслаждаясь мыслью, что меня тут очень уважают. Потому что сильно боятся.

- Сильно боятся? - поразился шеф.

- Угы-гы! - хохотнул Серый. - Малый шутит.

Тогда я поднял скованные наручниками запястья и молча предъявил их шефу. Шеф задумчиво посмотрел на мои скрюченные пальцы и объяснил:

- Ты не прав. Это не знак уважения, это мера наказания. Но у меня сегодня хорошее настроение. Сними, Серый.

В тот же миг из коридора высунулась на удивление благостная физиономия Самохи.

- Я не нужен? - деликатно поинтересовался он.

Вот прохиндей: всё слышит, хотя только что на кухне беседовал с...

Да, я забыл сказать: шеф пришёл не один; с ним была дама.

Это, естественно, вызвало повышенный интерес к гостям.

По снятии с дамы изящной шубки выяснилось, что дама была при больших достоинствах, выражавшихся в соблазнительной рельефности отдельных частей тела. Тут же сразу стало понятно, почему у шефа сегодня хорошее настроение. А судя по её мимолётному взгляду, брошенному на меня из коридора, она легко выделяла мужчин из окружающей обстановки. Впрочем, в гостиную дама не зашла, а двинулась сразу на кухню, сопровождаемая галантным Самохой, тащившим туда же какие-то свёртки и кульки.

И вскоре из кухни донеслось приятное на слух щебетанье. Дама энергично стрекотала, как эстрадная звезда перед телекамерой: не заканчивая фраз и перескакивая с пятого на десятое.

Однако вслушиваться в милый лепет было некогда. Здесь у нас полным ходом готовились ответственные переговоры.

Объявив - с момента своего появления - всеобщий мораторий на силовые действия, шеф принудил Серого снять с меня наручники и велел подать из кухни кофе. Вместе с кофе мигом явился и Самоха.

Но тут выяснилось, что шеф имел совсем другие намерения.

- Серый, - сказал он, - проводи Эмму в подвал. Пусть возьмёт там, что ей надо. Десять пакетов. Ты, Самоха, посиди на кухне, покарауль... Вдруг принесёт кого-нибудь нелёгкая. Мы пока поговорим.

Что-то неуловимое скользнуло по лицу Самохи, будто тучка какая-то пробежала, но он встал и вышел в коридор. Вместо него в комнату походкой манекенщицы вошла дама, именуемая Эммой, в длинном чёрном платье, облегающем тело.

- Приятного аппетита, - пожелала она и взглянула на меня. Однако, этакая зараза... Между прочим то, что сверкало в разрезах её шикарного платья, заслуживало пристального внимания. Но рядом сидел шеф. Ах, скорее всего, дразнит она своего хозяина, подумал я и благовоспитанно наклонил голову в полупоклоне.

Ладно, подразним вместе.

Серый дёрнулся со стула, сказал отрывисто:

- Пошли!

И вышел в дверь. Настроение у него явно упало.

- Смотри там... без шуток, - сонным голосом предупредил шеф.

Эмма повела плечами, Серый не среагировал.

Дверь, наконец, закрылась. В комнате мы остались вдвоём.

- Ну, - сказал шеф, - я слушаю.

В ответ я молчал.

В моих деловых отношениях с этим Билли Бонсом явно чего-то недоставало. Какой-то изюминки. Это было опасно, он мог заподозрить неладное.

Прошло несколько секунд.

- Никак в молчанку решил поиграть? - удивился шеф.

- Нет, - ответил я и потёр пальцами кисти рук. - Думаю.

- У тебя время было. Думай скорей.

- Сомнения одолевают...

- Ну-ну?

Он ободряюще кивнул, как кивает учитель штатному двоечнику, от которого ожидает получить после хорошей подсказки правильный ответ.

Ответ был такой:

- Не запрягай раньше времени. Мне кое-что непонятно. Какие у тебя права на этот металл?

- Вот как даже... - произнёс шеф и посмотрел на меня с усмешкой. Ожил за ночь?

- Да не в том дело, что ожил... Я понимаю, права у того, кто сильней. Но всё-таки: твой это металл или не твой? Скажи, ты же ничего не теряешь.

- Ага, совесть тебя мучает, - определил шеф. - Отдаёшься и не знаешь, хорошему человеку или нет. А где была твоя совесть, когда ты в чужой квартире хапнул этот... ценный предмет?

Я молчал, глядя мимо него.

- Успокойся: металл - наш. С нашего рудника. Нашими людьми сделан. Так что плюнь на свои сомнения и разотри. Давай вести разговор по делу. Согласен? Или нет?

- Согласен. Только... Не обессудь, ещё один вопросик. Последний. За что Худорожкова убили? Он же ваш человек. Я прав?

Билли Бонс посмотрел на меня пристально.

- А чтобы не темнил. Я этого не терплю, учти на будущее. Всё?

- Нет, но я же сейчас исповедоваться начну, а ты на такой пустяковый вопрос ответить не хочешь. Это несправедливо...

Шеф внезапно рассмеялся.

- Давно здесь никто за справедливость не базарил... Тебе что, от этого легче станет? Ну ладно, ладно... Есть такой, в чемоданчике сделанный, компьютер, как его...

- Ноутбук.

- Ага. У Худорога такой бук был и пропал после бомбёжки его квартиры. А засекли этот бук у Прейскуранта...

- Кто это?

- Его кореш. И Худорог отказался говорить, куда Прейскурант слинял.

- А я тогда при чём? - взвился я. - Если ноутбук у Прейскуранта!

- А! Так ты тут вообще ни при чём, - значительно промолвил шеф и на губах его стала медленно проступать змеиная улыбка.

Дьявольщина! Я же сам признался...

- Нет, ну... я не отказываюсь. Что было, то было. Но какая сволочь на меня настучала?

- А вот Худорог и настучал. Перед тем, как дуба дать. Жить ему сильно хотелось, он и признался, что у тебя должен быть металл, ты взял его. И очень просил его живым оставить. Но поздновато уже было... Так что все претензии - к нему.

- Шеф, такого не может быть, - промямлил я.

- Всё, всё, дискуссию отменяю! - рявкнул шеф. - Начинай каяться, время идёт.

Я кивнул, потёр лоб и начал вдохновенно врать.

Впрочем, не сразу. Вначале я, как и положено уважающему себя заложнику, запросил гарантий безопасности. Тут вдохновенно врать начал шеф. И я получил в ответ то, что и ожидал услышать: клятвенные заверения в том, что как только металл будет с моей помощью найден, так сразу... И ни одной лишней минуты. Ему, шефу, не нужна дополнительная обуза. Зачем? Какие глупости! И он человек, в конце концов, он всё понимает...