Серж вздрогнул. Его ноздри раздулись. "А ведь он того... правду говорит!" Серж почувствовал прилив радостного возбуждения. С криком "пропадай все!!" - он кинулся крушить первую попавшуюся продуктовую лавку. Мафиози устремились за ним.

Закончив митинг, Промокашкин слез с крыши по пожарной лестнице. - Приведите ко мне этого человека! - приказал он. Сид бросился за Сержем. Смущаясь и робея, босоногий гигант с палкой экспроприированной колбасы в руках, явился пред светлые очи. - Вы сможете драться во имя победы революции? - испытующе посмотрел Промокашкин в глаза Сержа. - Жизнь положу!! - Это хорошо. Мы найдем вам достойное место в нашем светлом будущем! Серж О'Коннор остался при Промокашкине, исполняя обязанности связного и телохранителя. * * * И вот уже Вавилон забурлил. Повсюду вспыхивали стихийные стачки и митинги. Толпы стали громить полицейские участки. Промокашкин успевал повсюду. На "паккарде" он разъезжал с митинга на митинг, воодушевляя трудящихся на новые победы. Очень теплой оказалась встреча с узниками полицейского централа, освобожденными народом. Выступая перед грабителями и убийцами, Промокашкин в конце своей речи разбушевался до того, что сор-рвал с головы стоявшего рядом Гектора Блейка картуз и грякнул им оземь. - Даешь всемирный профсоюз!! Картуз имел потрясающий успех. Узники тут же ринулись крушить оплоты реакции почты и телеграф. Откуда ни возьмись, явились галогены. Они были в черных анархистских шляпах, с черными шарфами вокруг немытых шей и в тельняшках, разорванных до пупа. Они объявили себя бакунинцами и решили отрицать любую власть. Галогены тащили огромный чемодан с динамитом и минировали все, попадавшиеся им по дороге, церкви, костелы, синагоги и мечети. Вечером в Вавилон прибыла Франсуаз. Она быстро сориентировалась в обстановке и, конспиративно повязав голову темным платочком работницы, отправилась на поиски Сержа. Сержа она отыскала на многолюдном митинге, посвященном освобождению женщин Востока. Промокашкин произносил речь с балкона особняка первой освобожденной женщины - мадам Лямур, которая, обнажив телеса, гарцевала под балконом на лошади. Серж маячил позади Промокашкина и зорко вглядывался в толпу, выискивая провокаторов и наемных убийц. Вдохновенная речь Промокашкина дошла до глубины сердца Франсуаз. После митинга, когда Промокашкин продирался сквозь толпу освобожденных женщин, норовивших расцеловать вождя, Франсуаз кинулась на шею Сержу. - Милый! Прости меня! Я все поняла! Давай бороться вместе! - Борьба потребует полной самоотдачи и жертв! - сурово ответил Серж, за ноги отдирая от Промокашкина особо любвеобильную освобожденку. - Я знаю! Я на все готова ради светлого будущего! "Так. Верхи не могут, низы не хотят... Или нет... Вершки и корешки... Или.. тьфу! И за что мне только ставили пятерки преподаватели обществоведения? Возмутительно!" - мрачно размышлял Промокашкин, усаживаясь в автомобиль. - Товарищ Бумажкин! - конспиративно обратился к нему Серж. -Это - Франсуаз, моя гражданская жена. Она готова к борьбе и созрела идейно. Подскажите, что ей делать в смысле задач текущего момента? - Нам нужна газета, чтобы доносить до людей правду, - сказал Промокашкин. Сможете достать типографский шрифт? Он ласково взглянул на Франсуаз. "Совсем юная. Чистая и прекрасная, как наше общее дело... Но революция требует жертв!" - Смогу! - Франсуаз закусила губу. - Тогда действуйте, товарищ! - Промокашкин захлопнул дверцу. Серж вскочил на подножку, махнул на прощанье маузером. Автомобиль фыркнул и укатил. "Какой человек!" - восхищенно глядела вслед Франсуаз. Потом взяла себя в руки и нахмурилась. Надо во что бы то ни стало обмануть наймитов буржуазии и достать типографский шрифт! Глава 57 НАКАНУНЕ "Спишь, засранец? - спросил внутренний голос Джеффа О'Брайена. - А в городе-то крамола. Промокашкин интригу плетет, переворот замыслил, механизмов за людей принял...". Джефф подскочил в своем кресле, треснул кулаком по