- Знамя на мне, снимайте.

На этот раз Шматко спал больше суток.

*

В боях Михаил Смугляк постепенно забывал свое прошлое. Собственно, об этом и думать некогда было: с утра до вечера и с вечера до утра он находился в роте, давал нужные указания, вместе с автоматчиками питался и спал в одной землянке и очень часто уходил с ними в боевое охранение переднего края. Солдаты привыкли к своему командиру: при нем делились между собой самыми сокровенными думами и мечтами и даже читали глубоко интимные письма.

Как-то вечером ефрейтор Борис Кочин получил письмо от дальней и, по его словам, доброй родственницы, которая сообщала ему, что его молодая жена, Машка, уже долгое время путается с хромоногим бригадиром колхоза, с Акимом Тяпиным, и что недавно она тайно выжила четырехмесячный плод, потом заболела и чуть не скончалась. А он, хромой кобель, для войны не годился, а брюхи набивать бабам приспособился, не подумал даже отвезти тогда Машку в районную больницу к специалисту-акушеру.

Прочитав письмо, Кочин вознегодовал.

- Пусть она не ждет меня! - сердито сказал он, разрывая письмо на мелкие кусочки. - Сегодня же напишу шлюхе: сматывайся из моего дома ко всем чертям рогатым!

- Правильно! - послышался хриплый голос в углу нар. - На кой хрен такая потаскуха нужна солдату!

- Не рубите с плеча! - вмешался в разговор Смугляк, сбрасывая пепел папиросы в желтую пепельничку, сделанную из гильзы снаряда. - Ты проверил факты, Кочин? Нет. Тогда чего же ты рвешь и мечешь? А может, твоя родственница слишком сгустила краски, насплетничала? Скажи-ка откровенно, кто она такая?

- Тоже солдатка, - буркнул Кочин.

- Так и знай: не поделили "хромого кобеля", - язвительно хихикнул Шматко, приподнимаясь на нарах, застланных соломой. - Тут и проверять нечего, товарищ командир роты. А потом, для чего молодой бабе томиться? Если, скажем, есть возможность обменяться удовольствием, почему бы и не обменяться? Говорят, воздержание вредно.

- Не мели, мельница! - огрызнулся Кочин.

- А ты не прикидывайся обиженным щенком, - уже слезая с нар, проговорил Шматко. - Ты что, воздухом питаешь свои... эти самые потребности?.. А кто консервы носил вдовушке, когда мы на постое в селе Зарубцы были? Даже у меня банку занял.

Кочин побагровел, заерзал на нарах.

- Врешь ты, как баба, Шматко!

- Тише! Я с детства врать не умел, - отрезал Шматко, обращаясь к усатому автоматчику. - А ну-ка, скажи, усач, правда это или неправда? Ты у нас всегда правду говоришь.

- Было дело, чего там! - подтвердил усач.

- А ты что, за ноги меня держал? - напустился на него Кочин.

- За ноги не держал, а видел, - спокойно ответил усач, из-под лба глядя на Кочина. - В огороде-то, вспомни-ка... Чуть не наступил тогда на вас... А ты отпираешься.

Раздался смех. Кочин съежился.

- А ну, довольно! - оборвал Смугляк автоматчиков. - Нашли тоже тему для разговоров. Семейное дело - это личное дело каждого. Кочин взрослый человек, сам способен решить, как ему поступить. Я бы, например, написал прямо жене: так, мол, и так, до меня дошли слухи о твоем плохом поведении. Если это правда - напиши, как расценивать твои поступки и как ты сама их расцениваешь? Получив ответ, можно принять тогда верное решение.

- Вообще-то оно так, - проговорил усач. - А как Кочин думает? Может, действительно, родственница-то поднаврала?

- Сегодня напишу, - вздохнул Кочин.

На рассвете полк был заменен и выведен с переднего края в тыл для пополнения. Рота Смугляка передвинулась на левый фланг и разместилась на окраине города, возле огромного военного склада фашистской армии. С двумя соседними саперами старшина Большаков проверил помещение склада, нет ли там мин. Потом осмотрел, какие материалы находятся на хранении. На складе были большие запасы бельевого полотна, байковых одеял, хромовых заготовок для обуви, тюков зеленого сукна и плащей разных размеров. Автоматчики пронюхали о таких трофеях и изъявили желание направить домой посылки. Старшина сразу же пошел к командиру роты. Смугляк позвонил гвардии полковнику, тот разрешил, и командир роты сказал Большакову:

- Пусть готовят посылки и сдают на полевую почту. Фашисты с нашим добром не церемонились. Можете идти!

