- Три-четыре минуты, господа. - деловито бросил Кириянов. - Препарат всосется в кровь и достигнет мозга. Можете курить, можете ещё выпить, кому как нравится.

Он взял со стола колбу с наркотиком и поставил её на столикю. Потом шагнул к шкафам и прошел за спиной Аллы - она вдруг почувствовала, как что-то холодное и гладкое скользнуло ей за воротник свитера и застряло где-то у поясницы.

Шаратаров закурил и сказал ровно.

- Ну что ж, дорогой профессор, обговорим финансовую сторону нашего проекта.

Охранник из глупых вдруг заржал.

- А меня уже забирает! Во цирк!

- Точно! - подхватил его напарник. - Действительно кайф!

Алла почувстовала, что "забирает" и её. Какой-то легкий, голубой туман поплыл перед глазами, а затем - наоборот, все окружающее предстало в четкой, солнечной реальности. Чувство было совершенно непередаваемое словно рюмочка водки, выпитая с мороза, после лыжной прогулки. Она повернулась к Грише и засмеялась.

- Гришаня, а ты как?

- Плыву, - растерянно ответил он.

- Профессор! - Шаратаров привстал в кресле. - И я уже в изумлении! Да вы действительно, просто гений!

Геннадий вдруг захихикал и, захлебываясь, спросил.

- А музыка у вас здесь есть, профессор?

Алла вдруг поняла, что сидит в окружении милых, прекрасных и добрых людей, от которых можно было ждать только чего-то очень хорошего. Музыки, которую просил Геннадий - и не надо было. Мелодии горних сфер и так наполняли душу и мозг.

- Гришка. - проговорила она. - Мне никто, никогда не писал таких писем... Никогда, Гриша! Только за них можно влюбиться! Это как в той пьесе, где герой поэт с длинным носом! Он пишет письма вместо дурака-красавца своей даме, а та думает, что пишет дурак и и влюбляется ве в того! Я что-то путаю, но это все равно!

- Да, конечно...

Шаратаров оглянулся и прикрикнул на охрану.

- Эй, парни, положите вы свои пушки! Здесь теперь все друзья! Не в кого стрелять! Ну, профессор, удружили! Я еле-еле с собой справляюсь! Хотя башкой крепок и на водку и на дурь! А как он, препарат этот дальше будет работать?!

- Индивидуально. - бросил Кириянов, оказавшийся вновь на кафедре. Кто-то будет активен и веселиться. Кто-то мирно вознесется к сладостным видениям.

По лицу Геннадия неожиданно потекли слезы, он на коленях дополз до Гриши, а сказал вдруг с нелепым, ехидным смехом.

- Гришанька, братишка мой сводный! А здорово я тебя всю жизнь подставлял?! Просто чудо, как ты из психушки вырвался! Я ж уверен был, что всю жизнь тебя там продержу! И надо тебя там держать, надо... А какой театр моя жена для тебя устроила?! Будто бы мы в нищите прозябаем, отцовскую хату в наём сдаем, а? Ты ведь поверил, да? Поверил?

- Поверил. - кивнул Гриша. - На пять минут.

- Да? И только? А что же потом не пришел с претензиями?! - он лез обниматься и Гриша осторожно отодвинул его от себя правой рукой, на которой все ещё болтались кольца наручников.

- Зачем мне потом к тебе было приходить, Гена? Мне тебя жалко стало. Все же ты мой брат, живи как можешь.

- Ну да, ну да! - счастливо плакал Геннадий. - Мы теперь по честному поделимся, Гриша. И хату поделим, и дачу, и одну машину я тебе отдам. Все по братски будет, на веки веков...

- Гриша. - Алла обняла его за шею. - Если все будет нормально, если нам повезет, мы купим ранчо... И заведем мустангов!... Ты будешь за ними ухаживать? А? Ну если не хочешь, то заведем коров или свиней!

У Геннадия вдруг прорезался мелодичнывй тенор, он затянул задушевно.

- Как упоительны в России вечера!

Алла понимала, что здесь происходит что-то не так, что необходимо сосредоточится и вырваться из зыбкой, прозрачной трясины, но сил к тому никаких не было и она, следом за остальными, вдруг негромко подхватила в общем хоре..

- Пусть этот сон! Пускай любовь игра!... К чему тебе мои порывы и обьятья! На том и этом свете буду вспоминать я... Как упоительны в России вечера!

