Наибольшие потери противник понес от огня спешенного эскадрона, который мы оставили на западной окраине города, на путях отхода противника.

Мы овладели большим городом, крупным железнодорожным узлом, потеряв всего трех человек убитыми. Вит что значит обходное движение.

В одном из сел 2-й Доно-Кубанский полк ночевал вместе с кавполком 7-й стрелковой дивизии. Упоенные успешным наступлением, учитывая сильную усталость людей, мы проявили к ним излишнюю жалость - всем разрешили спать и выставили на ночь слабую охрану. Сам я спал в саду. На рассвете услышал редкую стрельбу и крики в селе. Чувствуя что-то неладное, вскочил, оделся. Стрельба и крики все усиливались. Через несколько минут выяснилось, что интервенты ворвались в наше село. Я видел, что все мои кавалеристы скачут в назначенное для сбора место за селом, дал дополнительные указания и сам направился туда же. При подсчете на сборном месте не оказалось тридцати пяти бойцов и командира 3-го эскадрона, бывшего белого офицера. По соседству собрался кавалерийский полк 7-й стрелковой дивизии, в котором недосчитались 18 человек и четырех орудий с запряжками.

Я был уверен, что в селе войск противника меньше, чем нас, и предложил соседнему полку совместно атаковать село, но сочувствия не встретил. Тогда мы решили атаковать село одними доно-кубанцами, чтобы спасти своих, оставшихся в селе, а также и батарею. Я выстроил полк, сказал им: "Надо спасать своих и батарею" - и скомандовал: "Шашки вон, и атаку за мной марш, марш!" За мной никто не последовал. Скомандовал еще раз - тот же результат! У меня от досады выступили слезы. Но я в третий раз повторил команду. За мной последовало человек пятьдесят. Понятно, что об атаке нечего было и думать.

Через два часа противник оставил село, уводя наших пленных и батарею.

В конце октября я побывал в бригаде Котовского в встретил там ординарца комиссара кавполка 58-й стрелковой дивизии. Он рассказал мне, что комиссара Шумилова убили в одной из неудачных атак, а он сам попал я плен и очутился в польском лагере. Там он видел тридцать пять "пленных" из Доно-Кубанского полка вместе с бывшим командиром их эскадрона, который похвалился, что уже давно хотел перейти к белым, но все не было удобного случая, что они хотели с собой захватить командира полка Горбатова, искали его в то утро в штабе, да не нашли.

А я-то хотел спасать их, мерзавцев!

После того как мы освободили город Ковель, я был назначен командиром отдельной Башкирской бригады. До 19 августа 1919 года эта бригада входила в состав колчаковской армии и находилась в селе Туркмен, в районе Верхнеуральска. Потом революционно настроенные солдаты и офицеры, сговорившись между собой, арестовали контрреволюционных офицеров и под командой Мусы Муртазина перешли на сторону Красной Армии. В бригаде было два полка - 850 сабель, 2 орудия, 16 станковых пулеметов. В скором времени башкиры сумели зарекомендовать себя стойкими борцами за Советскую власть. В боях против колчаковцев бригада имела большой успех, захватила 11 орудий, 28 станковых пулеметов и большой обоз.

1-й Башкирский кавалерийский полк также был сформирован колчаковцами. Он перешел на сторону Красной Армии в начале 1919 года, уничтожив офицеров, не желавших служить народу. Позднее полк был переброшен в район Петрограда, где отважно сражался против Юденича и получил Почетное Красное знамя от рабочих Петрограда.

Отдельная Башкирская кавалерийская бригада двухполкового состава в апреле 1920 года была переброшена с Восточного фронта в район Киева; в тот же район из Петрограда 15 мая был переброшен 1-й Башкирский кавполк, влившийся в бригаду третьим полком.

28 мая бригада ликвидировала крупную банду севернее Киева и за ее счет значительно пополнилась конским составом; 1 июня форсировала Днепр, овладела местечком Горностайполь и рядом деревень; потом совместно с 7-й стрелковой дивизией, вступив в подчинение к ее исключительно смелому и способному комдиву Голикову, успешно наступала, форсируя реки Случь, Горынь, Стоход, а 15 августа овладела городом Устилуг на реке Западный Буг. В это время я и вступил в командование бригадой.

