– Мне не нужны вой, ярл!

– Знаю. – Хельги хитро прищурился. – Тебе нужна обитель, а мне – надежная крепость. И, думаю, мы поможем друг другу. По рукам?

На этот раз засмеялся монах:

– По рукам, Хельги-ярл, по рукам! Однако знай – не меч я буду нести лесным жителям, но слово Божье! Аминь.

Никифор перекрестился.

Когда гости ушли, ярл нервно заходил по людской, дернулось в поставце пламя, запрыгали по стенам уродливые черные тени, похожие на лесных троллей. Ирландец… Хельги вздохнул. Эх, Конхобар, Конхобар… Донесли уже, что видят тебя постоянно нечесаным, грязным, пьяным. Быстро поддался ты веселому пороку… Не слишком ли быстро?

Хельги-ярл надеялся на помощь Ирландца, острый, язвительный и циничный ум которого был так похож на разум Того. Конхобар, как и сам ярл, давно уже действовал без оглядки на закоснелые обычаи и дурацкие обряды, конечно соблюдая внешнюю сторону приличий, иначе б не поняли люди, не приняли бы и отвергли все то, что хотел для них сделать Хельги. А хотел он многого, и в первую очередь – оградить от страшной участи, уготованной жителям этой страны Черным друидом.

Кроме Ирландца, пожалуй, и не было около ярла людей, столь близких по духу. Умных, деятельных, понимающих все с первого слова. Никифор был слишком поглощен Богом. Снорри? Верен, честен и предан до последнего дыхания, до последней капли крови. Хитер в бою, но в обычной жизни решения предпочитал простые: вражда – так вражда до последнего, дружба – так дружба. И очень многие люди мыслили так. Правда, не все…

Эх, Ирландец…

Выйдя из людской, Хельги прошел галереей к лестнице – подняться в покои – как вдруг со двора донеслись громкие голоса. Ярл перегнулся через перила:

– Что там такое?

– Господин Конхобар, княже!

– Конхобар? Так что же он там стоит? Пусть входит!

Ирландец выглядел как в лучшие времена: щегольская туника с изящным поясом, бобровый полушубок, соболья шапка с бисером, тщательно подстриженная борода. Не похож на пьяницу. Впрочем, под глазами – мешки.

– Говорят, ты тут пил всю зиму, словно царьградский житель? – после взаимных приветствий спросил без обиняков Хельги.

– Лгут, – тут же соврал Ирландец. И, ухмыльнувшись, добавил:

– Так, как жители Константинополя, пить нельзя – никакая глотка не выдержит!

Князь тоже засмеялся, потом поинтересовался обстановкой в городе.

– Знаешь, ярл, вроде б и тихо все было… – Ирландец задумчиво потеребил бороду. – Ни убийств, ни драк, ни набегов… Не нравится мне это!

– Что, без убийств плохо?

– Да не про то я. – Конхобар махнул рукой. – Когда слишком тихо все – это настораживает.

– Верные людишки чего донесли? – поднял глаза ярл.

– Донесли, конечно, да так, ничего особенного… – Ирландец поерзал на лавке. – Ходил я тут в одну корчму…

– Слыхал, слыхал!

– Корчмарь – Ермил Кобыла – тот еще пес. Краденым по мелочи приторговывает, да и раньше с хазарами людокрадные дела имел. Отправил я было к нему верного человечка – так тот там и спился, змей. Пропал, сгинул. Пришлось самому…

– Тяжкая доля! – Ярл засмеялся. – Говорят, ты мне грамотея нашел?

– А, сказали уже? То не я нашел, Найден, тиун мой… Грамотей изрядный, Боричем Огнищанином кличут.

– Так пришли его завтра поутру грамоты заемные разобрать.

– Разобрали уже, – горделиво хохотнул Ирландец. – Не стали тебя дожидаться. Думаю, с завтрашнего дня пускай данью займется. Твои б вой ему сказали, где какой погост да сколько людишек в нем, он бы и записал все, да и дань высчитал, чтоб потом не гоношиться.

– Хорошая мысль! – одобрительно кивнул Хельги. – Признаться, я и сам про то думал… – Он вдруг нахмурился. – Так вот, насчет погостов дальних…

Он поведал Ирландцу все: об убийствах и разорении погостов, о непонятных колбегах, о весянском старейшине Келагасте и о многом другом, менее важном.

Ирландец слушал внимательно, не перебивая, лишь иногда уточнял что-то. Потом взглянул на Хельги:

– Ты сам ведь что-то думаешь обо всем этом, ярл?

