- Мы с твоей матерью считаем, что во всем этом весьма мало хорошего. И очень хотели бы, чтобы дело как-нибудь уладилось.
- Но ведь не ценой счастья Клер?
- Нет, - отозвался генерал неуверенно. - Нет, но тут сразу возникает вся сложность вопроса о браке. В чем счастье Клер? Она и сама не знает, и ты не знаешь, и я. Обычно люди, желая выбраться из одной ямы, тут же попадают в другую.
- Значит, и пытаться не стоит? Сидеть в своей яме? Ведь этого как раз и хотели лейбористы, правда?
- Мне следовало бы поговорить с ним, - заметил генерал, словно не слыша, - но я не могу действовать вслепую. Что ты посоветуешь, Динни?
- Не трогай спящего пса, пока он не вскочил, чтобы укусить тебя.
- А ты думаешь, укусит?
- Думаю.
- Плохо, - пробормотал генерал. - Клер еще так молода.
Об этом постоянно думала и Динни. Она сказала сестре в первую же минуту: "Ты должна освободиться". Так же рассуждала она и теперь. Но как добиться свободы? Знание законов о разводе не входило в программу образования Динни. Она слышала, что бракоразводные процессы - дело довольно обычное, ни у нее, ни у ее сверстников не было на этот счет никаких предрассудков. Но родителей развод, вероятно, очень огорчит, особенно если бы Клер пришлось взять вину на себя; это казалось им ужасным позором, и его следовало избежать во что бы то ни стало. Со времени ее трагического романа с Уилфридом Динни бывала в Лондоне очень редко. Каждая улица и особенно парк напоминали о нем и о том отчаянии, которое осталось в душе после разлуки с ним. Но теперь она хорошо понимала, что, какой бы оборот ни приняло дело, Клер нужна поддержка.
- Надо, пожалуй, съездить к ней и выяснить положение.
- Ради бога, поезжай. Постарайся добиться, чтобы их отношения по возможности наладились.
Динни покачала головой.
- Едва ли; и едва ли вы сами пожелали бы этого, если б Клер рассказала вам то, что рассказала мне.
Генерал смотрел перед собой невидящим взглядом.
- Вот я и говорю: мы ничего не знаем...
- Да, папочка, но пока вы всего не услышите от нее самой, я ничего больше не могу объяснить.
- Тогда поезжай к ней не медля.
Постоянный резкий запах бензина изгнал из Мелтон-Мьюз запахи конюшни. Мощеный кирпичом переулок сделался пристанищем автомобилей. Когда Динни вошла в него под вечер, она увидела справа и слева распахнутые ворота гаражей, покрашенных более или менее недавно. По переулку бродили кошки, а в одном из гаражей она заметила шофера в спецовке, склонившегося над карбюратором; но вообще жизнь там замерла, и название Мелтон-Мьюз "Конюшенный переулок" - потеряло свой смысл.
У дома Э 2 еще сохранилась сине-зеленая дверь, выкрашенная в этот цвет прежней владелицей, которую вместе со столькими поставщиками предметов роскоши разорил кризис. Динни дернула резную ручку звонка, и раздалось слабое треньканье, словно звякнул колокольчик заблудившейся овцы. Затем наступила тишина; на уровне ее лица мелькнуло светлое пятно, исчезло, и дверь открылась. Появилась Клер в зеленой пижаме и сказала:
- Входи, дорогая. Ты видишь львицу в ее берлоге, - "Дуглас в ее зале" {Имеется в виду Элен, героиня поэмы Вальтера Скотта "Дева озера".}.
Динни вошла в маленькую, почти пустую комнату, затянутую зеленым японским шелком от антиквара и устланную циновками. В дальнем углу виднелась узкая винтовая лестница. Комната слабо освещалась единственной свисавшей с потолка электрической лампочкой под зеленым бумажным абажуром. Железная электрическая печь не давала никакого тепла.
- Здесь еще ничего не устроено, - заметила Клер. - Пойдем наверх.
Динни поднялась по винтовой лестнице и очутилась в еще более тесной гостиной. В ней было два занавешенных окна, выходивших на гаражи, кушетка с подушками, маленькое старинное бюро, три стула, шесть японских гравюр, которые Клер, видимо, только что повесила, старинный персидский ковер на полу, покрытом циновками, почти пустой книжный шкафчик и на нем несколько семейных фотографий. Стены были окрашены в бледно-серый цвет, горел газовый камин.
- Флер подарила мне гравюры и ковер, а тетя Эм расщедрилась и дала бюро. Остальное я привезла с собой.
- А где ты спишь?
- На кушетке, очень удобно. Тут рядом есть маленькая ванная комнатка с душем, платяным шкафом и всем прочим.
- Мама просила узнать, что еще тебе нужно.
- Меня бы вполне устроил наш старый примус, несколько одеял, несколько ложек, ножей и вилок, маленький чайный сервиз, если есть лишний, и какие угодно книги.
- Отлично, - отозвалась Динни. - А теперь, детка, расскажи, как ты?
- Физически - прекрасно, а душевно - извелась. Я же говорила тебе, что он приходил.
- Он знает, где ты живешь?
- Пока нет. Кроме тебя, Флер, тети Эм да еще Тони Крума, никто не знает, где я живу. Мой официальный адрес - это Маунт-стрит. Но Джерри, конечно, разыщет меня, если захочет.
- Ты с ним виделась?
- Да. И я заявила, что к нему не вернусь; и я не вернусь, Динни, это решено, предупреждаю заранее. Хочешь чаю? Я могу вскипятить его в фаянсовом чайнике.
- Нет, спасибо, я пила в поезде.
Динни сидела на стуле, привезенном из дому, и ее костюм бутылочного цвета удивительно гармонировал с волосами цвета увядших буковых листьев.
- Какая ты сейчас красивая! - заметила Клер, свертываясь клубочком на кушетке. - Хочешь сигарету?
А Динни думала то же самое о сестре: прелестная женщина, из тех, у которых все прелестно; темные волосы, живые темные глаза, бледное матовое лицо, чуть подкрашенные губы, зажавшие сигарету, - да, Клер действительно могла "возбуждать желание". Однако сейчас это выражение показалось Динни удивительно неподходящим. Клер всегда была живой и привлекательной, но замужество, конечно, неуловимо подчеркнуло, углубило эту привлекательность и внесло в нее что-то завораживающее.
- Ты сказала - Тони Крум? - спросила она вдруг.
- Он помог мне окрасить стены. Фактически он сделал все здесь, а я - в ванной комнате, но у него получилось лучше.
Динни рассматривала стены с видимым интересом. - Очень мило... Папа и мама встревожены, детка.
- Охотно верю.
- Ведь это же естественно, правда?
Клер нахмурилась. Динни вдруг вспомнила, как горячо они с Клер когда-то обсуждали вопрос о том, следует ли выщипывать брови или нет. Слава богу, Клер к этому еще не прибегала.