20 августа в бригаду из Башкирии прибыла делегация от Военно-революционного комитета и политуправления башкирских войск, привезшая подарки: 200 пудов пшеничной муки, 20 пудов табаку, 3 пуда меду, 5 пудов мыла, 25 штук карманных часов, 10 стопок бумаги, 400 конвертов, - 4 дюжины карандашей и 500 конских арканов. Все это было распределено среди красноармейцев - в первую очередь давали отличившимся в боях. Теперь такие подарки покажутся несколько странными, но в то время, когда армия нуждалась даже в мыле, бумаге, конвертах и многом другом, получить подобный подарок было не только приятно, но и очень полезно, все эти предметы высоко ценились на фронте.

Перед строем полков было прочитано обращение правительства Башкирской Советской республики:

"Дорогие товарищи!

Мы узнали о вашей героической деятельности против польских белогвардейских банд. Этим вы доказали свою преданность делу рабочего класса, коммунизму, и мы шлем вам горячий привет и посылаем подарки, собранные вашими братьями-башкирами. Посылая эти подарки, мы хотели засвидетельствовать солидарность между тылом и фронтом. Им должны бить уверены, защищая с оружием в руках интересы рабочего класса Советской России и Башкирии, что трудящиеся с сохой и молотом не забывают о вас и в любую минуту по требованию Советского правительства придут вам на помощь всем необходимым.

Да здравствуют красные кавалеристы Башкирии! Да здравствует единение тыла с фронтом! Да здравствует Башкирская Советская республика Российской Федерации!"

Бригада, оставив свои тылы в городе Устилуг, овладела Грубешовом, вышла западнее города Холм, подорвала три мостика на железной дороге Холм - Люблин и получила запоздалый приказ - отойти в район Грубешова.

Время клонилось уже к вечеру, люди и лошади приустали, но нужно было пройти еще тридцать километров до ночевки, так как мы далеко оторвались от наших войск.

После незначительных стычек с пехотой противника мы прибыли за час до полуночи в одно местечко, где решили остаться на ночь. От каждого полка выставили в охранение по эскадрону: все части и штабы расположились в местечке.

Около часа ночи я лег отдохнуть. Сквозь сон слышал, как кто-то спрашивал комбрига и что-то говорил о поляках, но усталость была так велика, что я не мог превозмочь сон. Не знаю, сколько я проспал, но, проснувшись, вспомнил, будто кто-то спрашивал меня. Вскочил - была полная тишина. Все спали мертвым сном. Разбудив дежурного, я узнал, что один башкир прибыл из соседний дивизии с донесением, что охранение выставлено, противника нет, но, когда он подъезжал к нашему местечку и был около кладбища, его оттуда окликнули по-польски. Долго мы искали кавалериста, привезшего донесение, и наконец нашли его среди спящих в сенях. С трудом разбуженный, он подтвердил то, что доложил дежурный.

Кладбище, о котором шла речь, было на юго-восточной окраине местечка, в направлении нашего отхода. Засада здесь грозила нам большой опасностью.

Было 4 часа утра. Связных мы послали в охраняющие эскадроны с приказанием: на рассвете сниматься и, нe заходя в местечко, собираться в деревне, которая была в восьми километрах юго-восточнее его. Все отдыхающие части без шума были подняты по тревоге и построены на площади к пяти часам утра, но приказано им было выходить из местечка не на юго-восток, куда лежал наш путь, а на северо-восток.

Было еще темно. Не успела голова колонны выйти из местечка, как два пулемета противника начали обстрел его с той стороны, куда мы держали путь, и два пулемета - с северо-запада. Но пули летели поверх домов.

Головному эскадрону было приказано немедленно и самым решительным образом атаковать пулеметы противника, которые находились на нашем пути. Эскадрон с обнаженными клинками перешел на рысь, и вскоре раздались крики "ура", а через десять минут я получил доклад, что захвачены два пулемета и двенадцать пленных во главе с офицером.