______________ * Новруз байрам - день весеннего равноденствия, мусульманский Новый год.
Хоть семья и была большая, никто ни с кем не ссорился. Все беспрекословно подчинялись старшим. Тетя женщинами командовала, а мужчинами - старший брат. Ели все вместе в доме, стелились ковры, на них садились, женщины и мужчины отдельно. Дома освещались керосиновыми лампами. Керосин издалека привозили. В город ездили на лошадях, а ишаков держали для перевозки грузов. В нижних селениях имелись повозки и подводы. Повозка наверх не поднималась. Крупный рогатый скот пасли отдельно, и птицу тоже держали. Когда установилась советская власть, начали всех ужимать, каждая голова рабочего скота облагалась налогом, и этот налог рос как на дрожжах. А нет денег, так расплачивайся скотиной... И забирали все подряд. Потом началась коллективизация. Но люди не хотели в колхозы, не понимали они, для чего должны быть вместе. Стали арестовывать несогласных. Некоторые, прихватив винтовку, ушли в горы. Власть называла их бандитами, а люди гачагами, беглецами. В наше село часто наведывались милиционеры. Один раз их отряд прямо в нашем доме остановился. Кто-то сообщил об этом в горы, началась перестрелка. Я маленький еще был, но все помню. Страшно по ночам было в наших местах... Но все же скажу: эти гачаги не зверствовали, никого не грабили, не расстреливали, воевали, как могли, за свое право жить так, как испокон веков жили на этой земле их предки.
В начале 30-х годов отца и дядю арестовали. Моя мать, тетя и другие родственники плакали, молились Аллаху, не могли взять в толк, зачем их забрали: они же никому ничего плохого не сделали. Мой отец, когда в Баку следователь оформлял его арест, спросил: "Сынок, ты мне объясни, в чем моя вина?" Тот видит, наверное, что перед ним человек простой, и говорит откровенно: "Знаешь, дядя, сверху есть указание всех богатеев арестовать. Самое малое - три года сидеть будете". Так они с дядей три года и отсидели...
Всех нас - и мать, и детей - опекал дядя Шакар. Он учительствовал, его не тронули. Просто в 36-м году сняли с работы за то, что он был из богатой семьи. Шесть месяцев он оставался без любимого дела. Писал Сталину в Москву, наконец восстановили его. А с мужем тети Анаханым - кербалаи Гашимом - вот какая трагедия произошла в эти же годы. Есть такая порода овец - мериносы. У них отличная шерсть, а мясо невкусное, наши барашки намного вкуснее. Этих овец привезли очень много из России, каждому колхозу выделили голов 50-100, темно-коричневых, светло-серых, белые даже были. Зима стояла, когда этих овец привезли, сена в колхозе не хватало. Тогда всем колхозникам раздали по 3-5 овец, чтобы их кормили, а весной живыми и здоровыми вернули в колхоз. Когда весной начался окот, дядя сказал, что эти овцы - собачьей породы, их нельзя разводить, у них же хвосты маленькие. Взял и зарезал их. Его, конечно, арестовали, дали за это три года. Однако он из заключения не вернулся, умер, и никто не знает, где он похоронен. Но дело-то все в том, что мериносы в горных районах не приживаются, они по камням не могут ходить, это степная порода. Потом уже начальство само убедилось в этом. И всех овец-мериносов ликвидировали. Так за что же человек пропал?
Много безобразий творилось в то время... Вот, к примеру, отца моего уже арестовали и увезли, как "богатого" значит. А тут назначили нового началь ника НКВД в Нахчиван, он проехал по нашим горным селам и забрал 12 человек якобы за пособничество гачагам. В Арафсе был молла, ни во что не вмешивался, регистрировал браки, хоронил, советы давал. В общем, добрый уважаемый человек, Гашим его звали. Так его тоже забрали среди этих двенадцати. Привезли в район, а там без суда и следствия поста вили над обрывом и расстреляли. Ну, а мои домашние говорили: "Вот какое счастье, что наших раньше арестовали, они уже в тюрьме, а то бы теперь их обязательно убили: ведь раз богатые, значит, власть считает, они непременно помогают гачагам".
Правды никто не выяснял.
В 37-м году начали выселять тех, кто уже вернулся из заключения. По второму кругу мельница заработала.
