Я невольно приподнимаюсь, пытаясь увидеть руки говорящего. Он что, опыт продемонстрировал? Такие штучки под силу любому мало-мальски грамотному фокуснику. Невидимые спектральные нити, с крохотными капельками специального клея на концах, плюс ловкость рук. Но этот «экстрасенс» обошелся, кажется, всего лишь наукообразным термином. Дилетант. Или наоборот, обманщик экстра-класса? Вокруг него собрались уже трое спасателей и, кажется, верят каждому слову. Наивные ребята. Но из таких-то чаще всего и получаются герои. Не в кавычках, а настоящие. Они верят не только басням разных проходимцев, но и — в свои силы. Точнее, в их почти беспредельность. Поэтому в критических ситуациях, когда любой здравомыслящий человек отступает, наивно идут вперед. И — побеждают. Иногда. Хотя чаще гибнут, как и полагается героям.

— А зачем? Зачем посылать марсианскую экспедицию и тратить на это миллиарды, если я, например, уже сто раз там бывал? Нет ничего проще! Кстати, вы знаете, что за чудо находится рядом с застрявшим в прошлом году марсоходом?

Спасатель начинает говорить тише, и подробностей о его замечательных путешествиях я не слышу. И хорошо. Не до развлечений мне сейчас. Кажется, я сделал неверный ход, согласившись лететь в Озерец. Конечно, можно будет в любой момент оставить вместо себя Гришу и вернуться. Но — не будет ли уже поздно? Что, если Крепчалов затеял комбинацию не против КОКОСа — тут у него руки коротки — а лично против меня? Никак не может простить, что, получив от него в наследство Управление, я уже через два года от этого дара отказался, организовал конкурирующую фирму да еще и лучшие кадры с собою увел. Пришлось Витьку покрутиться, прежде чем он пролез в председатели Совета Акционеров. Но все равно, с тех пор в Корпорации дела шли все лучше, а в Управлении — все хуже. Может, таким образом он пытается взять реванш? Собственно, нужно для этого немногое: убрать меня с поста Генерального директора и разорить «осиное гнездо». Не поспособствовал ли я этому? По уставу мы, как верные вассалы, обязаны в случае крупных аварий оказывать содействие Комитету людьми и оборудованием. Так что, начни я отказываться, Витёк быстренько напомнил бы мне соответствующий пункт. С другой стороны, я и сам был не прочь, поскольку один из следов вел как раз в Озерец. Да, но… не слишком ли все удачно складывается? Можно даже сказать, подозрительно удачно. Не станет ли мое решение лететь в Озерец необратимым? Вот и засни с такими мыслями…

Организация работ у спасателей — отменная. Не успели остановиться винты нашего «Ила», а к багажному отсеку самолета уже подкатывает автобус, в который парни без суеты, но очень споро перебрасывают снаряжение. Мы же с Гришей, подхватив свои сумки и кейсы, топаем к виднеющемуся невдалеке зданьицу аэропорта. Торчащая над крышей башенка диспетчерской тускло светит двумя большим окнами, словно негр белками глаз в темной комнате. Остановившись на секунду, Гриша поднимает воротник своей черной, видавшей виды шубы, трет нос перчаткой и ворчит:

— Никакого тебе уважения ни к Главному Эксперту, ни к его свите. Мороз не ниже двадцати, могли бы машину и к трапу подогнать. Я уже не говорю про оркестр. И почетный караул не просматривается…

— Не бухти. Я пока вообще никакой машины не вижу.

Весело поскрипывая снежком, нас догоняет командир спасателей.

— Вы сейчас в гостиницу? — интересуюсь я на всякий случай. — Если за нами не прислали карету — подбросите?

— Нет проблем. Кроме одной: наш дилижанс вначале пойдет на объект, разгрузит снаряжение, а потом уже… Да и пробный заход мы хотим сделать прямо сейчас, не откладывая. Проверим, так ли страшен страх, как его малюют. Если согласны сделать с нами такой крюк — пожалуйста!

Бранников ускоряет шаг и скрывается в здании аэровокзала.

— Гриша, ты видишь на стоянке хоть какой-нибудь автомобиль?

— У меня глаза замерзли, — хитрит Черенков.

— Вот и я не вижу. Топаем взад.