столу: - О'Нийли! Ко мне!.. Эхо раскатилось по пустынным коридорам полицейского управления (большинство сотрудников либо переметнулись на сторону Промокашкина, либо были взяты в заложники освобожденными женщинами и расстреляны массовидно): "Ний-ли! Ты где? Ний-ли! Ко мне!" О'Нийли как ошпаренный влетел в кабинет и увидел страшное: глаза шефа сверкали, ужасные проклятия срывались с сахарных уст. - Крамола... У, такут твою растакут!.. У-у, сицилия!" Через полчаса верные демократии полицейские окружали место очередного митинга. Митингующие спешно свернули повестку дня и стали разбегаться. Троих анархистов, однако, удалось схватить. Это были галогены. Джефф, довольно притопывая ножкой, читал протокол: "Изъято у негодяев: бонбов ручных - 152, пулеметов типа "Максим" - 13, ружо одно. Писал реестр О. Нили". "Черт неграмотный!" - комиссар высморкался, потер руки, вынул из кармана самопишущий агрегат... Через час на стол министра полиции легла цидуля: "Пойманы мною три злодея. У оных реквизировано: бонбов ручных - 1500, пулеметов типа "максим горки" - 130, ружей - 10, пистолей разных - мульон. На допросе злодеи созналися, что были завербованы Ферапонтом Самовайровым, из Дремля, от коего получали задания и по 30 либровских рублей золотом в месяц. Писал О. Брайен, комиссар полиции округа нумер 1". Поверх документа министр начертал собственноручно: "Комиссара, О. Брайена, наградить. Злодеев, анархистов - казнить!" * * * Франсуаз в конспиративном платочке шла по улице. В руках она несла крынку молока. Шпики, торчавшие на каждом углу, тревожно заглядывали в крынку, понимающе кивали и беспрепятственно пропускали Франсуаз. Они не знали, подлые сатрапы, что на дне крынки лежал некомплектный типографский шрифт. Вот и окошко конспиративной квартиры. Франсуаз глянула вверх и замерла: на подоконнике стоял горшок с геранью. Это означало, что явка провалена. Франсуаз обернулась: в конце улицы выросли фигуры шпиков. Она посмотрела вперед - и там маячили переодетые жандармы. Выхода не было. Франсуаз приложилась к крынке и выдула ее содержимое. Крынку она кинула оземь. Крынка разлетелась на сто кусков. Шрифт надежно улегся в нижний сегмент железного желудка. Ее тут же окружили, вывернули руки. Часть шпиков бросились просеивать осколки крынки, другие с торжеством повели закованную в цепи революционерку в участок. * * * На площади Несогласия при большом стечении народа плотники споро рубили помост. Рядом прохаживался О'Нийли с огромным окровавленным топором в руках. Когда из каземата вывели галогенов и Франсуаз, по толпе прокатился шепоток: "Ишь, ведут антихристов... Политика... Интеллигенты, такут их растакут!.." Анархисты безутешно рыдали. Франсуаз поднялась на эшафот с гордо поднятой головой. Шепнула галогенам: "Выше голову, товарищи! Пусть беснуются тираны!" - Тетенька, - отвечали анархисты-бакунинцы, - да ить мы нечаянно! Мы не хотели! Палач накинул на головы всех троих черный мешок. Галогены изнутри завыли в голос. - Передайте товарищам, - ломким голосом крикнула Франсуаз в толпу, - Сид провокатор! Он не Сид! Его настоящая фамилия -Бруно-Азеф-Булкин!.. Она помолчала, глядя в высокое синее небо, и вдруг запела. И разогнулись согнутые спины. Подняли головы угнетенные и затюканные, сжались мозолистые кулаки, а на площадь вдруг ворвалась яростная толпа освобожденных женщин. Размахивая лентами с надписью "Долой стыд!", освобожденки накинулись на сатрапов. С другой стороны площади неслась толпа психов с клистирными трубками наперевес. Психи вопили: "Даешь Гармонию!" Палачи позорно бежали. Галогены и Франсуаз свергли с себя пудовые цепи. На площадь вышел бывший граф Дебош. Он был в мятом фраке, лицо его опухло от многодневного пьянства. Сегодня он очнулся впервые после возвращения из Фармазонию и вышел проветрить голову. - Что это тут у вас творится? - спросил он у старушек, торговавших семечками. - Политику гоняют, батюшко! Дебош угостился семечками и