Мы приехали с матерью в Нахчиван на вокзал проститься с отцом, и я увидал целый товарный состав на задних путях, набитый женщинами, стариками, детьми... Вокруг стоял сплошной вой от крика и рыданий. Каждый звал своего родственника, отца, мужа, брата, сестру... И вагон отвечал криком, бледные лица прижимались к крохотным, забранным решетками окошкам. Я заметил лишь кусочек отцовского профиля, кто-то заслонил его от меня... И никто не знал, куда их увозят. Много позже выяснилось, что в Казахстан, оттуда стали приходить письма... А увидел я отца только в 1953 году, когда уже войну отвоевал. Прошел в пехоте от Моздока в Крым, а там через Румынию до Вены. Вернулся, начал преподавать в школе в Нахчиване...
Про колхоз еще такую историю расскажу. После войны родственник наш один в Баку в Министерстве сельского хозяйства работал. Как-то приехал он в Арафсу проверять подготовку к зиме. Раньше, например, в нашем селении было 50 тысяч только одних овец, а тогда - всего три тысячи, но и для такого количества не могли сена вдоволь заготовить. Он председателю и говорит: "Чем занимаешься? Эти горы - клад. Здесь можно миллионы овец держать. Почему вы ленитесь, летом плохо работаете?" С ними секретарь райкома был. Председатель сразу к нему обращается, вот, видишь, он, мол, двоюродный брат кербелаи Аббаса, местного богатея. Он их мне в пример ставит, у них, видите ли, раньше на 500 овец больше сена было на зиму заготовлено, чем сейчас у целого колхоза! Но секретарь не дурак был, отвечает: "А что, разве неправду говорит?"
Так вот и жили. Мы с матерью после высылки отца в Нахчиван перебрались. Помогать нам некому было, мать работала, я учился. В педучилище кормили, правда, бесплатно, два раза в год одежду давали. Учителем же я начал работать уже в 18 лет.
Если же об армянах говорить, то я вот что скажу: считают их умными, а по мне так они дураки. Уверяю, они больше потеряли, чем выиграли. Их в Азербайджане полмиллиона жило, только в Баку - 200 тысяч. А где они сейчас? Как в новой жизни устроились? Почему грех на душу взяли, захватив чужую землю и людей выгнав из тех мест, где могилы их предков? Армянам в Азербайджане лучше, чем нам, азербайджанцам, жилось. Никто их конфликтовать не вынуждал! Сами трагедию разыграли. Захватили наши районы. Я был в Шуше, такое живописное мес то! Горы, обрывы, скалы... А теперь что? Пусто там, не живет никто... Из Азербайджана ведь городские жители-армяне ушли, по городам они и рассели лись, работать устроились, а наши-то беженцы - из сел, для них земля, скот, хозяйство - вся их жизнь. На асфальте трава не растет...
Я слушаю Тамлейху и невольно вспоминаю скупые строки свидетельств о трагедии нашего народа:
"В 1905 году главарь дашнаков Степан затеял армяно-азербайджанскую резню в Сисианском районе. Со своим отрядом он атаковал Агду. Другой отряд с лачинской скалы севернее Вагади и Уруда обстреливал эти села, чтобы оттуда не могли послать помощь в Агду. Агду сожгли, дым доходил до соседних сел. До самого вечера продолжался бой с армянами. Под вечер Степан был убит. После этого его войско в страхе обратилось в бегство. Но еще несколько месяцев армяне не давали покоя жителям Агду..."
После того, как мечта одноухого Андраника Озаняна, командовавшего 60-тысячной профессиональной армией, об автономии в Турции потерпела крах, он решил реализовать ее в Азербайджане и двинул свою армию через Нахчиван на Карабах. На их пути лежали земли Зангезура.
Андраник послал Мешади Аслану, управляющему селами Вагуди, Агду, Дерекенд, Уруд, Ирмис, Бахрулу, Шам и Илин письмо с требованием сдаться ему и пропустить войско, идущее на Шушу. В противном случае он грозил уничтожить всех.
Мешади Аслан собрал на совет аксакалов. Неравенство сил было очевидным. Но очевидной была и лживость мирных заверений Андраника, потому что до сих пор его армия на своем пути не пощадила ни одного азербайджанского села. Дома были разграблены, сожжены, людей подвергали страшным пыткам и зверски убивали, на голые спины мужчин выливали кипящий самовар, женщинам заживо отрезали груди, грудных детей, наколов на штыки, бросали в огонь. Бой был неизбежен, и Андранику ответили отказом. Армяне подвергли села обстрелу из пушек и пулеметов. Сопротивление крестьян, вооруженных охотничьими ружьями, секачами, топорами, палками, было легко сломлено, началось истребление. Все было разграблено, сожжено, люди убиты. Женщины с детьми, взяв с собой вещи, которые смогли унести, днем прятались среди скал, в кустах, а ночами уходили из родных мест.