И был у нас в бригаде человек, хорошо знающий немецкий, английский, французский языки. Он - это следующая стадия акции: респектабельный, похожий на иностранца, мужчина. Акула Уолл-Стрита, каким его изображали на страницах популярного журнала "Крокодил". Он - человек в обязательных темных очках, в шляпе, с сигарой в зубах. Таким наш полиглот и выходил на дело.

Останавливается он в каком-нибудь из переулков на улице Горького, или в Столешниковом переулке - там, где иностранцы дефилируют, где промышляют черные друзья России - узбеки, таджики, кавказцы. Мы их называли "бонабаками". А в руках у него коробочка - атлас и бархат, все по классике.

И тут к нему подходит один из наших, а разговор идет приблизительно так:

- Что у вас?

Продавец:

- Камень три карата.

Потенциальный покупатель оживляется:

- А сколько стоит?

- Пять тысяч.

Подходит еще один свой человек, тоже "заряженный", и начинает камень смотреть, вертеть, ногтем царапать, дуть на воду. Обычно еврея заряжали. Он начинает торговлю:

- А давайте за четыре! Давайте дешевле! Подходит третий наш:

- Ай, какая вещь!

Подходят посторонние, "бонабаки" особенно. Их там всегда тьма. Осень прошла - хлопок сдали и едут в Москву скупать золото, камни. В магазинах камни были 0,2-0,3 карата, а здесь - гигант алмазной индустрии!

Кто-то из наших "разводит":

- Все, я беру, пошли!

И это очень тонкий момент блефа: если публика недостаточно впала в торговый кураж, то наши уйдут. И - начинай сначала в другом месте. Этот момент надо прочувствовать.

Это сейчас все просто, а в те времена и менты кругом, и КГБ.

И тут "бонабак" какой-нибудь решается взять инициативу:

- Я беру! Даю больше!

- Ну, бери.

Теперь камень надо оценить у какого-нибудь ювелира.

И у нас есть такой оценщик-знаток. Едем в дом, где вход один, а выход совсем другой. В центре таких подъездов было достаточно много. Мы знали все их. Едем в какой-либо, подымаемся на второй или третий этаж, а ювелир уже спускается.

- О-о! Здравствуйте, Абрам Моисеевич! Дорогой вы наш оценщик-ювелир!

Он извиняется, ему некогда, он спешит. Мы уговариваем.

- Ну, я уж не буду возвращаться - примета плохая... Посмотрим здесь?

Мы не возражаем. Он достает лупу, кислоту какую-то, смотрит, нюхает.

- Да... - говорит. - Это стоящая вещь. Сколько же вы хотите за нее?

- Пять тысяч!

- Вы в своем уме? Эта вещь стоит минимум пятнадцать тысяч долларов! Вы шутите. Я пошел. А если не шутите - давайте мне, я заберу ее у вас! У меня есть покупатели - сей же час придут!

И начинается ажиотажный спрос - не ниже. Покупатель в шоке. С нами еще пять человек, все хотят купить. "Абрам Моисеевич" говорит:

- Я пошел, я пошел, я спешу... - и уходит с обиженным видом.

Деньги нами получены, камень продан. Покупатели уходят обычным путем, продавцы же поднимаются на пятый этаж и уходят через запасной выход.

17

И это долго длилось.

До тех пор, пока не попал я на Петровку, 38, в отдел по борьбе с особо опасными преступлениями, с мошенничеством в особо крупных размерах. К Юрию Александровичу Гамшееву, будущему своему подельнику. Потом у него была кликуха Юра Малаховский, потому что сам он был из Малаховки. Вот он меня и привлек к ответственности. Он уже давно ночей не спал, нас вычисляя. Десятки заявлений от кинутых "бонабаков" не давали ему спать ночами.

И говорит мне Гамшеев:

- Информации на вас много, заявлений тоже. Что будем делать?

Я говорю, в общих чертах, следующее:

- А что поделаешь? Придется работать вместе. С такой информацией ты будешь нас отмазывать, а мы будем тебе долю давать!

И - пошло. У нас уже было две ментовских крыши.

Позже мы с Юрием Александровичем на зоне повстречались.

А пока жизнь продолжалась. И не забывайте, дамы и господа, что я работал еще и прорабом.

