Они вынудили Мираншаха прождать три месяца; но, оттянув время, Ибрагим не сумел доказать своей непричастности и даже, как того требовали обстоятельства, враждебности к хуруфитам. О чем же помышляет наследник Гёвхаршах? Или он не понимает, что, объездив вдоль и поперек Ширван и вернувшись с послами Фазлуллаха вместо него самого, он ставит под удар и трон отца, и судьбу Ширвана? Ибрагиму о многом хотелось расспросить сына, главным же образом о том, знает ли принц, каким образом собирается Фазлуллах спасти ширваншаха от грозящей ему со стороны Мираншаха опасности, и, хотя мысль его безотлучно была с арестованными шейхом Азамом послами, он долгим, странно изучающим взглядом посмотрел на сына и показал ему на мягкий низкий пуф, на котором обычно сиживал принц:

- Садись, поговорим.

- Не время разговоров, шах мой, - ответил принц. - Надо вызволить послов из рук шейха Азама.

Ибрагим потер лоб, восстанавливая нить мысли.

- Кто из мюридов Фазлуллаха имеет доступ к эмиру Тимуру? - спросил он. Его имя, сан?

Гёвхаршах отвел взгляд.

- Имена таких людей хуруфиты держат в тайне, шах мой!

- Даже от Амина Махрама?

- Да, шах мой. Это тайна.

- Узнай!

Гёвхаршах приложил руку к груди:

- Прости, шах мой. Этого я тебе обещать не могу.

Шах пристально посмотрел в глаза сыну.

- Фазлуллах просит союза, но взамен не предлагает ничего, кроме своего еретического учения и неопределенных услуг. Прежде чем принять решение и согласиться на опасный союз, я хочу знать: какими правами и полномочиями пользуется тот мюрид?

Гёвхаршах молчал.

Взгляд Ибрагима, скользнув по пустому подносу, на котором только что лежала книга еретика, снова остановился на сыне.

- Позволив себе выслушать Насими, я и сам едва не усомнился в Коране, сказал он. - Семь лет ты тесно общаешься с этими людьми. Не предлагали ли они и тебе приобщиться к своему учению? - Высказав наконец то, что давно терзало ему душу, Ибрагим, зорко вглядываясь в лицо сына, не заметил в нем ни малейших перемен. Лицо принца оставалось спокойным и ясным.

- Предлагали, шах мой, - как о чем-то весьма обычном сказал принц. - Они подарили мне "Джавиданнамэ" Фазла.

- И ты читал эту ересь?

- Да, шах мой.

- И что же?.. - глухо спросил Ибрагим. - Сомневаешься в едином боге?

- Огонь Фазловой правды сжигает все старые верования, шах мой, - убежденно сказал Гёвхаршах. - Наш наставник, кази Баязид, учил нас с пятилетнего возраста молиться пять раз на дню. Теперь я не молюсь. Я верую, что спасение в человеке, - закончил он словами Насими.

Ибрагим сидел бледный.

- "Шах и его багадуры да опираются во всех делах своих на хуруфи" - так вот о чем говорил Насими! - раздельно произнес Ибрагим. - Мои багадуры! Они тоже читают "Джавиданнамэ"?

- Да, шах мой. Все они изучают "Книгу вечности".

- По твоему предложению? - Да, шах мой.

Ибрагим задыхался от удушья.

- Мой Гёвхар! Кара за это - казнь!

Принц давно готовился к тяжелому разговору с отцом и при встрече с Насими предупредил его, что если шах не примет предложений Фазла и арестует послов, то ему придется открыть, как глубоко укоренился хуруфизм в Ширване.

Ибрагим простонал, как в беспамятстве:

- Казнь!

- В таком случае тебе придется казнить половину населения Ширвана шах мой, - сказал принц. - Потому что твои подданные в Шемахе, Баку, Шеки и Шабране изучают хуруфизм.

- Мои подданные?!

- Да, шах мой. Фазлу верят даже те, кто не приобщен к учению. Даже в мечетях есть тайные поверенные Фазла, при каждом удобном случае они проповедуют его учение, и работа эта ведется давно, уже семь лет. Я должен был сказать тебе это. Ширван, Аран, Нахичевань, весь Азербайджан по обе стороны Аракса считает программу Фазла программой бога и говорит: "Фазл - бог!"

- Замолчи! - крикнул вне себя Ибрагим. Он сидел весь в холодном поту.

Когда-то он и сам начинал точно так же. Перетянул сначала на свою сторону аснаф Ширвана - многочисленный класс ремесленников, а затем военачальников и придворных Хушенка. Фазлуллах оказался мудрее, он поразил ширваншаха в самое сердце - пленил его первенца, его Гёвхара.

Ибрагим, забывшись, отдался своим думам. Каких бы убеждений ни держался принц, отцу он не изменит, в этом Ибрагим не сомневался. Гёвхаршах не из числа тех наследников, что зарятся на отчий трон. Он привязан к отцу глубоко и сердечно, и Фазлуллах наверняка знает это. Но если так, то с какой же целью он покорял ум и сердце наследного принца? Если он на самом деле ограничивает круг своей деятельности вопросами духовными, то почему избрал своим объектом именно принца - наследника, а не кази Баязида, ученого мужа, владельца большого великолепного книгохранилища, располагавшего не только мусульманскими, но и христианскими, в частности франкскими, книгами. В сущности, запоздало подумал Ибрагим, он ведь сам бросил сына в объятия Фазлуллаха... Сам сделал его Амином Махрамом. Трезво сознавая, что рано или поздно придется избавляться от Фазлуллаха, Ибрагим не шел на открытое общение с ним, а поручил посредничество с беглецами сначала бакинскому правителю гаджи Фиридуну, затем полностью передал в ведение принца Гёвхаршаха. Связь с хуруфитамн была слишком опасна, чтобы доверить ее кому-либо другому. Даже на старого и верного кази Баязида, безотлучно бывшего при нем с детских лет, не мог бы положиться Ибрагим в этом деле, ибо кази Баязид был чистосердечен до наивности, мягок до безволия. Просчет его крылся, по-видимому, в том, что он, переоценил свое влияние на сына. Ибрагим и помыслить не мог, что этот таинственный человек, именуемый "Фазлом-богом", способен потеснить в сердце Гёвхаршаха отца. Сын любил и почитал отца превыше всех на земле, был связан с ним узами не только кровными, но и духовными.

Фазлуллах же, как считал. Ибрагим, был всего лишь руководителем одной из нелегальных сект, какие история ислама знала во все времена множество... Разговор с Насими поколебал мнение Ибрагима, признание же Гёвхаршаха ошеломило и потрясло его, Ибрагим понял наконец, что Фазлуллах - это нечто иное, чем все его предшественники и современники, что учение его разит сильнее змеиного яда, и, приобщаясь к нему, люди лишаются страха божьего.