- Ну, и вырядились, черти!

- Они, наверно, у твоих земляков пиджаки-то стянули, - заметил разведчик Максим Белов. - Спроси-ка их, Янка.

- Пошли они к черту! - брезгливо отвернулся Корень. - Очень-то нужно мне расспрашивать этих клоунов. Конечно, стянули. В начале зимы наши соседи тоже захватили одного вшивого лоботряса. Повели в баню, раздели, а на нем - сорочка женская, в кружевах. Хлопцы чуть со смеха не умерли, а он даже не устыдился. Стоит и хлопает глазами. Бандиты не знают меры.

В землянку вошел командир роты Никитин, продрогший и тоже запорошенный снегом. Он был доволен результатом поиска. Еще в детстве, находясь среди немцев в Кулундинской степи, он хорошо изучил их язык, и теперь это, как никогда, пригодилось. Точно так же познал немецкий язык и старшина Смугляк, живя рядом с немцем в Донбассе. Пока командир роты раздевался, старшина разговаривал с пленными. Он уже выяснил, что высокий - Ганс Клюге - сын прусского юнкера, член фашистской партии. Зверь крупный! Коротыш Отто Дикман - мясник, владелец небольшого магазина в Берлине. И тому и другому фашистское командование обещало поместья на лучших землях Подмосковья после победы над Россией. Услышав это, Янка Корень туго сжал кулак, показал пленным:

- Вот вам поместья!

Немцев захватили в разрушенном здании. Пленные были снайперы-корректировщики, имевшие надежную телефонную связь с огневыми позициями своего артдивизиона. Клюге сидел у телефонного аппарата в полусне, его оглушили ударом гранаты, а Отто Дикман в последнюю минуту спрятался в большой русской печке, где и вымазался сажей. Теперь на вопросы Смугляка он отвечал подробно и правдиво. Клюге хитрил и вел себя вызывающе. На голове его вздулась шишка. Фашист шумно вздыхал и пощупывал голову. Наконец, Клюге повернулся к гвардии старшему лейтенанту и серьезно заявил, что намерен жаловаться русскому командованию на грубое обращение с ним. Он доказывал, что нельзя связывать руки и затыкать тряпками рты пленным. Это не гуманно и противоречит нормам международного права. Когда Смугляк перевел его слова, разведчики громко рассмеялись, а неугомонный Янка Корень давился смехом и, показывая на старшину, говорил возмущенному Гансу Клюге:

- Это вот он обработал вас так. Вы уж простите ему. У него не было времени разбираться, какое место затыкать у фашистов. Кстати, я тоже такой: не церемонюсь с преступниками.

Новый взрыв смеха потряс землянку. Клюге без перевода понял, о чем говорил красный разведчик, бросал на него враждебные взгляды и, коверкая русский язык, сказал сердито:

- Мы вас наутчим воеват.

- А мы вас отучим! - спокойно, но твердо отпарировал Смугляк, поднимаясь. - Не мы к вам вломились, а вы к нам Вам ли говорить о гуманности, когда ваши руки по самые локти обагрены людской кровью? Кто вас просил сюда? Вы хотели взять Москву, не вышло! Теперь посмотрите на нее глазами пленных.

Немцев отправили в штаб дивизии.

*

В начале декабря в действующие части шло все новое пополнение. В ночное время к переднему краю выдвигалась тяжелая артиллерия, в лесах и в низинах скапливались самоходные орудия и танки. Фронтовики повеселели. Они понимали, что готовится разгром врага, но помалкивали, ожидая приказа о наступлении.

И приказ был отдан.

На всю жизнь запомнил Михаил Смугляк метельную ночь. Весть о начале наступления в какие-то считанные минуты облетела передний край. Землянки и блиндажи сразу опустели. Артиллерийские и минометные расчеты приготовились к открытию огня. Траншеи до отказа заполнились пехотинцами. Настроение у всех было приподнятым. Наконец-то наступила пора нанести фашистам чувствительный удар.

Точно в назначенное время на широком фронте одновременно загремели сотни орудий. Глухое эхо заметалось по взбудораженному лесу Подмосковья. С приподнятых коротких рельс катюш срывались багровые куски стали, сверкая, пролетали над пехотой и быстро гасли в синеве раннего зимнего утра. После мощной и длительной артиллерийской подготовки заревели моторы танков и самоходок. В небо взвились алые ракеты - и сразу же все двинулись вперед, на запад.

