Иудейский народ, фарисеи и книжники, священники и первосвященники – какие все они «взрослые»! Стоит взглянуть в их сторону, как сразу же сталкиваешься с с ожесточенностью и извращенностью, со всем наследием греха. Как они стары! На полтора тысячелетия назад, к Аврааму, восходит их память, – такое историческое сознание есть только у немногих народов. Им свойственна мудрость, как Божий дар и как порождение долгого человеческого опыта, а также знания, ум, корректность. Они исследуют, взвешивают, анализируют, обдумывают, а когда Обетованный приходит, когда пророчество исполняется и многовековая история подходит к осуществлению своего конечного смысла, они держатся за отжившее, цепляются за свои человеческие обычаи, прикрываются сводом законов; они хитры, жестоки, слепы, и великий час истекает. Посланный Богом Мессия должен умереть из-за тех, кто хранит Божий закон. Из Его крови, из Его Святого Духа рождается юное христианство, тогда как иудейство остается завороженным ожиданием Того, Кто уже пришел...
Ребенок юн. Ему свойственна непредубежденность взгляда и сердца. Когда появляется нечто новое, великое и раскрепощающее, он видит его, идет к нему, вступает в него. Эта простота, это «природное христианство» и есть та детскость, о которой говорит притча. Таким образом, Иисус имеет в виду не что-то сентиментальное и трогательное, не милую беззащитность и нежную привязчивость, а простоту и открытость взгляда, способность чувствовать самое главное и принимать его без задних мыслей.
В сущности, детскость означает то же самое, что способность веровать, – взгляд на мир, при котором вера естественна и то, что исходит от Бога, не встречает противодействия.
Иначе говоря, это – нечто свято-великое; и ясно, что с этого надо начинать. Детскость надо обретать вновь. Не зря в нашем тексте говорится: «Если не обратитесь и не будете как дети...» Стать детьми – значит преодолеть «взрослость», обратиться и перестроиться до самого основания, а это процесс длительный.
Детскость, которую имеет в виду Иисус, означает соотнесенность с Божиим отцовством. Ведь у ребенка все связано с отцом и матерью. Все доходит до него через них. Они всюду. Они – источник, мерило и порядок. У взрослого «отец и мать» исчезают. Со всех сторон его окружает лишенный внутренних связей, враждебный, безразличный мир. Отец и мать ушли, и все перестало быть родным. Для ребенка же, везде и всюду, есть Некто отеческий: Отец Небесный. Конечно, Он должен быть не повторением земного отца, увеличенным сверх натурального размера, но действительно «Богом и Отцом Иисуса Христа» (1 Кор 1.3), Тем, Который выступает из Его слов и призывает вместе с Ним заботиться о свершении Его воли.
Дух детскости видит Отца Небесного во всем, что ему встречается. Но чтобы осуществить это, необходимо переработать то, что происходит в жизни, простое стечение обстоятельств превратить в мудрость случайность – в любовь. Трудно осуществить это по-настоящему. Это – «победа, победившая мир» (1 Ин 5.4). Стать ребенком, как это понимает Христос, – то же самое, что достигнуть христианской зрелости.
9. Христианский брак и девственность
«Когда Иисус окончил слова сии, то вышел из Галилеи и пришел в пределы Иудейские, Заиорданскою стороною. За Ним последовало много людей; и Он исцелил их там. И приступили к Нему фарисеи, и, искушая Его, говорили Ему: по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею? Он сказал им в ответ: не читали ли вы, что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их? И сказал: посему оставит человек отца и мать, и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетала того человек да не разлучает. Они говорят Ему: как же Моисей заповедал давать (жене) разводное письмо и разводиться с нею? Он говорит им: Моисей, по жестокосердию вашему, позволил вам разводиться с женами вашими; а сначала не было так. Но Я говорю вам: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, прелюбодействует... Говорят Ему ученики Его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться. Он же сказал им не все вмещают слово сие, но кому дано. Ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так... И есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит».
Так повествует Матфей в девятнадцатой главе, в стихах с 1-го по 12-й. Эти слова Господа два тысячелетия определяли человеческое существование в его наиболее важных аспектах и сохраняют свое значение по сей день. Но прежде чем более четко осознать, что в них содержится, нам следует взглянуть на Того, Кто это говорит. С величайшим благоговением мы зададим себе вопрос, какое значение имели те жизненные силы, о которых Он здесь говорит, для самого Иисуса, – чем была женщина для Него?