глубокомысленно сказал: - Нельзя насилием сей бренный мир улучшить. Усугубить можно. И, продолжая угощаться семечками, побрел, спотыкаясь, прочь. Глава 58 СВЕРШИЛОСЬ! Дебош вернулся в отель. Глория еще не вставала. Лежа в огромной коммунальной кровати, она лениво курила пахитоску. - Мир обезумел, - доложил Дебош, облачаясь в халат. - По этому поводу надо выпить. Глория не реагировала. Взор ее был затуманен. Фарфоровое лицо дышало покоем и негой. Дебош вытянул из-под кровати ящик с ромом: оставалось всего несколько бутылок. Он распечатал одну, выпил из горлышка, включил телевизор. - Только что мы получили репортаж из полицейского управления, - заверещал испуганно диктор. - Включаем запись! На экране появилась заполненная народом площадь перед зданием управления. Из окон здания летели в толпу секретные бумаги, черные мундиры и кульки с наручниками. Толпа бесновалась. - Вандалы захватили и разрушили полицейскую тюрьму. Остановлена работа аэропортов и вокзалов, транспортное сообщение нарушено. Над Вавилоном потерпели аварию уже несколько авиалайнеров дружественных стран. Из разрозненных сообщений, поступающих из разных концов города, можно приблизительно составить следующую картину. В городе действует не один, а несколько Промокашкиных, похожих друг на друга, как две капли воды. Местонахождение правительства неизвестно. Бесчинствующей толпой захвачены правительственные здания, банки, какие-то вооруженные личности стерегут мосты! -захлебывался комментатор. Внезапно трансляция прервалась. Потом вспыхнул свет и появилось сосредоточенное, изможденное лицо Промокашкина в очках, криво сидящих на длинном носу. - Кончилась ихняя власть, - глухо проговорил он. - Объявляется технический перерыв. На экране появилась заставка с написанным от руки текстом, озаглавленным "Гимн Вавилонской коммуны". Потом телевизор отключился: погас свет. Дебош сделал еще глоток и вдруг увидел, как Глория поднимается с постели. Он ошарашенно вгляделся в мертвое лицо с закрытыми глазами. - Слышу тебя, о Великий Доктор! - голосом механизма проревела она. - Иду-у!.. Она двинулась к дверям. - Глория! - воззвал Дебош, роняя бутылку на ковер. Глория прошла сквозь дверь, оставив на краях клочья пеньюара. И тут же за окном грохнуло. С ревом пронеслись несколько самолетов. Из самолетов белыми хлопьями посыпались листовки. Где-то вдалеке грянул духовой оркестр. Глава 59 В ПОДПОЛЬЕ Дюк Уинсборо возвратился домой с прогулки, страшно чихая. С него ручьями стекала вода. - Безобразие! - загнусил он. - У меня сперли галоши! Столько лет я оставлял галоши возле дверей и никто их не брал!.. Правда, рядом стоял швейцар... Я буду жаловаться! - Кому, мой друг? - меланхолично спросил Алан Персиваль. Он курил самокрутку, греясь возле натопленной "буржуйки". В руке он держал потрепанный томик Ричардсона. - Как это - кому? Есть же у этого сброда начальство! - Есть, - согласился Алан Персиваль. - Но кто знает - может быть, именно начальство и приказало спереть ваши галоши. Экспроприировать, так сказать... - Чепуха! Зачем им понадобились мои галоши? - Бросьте, господа! - в комнату вошел бывший бард Саймон Прайт. Он нес чайник с кипятком. - Мир рушится, а вы - о галошах... - Хорошо, - дюк зверски высморкался. - По причине крушения мира я буду ходить без галош! За окном громыхнуло: анархисты подняли в воздух очередной готический собор. - А у меня в усадьбе, господа, - с грустию сказал Саймон Прайт, - крестьяне сожгли библиотеку. - А зачем им библиотеки? - дюк разоблачился, водрузил на голову замызганный ночной колпак и протянул озябшие руки к раскаленной печке. - Библиотеки им не нужны. Им нужны мои галоши. Из спальни доносился хруст - там акула Фрамерье крушил на дрова оставшуюся мебель. - Конечно, бунт начался из-за ваших дурацких галош! - донесся его язвительный голос. - Вот из-за таких как вы и происходят перевороты. - Ах, оставьте! - отозвался Саймон Прайт. - Все мы виновны в том, что произошло.