Огневым валом и стремительной атакой войск оборона противника была сломана, передовые подразделения разбиты. Танки и самоходные орудия, расширяя прорыв в полосе вражеской обороны, увлекали за собой пехоту все дальше и дальше на запад. На пути зияли черные и желтые воронки, виднелись обваленные блиндажи и землянки, по сторонам шоссейных дорог и большаков валялись брошенные фашистами автомашины и орудия, санные и колесные повозки.

Разведчики роты гвардии старшего лейтенанта Никитина наступали в составе первого полка мотострелковой дивизии. Все они были на лыжах, в дубленных полушубках и в серых валенках. Смугляк шел впереди роты, расторопный и взволнованный, словно его подменили. В полях белым дымком курилась метель. Янка Корень, тоже довольный, с раскрасневшимся лицом, спешил за Смугляком, ровно поскрипывая лыжами. Он внимательно оглядывал поле битвы, и, догоняя гвардии старшину, говорил ему одобрительно:

- Вот наломали!..

- Они заслужили, - отвечал Смугляк.

Мелкие подразделения противника, не принимая боя, стремились оторваться от наступающих войск. Пришлось преследовать врага без отдыха и привалов. В полях ни одной тропинки! Седая снежная целина да поземка встречала советских воинов. Отходя "на заранее подготовленные позиции", фашисты мстили мирным жителям: отбирали у них продукты питания и одежду, выгоняли стариков и женщин на расчистку проселочных дорог и в завершение всего выжигали села. Позади гитлеровцы оставляли сплошные пепелища, взорванные мосты, минированные шоссейки, сорванные и погнутые рельсы железной дороги. Это не устрашало, а еще больше разжигало ненависть воинов к поработителям.

Второй день наступления подходил к концу. Надвигалась ночь, морозная, неспокойная. Лица разведчиков обветрились, зачерствели. Шли все время без тепла и горячей пищи. Одно было утешение у солдат - лес. Там они разводили костры, отогревались и продолжали идти дальше. За наступающими подразделениями тянулись полковые обозы, а за ними уже пробивались автомашины.

В четыре часа ночи объявили привал. Сразу же были выставлены посты и выдвинуто боевое охранение. Разведчики без команды взялись за саперные лопаты. Через несколько минут расчистили снег и разложили костры. Высушив портянки и рукавицы, фронтовики разгребали пепел и на согретой земле вплотную ложились спать. Командир роты Никитин поднял воротник полушубка, прислонился к толстому стволу сосны и стоя задремал. Смугляка тоже одолевали усталость и сон, но он старался все время быть в движении. Не снимая с плеча автомат, гвардии старшина проходил между лежащими разведчиками, поглядывая, чтобы никто из них не обжегся и не обморозился. Вскоре позади, на темном фоне ночи, показались черные точки упряжек. Это подходил обоз полка, а вместе с ним полевая кухня разведчиков. Смугляк разбудил Никитина и доложил ему о подходе обоза. Командир протер глаза заскорузлой рукой, отошел от сосны и, умываясь снегом, проговорил простуженным голосом:

- Поднимайте роту! Нужно как можно быстрее накормить разведчиков. В десять минут шестого - выступаем.

К Никитину подошел офицер связи командира дивизии и сообщил: в пяти километрах от привала полка, в селе Н. находится на постое батальон фашистов и большой обоз. Генерал беспокоится. На рассвете противник, оставляя село, может поджечь его. Нужно принять все меры, чтобы предупредить новое преступление врага. Приказ прост и ясен, но как выполнить его? Разведчики утомлены до крайности. В полном составе рота не успеет подойти к селу и завязать бой с фашистами.

Никитин задумался. На помощь ему пришел Смугляк. Он предложил немедленно выслать к селу хорошо вооруженную группу лыжников во главе с ним. В данной обстановке другого решения не придумаешь. Гвардии старший лейтенант согласился.

- А вы отдохнули? - спросил он Смугляка.

- Да, часа два вздремнул, - впервые обманул командира Смугляк, умышленно напуская на себя бодрость. - Самочувствие отличное. Разрешите действовать?