Этот вопрос важен для понимания не только характера Иисуса, но и Его искупительного дела. Религиозные личности, с которыми мы встречаемся в истории, очень различны в этом отношении. Некоторые из них попросту считали отношения между полами злом, боролись с этим инстинктом и старались его искоренить. Другие включали его в саму религию, даже делали из него вершину религиозности. Для некоторых полового начала как будто уже и не существует, оно совершенно вытеснено или поглощено другим. Некоторые же борются с ним до конца своей жизни...
Если мы, имея в виду все эти возможности, посмотрим на Иисуса, то увидим, что ни одна из них не имеет к Нему отношения. В Его личных желаниях и поведении половые отношения не играли никакой роли. Иисусу присуща неслыханная свобода. Она так совершенна, что даже не доходит до нашего сознания, и нужен особый повод, чтобы мы вообще задались этим вопросом. Но и никакой борьбы мы в Нем не находим. Иисус не боится полового начала, не ненавидит его, не презирает его, не борется с ним. Нигде нет и признака того, что Он должен был его подавлять. Напрашивается вопрос, не был ли Он нечувствителен, – ведь существуют люди, не знающие ни борьбы, ни преодоления, потому что они равнодушны. Но, конечно, нет!
Существо Иисуса преисполнено глубокой теплоты. Все живо в Нем. Все бодрствует и полно творческой силы. С каким участием Он подходит к людям! Его любовь к ним не проистекает из долга и воли, а возникает сама собой. Любовь – основная движущая сила Его существа. Когда Он подзывает к себе ребенка, чтобы показать Своим ученикам, какая настроенность пригодна для Царства Божия, Он его обнимает. Несмотря на усталость, Он благословляет малышей, которых матери приводят к Нему, и нет сомнения, что юные существа хорошо чувствовали себя с Ним. Его ученики были для Него не просто вестниками Его благовестия, – Он любил их. «Я уже не называю вас рабами... но Я назвал вас друзьями», – сказал Он им (Ин 1.15). Те часы, когда Он с ними прощался, были преисполнены любви. Особенно близок был Ему Иоанн, «ученик, которого любил Иисус» (Ин 13.23). Как красноречиво то, что в последний вечер он возлежал у груди Иисуса, и, видимо, не в первый раз! Когда их потрясло ужасное оповещение – «один из вас предаст Меня» – и никто из них не решался задать вопрос, Петр сделал знак Иоанну: Спроси, о ком Он говорит, – и тот, «припав к груди Иисуса», спросил: «Господи! кто это?» (Ин 13.21-25). Мы узнаем о преданной заботе окружавших Его женщин, на которую Он без сомнения отвечал благодарностью и теплом (Лк 8.2-3). Мы читаем о брате и сестрах в Вифании, которых «Он любил» (Ин 11.3). Рассказ о трапезе в двенадцатой главе Иоанна показывает, как дорога была Ему Мария, сестра Лазаря. Какая близость была между Ним и Марией из Магдалы, явствует из божественно прекрасной встречи в саду после Воскресения: «Мария!.. Раввуни!.. Учитель!» (Ин 20.16).
Но ни один человек со зрячими глазами и неискалеченным сердцем не усмотрит в этом чего-либо похожего на тайную связь или подавленное желание. Это проявления чистой, теплой свободы. Когда мы вдумываемся в образ Иисуса, мы обнаруживаем в нем богатство и живость сил, но все эти силы сосредоточены в сердце, стали сердечными силами, обращенными к Богу и устремленными к Нему в беспрестанном движении. Все время Он впитывает в Себя святое влечение, любовь и самоотдачу Отца как «пищу и питие» Своего самого интимного существа, воплощая их затем в деяния и творчество любви (Ин 4.32 слл.). Так полнота сил без малейшего напряжения, без отклонений, бесхитростно течет к Богу и от Бога к человеку, все необыкновенно чисто и прозрачно – и именно это составляет непостижимое в личности Иисуса. Именно от Него, почти не касавшегося полового начала, исходит успокоительная, очищающая мощь, обуздывающая эти силы. В чем состоит христианский порядок половой жизни, следует определять не по тому, как смотрели на него тот или другой христианин или та или другая доктрина, но по тому, каким желает видеть его Иисус. Он стоит надо всеми, в том числе и над величайшими святыми и учителями. Чтобы определить правоту отдельного человека, целой эпохи или какой-либо доктрины мы вправе апеллировать к Нему. Он один «путь, истина и жизнь» (Ин 14.6) – как во всем, так и в этом. А теперь вернемся к нашему тексту.