Автоматчики заполнили склад и начали шить мешки для посылок. Шматко увидел Кочина, толкнул его в плечо:

- Решил все-таки Машке направить посылочку?

- Надо. А ты кому? Женат что ли?

- Нет, не женат, - махнул рукой Шматко. - Зачем жениться, когда у дяди жена хорошая. Я, брат, вольная птица! А посылочку хочу направить в Ростовский дом сирот.

- Смотри-ка, душа у тебя какая! Наверно, сам бывал там?..

- Проживал... Давно это было.

Пришел Смугляк, остановился в дверях. Он с первого дня фронтовой жизни ввел для себя правило: знать не только воинов подразделения, но и адреса их родителей, и когда нужно, переписываться с ними. В маленький блокнот Смугляк старательно записывал, кто и когда выбыл из строя по ранению, кто погиб и где похоронен. Теперь гвардии старший лейтенант вспомнил о них и пришел на склад к Большакову, вручая ему список:

- По этим адресам тоже направьте посылки. Пусть жены и родители думают, что о них не забыли, а дети-сироты порадуются.

- Ясно, товарищ гвардии старший лейтенант! - выпрямился Большаков. А женам бывших командиров роты тоже послать?

- Обязательно! - ответил Смугляк. - И вложите записку: "От воинов роты автоматчиков". Не забудьте. Или пусть сделает это Громов.

Себе Смугляк не взял ни одной пары хромовых заготовок на сапоги, ни одного метра материалов. К обеду пришла Тася. Михаил рассказал ей о трофеях. Она, подумав, оживленно сказала мужу:

- А вот Степану нужно что-то послать. Сходи, Миша, за материалом. Будем шить мешок. Я у тебя ночевать останусь.

Поздно вечером, отправив Степану Ковальчуку посылку, Михаил растопил голандку и подошел к жене, сел рядом. Как всегда спокойно и беспристрастно, он сообщил Тасе о письме Кочина, передал разговор автоматчиков и попросил ее высказать свое мнение по этому вопросу.

- Ничего твердого, Миша, я не могу сказать, - взглянула она на мужа, поправляя волосы. - Нужно быть постарше, чтобы разбираться в таких сложных делах. Конечно, жена солдата поступила нехорошо. Она отравила ему настроение, нанесла глубокую душевную рану. И это в дни войны. Такие раны не заживают, а если и заживают, то долго и мучительно. Но и разводиться не стоит спешить.

Смугляк внимательно слушал жену.

- Война, Миша, накладывает тяжелый отпечаток на души людей, задумчиво продолжала Тася. - Коверкаются не только привычки, но и характеры. Я иногда думаю: какое это всенародное бедствие - война! Гибнут замечательные люди, уничтожаются материальные и культурные ценности, остаются калеки, сироты. Конечно, молодая жена вашего солдата очень скучает, переживает большие трудности. Ведь наши люди сейчас не знают отдыха и покоя. Возьми, к примеру, Степана. Человек без ног, убитый горем, содержит такую семью. Но, несмотря на трудности и тоску, дорогой мой, я бы никогда не поступила так, как поступила жена автоматчика Кочина. Горько об этом говорить.

- Ты права, Тасенька. Жены декабристов сознательно лишились всех своих светских прав, откинули общественные пересуды и уехали в далекую ссылку к мужьям. Это были духовно очень сильные подруги жизни. В наше время таких тоже много. Я тебя знакомил с Таней Лобачевой. Ей девятнадцать лет, а может, и меньше. Она больше года уже служит снайпером дивизии. Таня не выходит с огневой. Была ранена, вернулась снова на передовую. А сколько таких героинь на заводах, на полях?

В двери постучали. Вошел Громов.

- Товарищ гвардии старший лейтенант! - начал докладывать он, взяв руку под козырек. - Командир батальона приказал подготовиться к маршу и сейчас же доложить ему о состоянии и боеспособности личного состава роты. Он ждет у телефона.

- Иду, Коля. Вызывай сюда Кашубу.