18

У нас был золотой слиточек в форме пластины весом в сто грамм.

Обычно покупателя находили среди торговых работников. Приходишь к директору магазина, это обычно еврей: " - Надо такое дело?" "- Надо." Сам он на прямой контакт не идет, с кем-то совещается, кого-то посылает - все тихой сапой, все подпольно. Ведь на чем основан классический "разгон"? На запрете открытой торговли. Люди боятся купить и боятся продать. И никто не рискнет продавать дома.

И мы идем, в сквер, например, на Пушкинской. Или крутимся на площади у ресторана "Узбекистан". Я нечасто исполнял роль продавца, мой конек - роль оперативного работника. Роль продавца бралась Джоном Папиросником, и еще были ребята - типажи, которых нет смысла называть. А события развиваются по такому сценарию.

Держит продавец в руках эту золотую пластину.

Покупатель ее берет, на зуб пробует, взвешивает, трет-мнет - все нормально: золото и отдает "продавцу". Начинает отсчитывать тысячу рублей денег: пятерки, десятки, трояки, четвертные. Продавец с пластиной в руках ждет, когда придет время пересчитывать их, как принято. И в тот момент, когда и пересчет денег идет к концу, и пластина еще не отдана и деньги уже вручены, он делает рукой условный маячок. Тогда из кустов высыпает "опергруппа" с двух сторон с криками:

Стоя-а-ать! - и покупатель золота бежит в одну сторону, "продавец" - в другую. "Опера" бросаются за тем, кто продает, быстро нагоняют, потому что он не быстро бежит, валят на землю, руки заламывают и берут в наручники, все конфисковывают. Потом публично ведут в черную "Волгу" - и, якобы, в кутузку.

Но до того как этот конфуз случился, продавец и покупатель, естественно, обменялись номерами телефонов. Ведь оба они порядочные люди. А после покупатель, счастливый, что его не поймали, конечно же, звонит продавцу, еще надеясь на что-то:

- Ну как дела? Где деньги? Где рыжье?

- Какие деньги? Какое рыжье? Все изъяли мусора поганые! Хорошо, что нам по червонцу не определили!

Надо знать человеческую психологию, чтобы понять, что покупатель в этот момент счастлив, как ребенок, которого пообещали высечь, да ремня не нашлось.

И эти сто граммов крутились по первопрестольной минимум полгода и каждый день. Но пришло время, и по всей блатной Москве прошел слух, что какие-то сто грамм золота уже полгорода полгода покупали, а купить не смогли.

И Гамшеев с Петровки говорит нам:

- Кончайте! Вся Москва гудит!

Глава третья. Первый арест

1

Я работаю прорабом.

Вот она, карьера: комсомолец, кандидат в кандидаты, студент- заочник. Далее: прораб - главный инженер и далее. Правда, в прорабство я попал по протекции крупного московского жида. Его юная родственница имела на меня виды. Она пошла, шепнула - и тут же я получил производство. Самое бы время завязать с "романтикой", но бес-то уже в меня вселился. Он вселился в меня прежде, чем я - в кооперативную квартиру, ради которой и занимался мошенничеством. Так мне казалось во всяком случае. Вот, думаю, вселюсь в Текстильщики - и завяжу.

Но как бы то ни было, а фатальные события развивались своим чередом, в прямом соответствии с народной мудростью, которая гласит, что от сумы придешь к тюрьме.

Мы отделывали дом № 4 по Бережковской набережной. Для тех, кто не знает, что это "за дом такой на семи ветрах", скажу: это дом так называемой элиты. Говорю "так называемой" потому, что раньше определение "элита" применялось к флоре и фауне, но отнюдь не к людям. Однако это несколько иная тема. Скажу лишь, что в этом доме жили артисты ансамбля Игоря Моисеева, солисты ансамбля "Березка", валютные, заслуженные, народные и иже с ними. Словом, люди, вкусившие прелестей западного полусвета или деми-монда, как говорят французы. Квартиры в нем строились по индивидуальным проектам.

Их обладатели вожделели, алкали всего импортного от обоев до сантехники.

Ну что ж, добро. Давай пятьсот - будет финская сантехника. Читатель подумает: "А где ж ты ее возьмешь?" И я отвечу.