– Думаю, – согласился тот. – Слушай. Может, чего и добавишь к моим мыслям. Итак, первая загадка – разоренные поселения. Люди убиты все – как именно, ты уже знаешь. Взяты только пища и шкуры, все остальное цело, даже усадьбы не сожжены. Теперь давай вместе думать – кто все это сотворил и зачем? Местных можно отмести сразу – те бы все сожгли… Хотя убить всех для них смысл имеет – чтоб, узнав, не отомстили да не рассказали кому из соседей. Но вот убийства… – Хельги замялся, подыскивая нужные слова.

– Продолжай, ярл, – глухо вымолвил Ирландец. – Ты хочешь сказать, что эти убийства в дальних лесах очень напоминают другие – жертвоприношения в капищах кровавых богов! Отрезанные головы, проткнутые сердца… А желтой пыльцы омелы ты, случайно, там не заметил?

Ярл отрицательно мотнул головой. Омелы там точно не было.

– Думаешь, это Черный друид?

Конхобар неопределенно пожал плечами:

– По крайней мере, очень на него похоже!

– А я мыслю проще, – сверкнул глазами ярл. – Кто-то хочет лишить меня власти! Смотри сам: если я не смогу защитить дальних жителей, какой толк им платить дань? Может, им лучше платить кому другому? Еще одно: я забыл сказать про кровавого орла… да-да, именно так были умерщвлены некоторые… Быть может, кто-то специально сделал так, чтобы подумали на нас, людей фьордов, ведь кровавыми орлами развлекаются только викинги. Мы же здесь – чужие. Я не имею в виду Альдегьюборг… Кто же стоит за всем этим? Люди Вадима Храброго? Но их, как говорят, всех истребил Рюрик. А кого не истребил, те сами пошли служить ему. И, мне кажется, враги знали о моем походе за данью. Кто-то сказал им… Кто? Нет, вряд ли это друид, давно потерявший силу. Он сгинул, похоже, в дремучих древлянских лесах. Нет, здесь другие. Но не менее опасные для нас! И даже более: они местные, а мы – пришельцы. На их стороне обычай, а на нашем – лишь сила с законом.

– Значит, надо привлечь на нашу сторону людей.

– Верно, Ирландец! Но пока будут продолжаться безнаказанные убийства и грабежи в дальних лесах, приписываемые викингам, вряд ли кто нас поддержит. Более того – вряд ли на следующий год мы соберем дань. Можно даже не ездить, не беспокоиться. Или если ехать, то с сильным войском, примучивать так примучивать!

– Можно и так, – согласно кивнул Ирландец. – Но лучше всего…

– Навести порядок в лесах! – яростно заключил ярл. – Уверен, нити к тамошнему беспределу тянутся отсюда, из Ладоги. Здесь и нужно искать, Конхобар! Искать и помнить – времени у нас мало, всего год.

Борич Огнищанин прижился на княжьем дворе. Отмечал его усердие и сам князь Хельги – Олег, как его звали на местный манер. Несмотря на молодость, Хельги выказывал себя умелым правителем, настоящим конунгом-князем, хотя на самом-то деле, конечно, был всего лишь ярлом, наместником князя Рюрика. Огнищанин про то перво-наперво вызнал. Будучи сам неприметным, все примечал Борич: и где какие припасы в Детинце и в городе, и как сторожа на стенах сменяются и как – у ворот, и кто где кому закуп, холоп или рядович – уж это-то все через него проходило. Скромен был Огнищанин, нелюдим даже, правда, нелюдимость свою иногда сбрасывал – бывало даже, и угостит кого бражкой. Начальника стражи, тиуна, писцов, купчишку какого-нибудь. Гости купцы толклись в княжеских сенях аж с апреля. Как начал стаивать снег, так и не отбиться от них было – все склоняли ярла идти с войском в южные земли и далее – на Царьград. Им-то, купцам, там прямая пожива от войска, ну и так, безопасность. Всю дань – мед, меха – рухлядь мягкую, железо укладное в крицах – давно уж скупили купцы у ярла, теперь бы самим сбыть ее в дальних землях, не сидеть же тут, заморских гостей дожидаясь. А дальние экспедиции завсегда князья зачинали, дело непростое, многих затрат требующее, одним-то купцам не потянуть такое. Хельги-ярл хорошо понимал это, однако знал и другое – не очень-то крепка была еще его власть на земле ладожской, для того чтобы отлучаться летом. Но все ж надобно решать было проблемы купечецкие – они же и собственные: ежели что не так, кому дань сбывать? Самому весь мед лопать, мехами закусывая? Целых два выхода тут видел Хельги: первый – отправить с купцами лишь часть дружины, поставив во главе хоть того же Снорри; и второй – занарядить купцов к Рюрику, в Городище, он тут главный князь, ему и решать. Ни к какой мысли еще не склонился ярл окончательно, все думал, вот и маялись купцы в неведенье.