— Может, у диспетчера спросим? — не желает Гриша смириться с очевидным.

— О чем? Не пролетал ли «Боинг» на Париж? Спасатель к ним насчет вертолета пошел договариваться.

Мы возвращаемся к автобусу. Почти все снаряжение уже в салоне, в проходе и под сиденьями, на задних — чуть не до потолка. Спасатели заканчивают погрузку, мы с Гришей занимаем удобные места. Все как в жизни: кто меньше работает, тот лучше устраивается. Мне это удается, как всегда, лучше, чем Грише. Он тщетно пытается подсунуть под задницу край короткой шубейки, потом поднимает опущенный было воротник (в порядке компенсации, что ли?) и съеживается, готовясь через полчаса окончательно дать дуба. Мое длиннополое финское пальто в этом смысле намного практичнее.

— Не спи, замерзнешь! — дружески советую я Грише. Но он так продрог, что даже не огрызается.

Спасатели, закончив погрузку, рассаживаются на свободные места.

— Там еще какие-то эксперты должны были прилететь с вами. Не попадались? — спрашивает мрачного вида мужчина, одетый в добротное пальто с каракулевым воротником, на голове — каракулевая же папаха. Явно не спасатель. Скорее всего, кто-то из местных.

— Это которых вы с машиной должны были встречать? — исключительно вежливо спрашиваю я.

— Так точно. Но с машиной не получилось. Это вы? Прекрасно. Поехали, что ли?

Вот нахал! Нет, хотя бы извиниться — даже не смутился.

— Не уважают нас, начальник? — подначивает Гриша.

— Как встречают — меня не колышет. Главное, чтобы провожали с почестями, — осаживаю я его.

— Можно ехать! — разрешает вскочивший на подножку Бранников. Двери захлопываются, и в автобусе сразу становится теплее.

— А вы, простите, из института? — ищет повода отомстить Гриша.

— Из него самого, Замначальника отдела кадров Семенов Геннадий Степанович, — представляется не встретивший нас встречающий. Автобус трогается, и ему приходится почти кричать: — А. что вы хотели?

— Да расспросить кого-нибудь знающего, что тут стряслось. Но раз вы из отдела кадров… — разочарованно говорит Гриша. Удочку забрасывает. Клюнет, нет?

— Отчего же? — обижается Семенов. — Нам даже по должности положено многое знать. А иначе как же с людьми работать?

Клюнул. На эту наживку — усомнение в компетентности — все клюют.

— Так, может, вы что-нибудь расскажете нам? — Водитель включил обогрев, Гриша перестал ежиться, и к нему вновь вернулось замерзшее было любопытство. — Что на этом «Тригоне» обсчитывали?

— Пытались отыскать оптимальный вариант экономической стратегии, отрывисто отвечает кадровик, хватаясь за стойку. Автобус, резко повернув, идет юзом, шофер, матерясь, крутит баранку, а Семенов невозмутимо продолжает:

— Эта идея брезжила в светлых умах еще со времен застоя. Только реализовать ее было не на чем. А тут три супера оказались не у дел. Ну, Фонд и арендовал их на два с половиной года. Срок истекал через полторы недели, работали они последнее время — день и ночь.

— Это что же, на трех несчастных суперах они пытались сделать то, что Госплан в свое время не смог и на ста трех? — усмехается Гриша, и в свете проплывающего за окном фонаря на мгновение вспыхивает полоска его превосходных зубов.

— Да нет… У них подход совершенно другой был, можно сказать, противоположный. Перво-наперво они заложили в эти нейрокомпьютеры модель человека. Причем не «строителя коммунизма», а почти настоящего: эгоистичного, ленивого, трусливого. Но и способного к творчеству, а иногда даже и бескорыстного. Учли и то, на чем обожглась перестройка: склонность лидеров к предательству. Плюс мафия, международная и родная, да истощение ресурсов, да утечка мозгов… В общем, в расчете на самое худшее они пытались вычислить путь всеобщей счастливизации.

— Чего, чего? — не разбирает из-за шума мотора Гриша.

— Счаст-ли-ви-за-ци-и, — по слогам повторяет Семенов. — Это у них был самый ходовой термин. Потому что конечной целью предполагалось счастье всех и каждого.

— И как, получилось у них что-нибудь?