А у Гриши - просто болела голова. За десять лет его столь часто чем только не кололи, так что препарат Кириянова действовал на него, как испортившееся лекарство. Немного шумело в ушах, смещались перед глазами предметы и - всё. Во всяком случае, на этом этапе.

Состояние вселенской и всеобщей любви накрыло всех присутствующих и кто-то уже растянулся на полу, забылся со счастливой улбкой на губах.

Первым из песни вынырнул Заваров, жадно выпил бокал шампаского, глянул на Гришу щальными глазами и воскликнул радостно.

- Гришка, а помнишь Балтийск?! Помнишь наш ООС?! Обьедененое Общество Сумасшедших! Какая была жизнь, Гришка! Какая свобода! Я так часто обо всем этом вспоминаю!

Резкий голос Кириянова донесся до Гриши, как свозь пуховую подушку.

- Ну, вот так, уроды! А теперь, пока вы не отключились совсем, могу собщить вам финальную часть эксперимента!

Тон его был настолько жесток и резок, что на какой-то миг наступила тишина.

- Вы все передохнете минут через десять! И передохнете не просто так, а корчась, вопя, блюя и сходя с ума от боли! Самый последний наркоман не мечтает о такой ломке, какую вы сейчас получите! А после этого, завтра поутру, от вас здесь найдут только обгоревшиие скелеты!

Шаратаров поболтал головой и спросил миролюбиво.

- Про что ты лопочешь профессор? Зачем кайф ломаешь?

- Я лопочу про то, недоносок, что ты умрешь так же, как умерли моя жена и дочь! Ты и тебе подобные, отравили мою семью наркотиками и теперь вы понесете расплату! Неужли ты думал, кретин, что русский ученый пойдет на работу с такой мразью как ваша стая?! Вам конец, ублюдки, конец! Еще через пять минут вы прийдете в сознание, но будет поздно! Противоядия нет и я посмотрю, как вы будуте извиваться в своих последних судорогах!

- Профессор! - блаженно улыбался Шаратаров. - Неужели может быть такой кайф? И по такой дешовке?! Мы же завоюем весь рынок, весь мир, профессор!

- А неужели ты, дремучий осел, думал, что из любого дерьма можно сделать сильнейший наркотик?! Это не подвластно даже такому гению как я! Ты проглотил хорошую порцию яда! И сдохнешь, как последний грязный наркоман! Кириянов приплясывал возде кафедры и брызгал слюной.

- Ну и что?! - не унимался Шаратаров. - Но и ты с нами, профессор?

- С вами, с вами! Хорошая будет компания! Только я ещё свершу вам кремацию! Всеобщую для вас кремацию!

Смысл слов, даже мелодия все ещё кем-то исполняемой песни, не доходили до Аллы. Она видела лицо Гриши, который бормотал, дергая себя за отросшую бороду.

- Алла... Я такой счастливый... Ты наконец рядом... Надо уйти. Встать и уйти.

Откуда-то с потолка гремел непривычно сильный голос Кириянова, который, казалось, вещал как всевышняя сила.

- И когда вы будуте подыхать, в последний свой миг, - вспомните мою жену Нину Кириянову и мою дочь Марию Кириянову! Вспомните всех, кто погиб от наркотиков! И вопите во все горло, чтоб они вас простили! А от меня вам прощения нет!

Его слова покрыл веселый хохот. Заваров потянулся к колбе, стоявшей на столике.

- Профессор, а добавить можно?!

- Можно, можно! Добавляй, только лучше будет!

Несколько человек метнулись следом за Заваровым к колбе, зазвенели падающие на пол бокалы и бутылки.

Алла почувстовала, как её приподняли со стула и волоком довели до дверей. Она вяло сопротивлялась, на миг сознание отфиксировало реальность Кириянов вытащил её из лаборатории.

- А Гришка? - пролепетала она.

- Будет и Гришка.

Тот уже щагал за ним и бормотал.

- Я здесь, я здесь... Ничего, только башка трещит.

- Вперед. - приказал Кириянов и подтолкнул их в спины. - Вниз по леснице и на выход. Охраны нет.

Подчиняясь команде, словно куклы, они спустились по лестнице и мир для Аллы был все так же прекрасен - то ли петь хотелось, то ли обниматься с первым встречным.

Они прошли сквозь никем не охраняемые двери, потом миновали калитку и, не сохраняя никакого целевого направления, повернули к озеру - манил простор, манила светлая полоса неба на западе.