О Небо, что я натворил! Я же был уверен, что это Сянсян! Я ласкал ее тело, я овладел ею. А на самом деле тело Сянсян давным-давно обратилось в прах. Фактически я овладел самой императрицей! Давно следовало догадаться: в тот вечер, когда ее тело предстало передо мной бесконечно прекрасным в своей наготе, я заметил у нее на животе шрам. У Сянсян никогда не было никакого шрама. Этот шрам остался после раны, нанесенной бандитом, который искал в ее животе золото. Тогда по своей глупости я не придал этому странному шраму никакого значения.

Что же я наделал? Ведь она умерла больше ста лет назад, и люди, с которыми она была близка, тоже умерли. А теперь я овладел ею. Кто же, получается, я? Любовник императрицы? Некрофил?

Такой невообразимый эпизод, пожалуй, способен украсить любой роман. Но что делать мне? Как мне уберечь самого себя от падения в глубочайшую пучину страха и ужаса?

Страх и ужас.

Смерть вплотную подступила ко мне. Я очень боюсь.

Днем я позвонил Е Сяо и предложил встретиться.

Он сказал мне:

– Сегодня я заново проверил паспортные данные Хуан Дунхая. Теперь он для нас – решающее звено. После событий в Черном доме выжили только два человека: он и Ли Хунци. Один из них унес тело императрицы, а другой – голову. Слова: «Верни мне голову», вне всякого сомнения, указывают на то, что ей нужна голова, которую унес Хуан Дунхай.

– Правильно. Может быть, это единственный шанс найти утраченную императрицей голову. – Я почувствовал себя утопающим, который увидел крохотную соломинку. – Давай прямо сейчас пойдем и навестим Хуан Дунхая. Он наверняка живет здесь. В полиции считают, что многие без вести пропавшие люди числятся пропавшими только на бумаге, а на самом деле они сохраняют связи с семьей и родными. Просто скрываются по разным причинам. Может быть, нам повезет.

Мы приехали в жилой квартал индустриального района Чжабэй. Воздух здесь был каким-то серым, отчего и настроение у людей было подавленное. Мы вошли в старый дом и по грязной лестнице поднялись на четвертый этаж. Постучали.

Здесь жили муж и жена – старики лет семидесяти. Похоже, старики прозябали в полной нищете. Квартиры в этом доме были неблагоустроенные.

– Позвольте спросить, вы родители Хуан Дунхая?

– А вы сами откуда?

– Из управления общественной безопасности, – заявил Е Сяо.

– Общественная безопасность? Неужели есть новости о нашем Хуан Дунхае? Товарищ, это правда? – старик крепко ухватил Е Сяо за руку.

– Нет, мы пришли выяснить кое-какие обстоятельства, связанные с его исчезновением.

– Он что, совершил преступление? – Старик резко вскинул голову, и толстые стекла его очков в тяжелой оправе ярко блеснули, будто негодовали вместе с хозяином. Мне показалась, что его волнение было искренним – старик явно ничего не знал о своем сыне.

– Нет, дедуля, я только провожу расследование.

– В первый год великой культурной революции Дунхай пропал бесследно. В тот год он вступил в хунвэйбины, ежедневно ходил делать революцию, а потом мы заметили, что у него пропал всякий энтузиазм, он все твердил какие-то странные слова. Казалось, он чего-то страшно боится, озабочен и всегда настороже. Однажды вечером он принес домой чемодан, обитый железными полосками. Мы хотели посмотреть, что там лежит, но Дунхай запретил нам даже подходить к чемодану, да еще потребовал от нас свои продовольственные карточки и денег, сколько сможем. На следующее утро он ушел из дома, и с тех пор мы его не видели. Прошло уже больше тридцати лет, но мы живем только одной надеждой, что Дунхай вернется домой. Он наш единственный сын.

Рассказывая об этом, старик со старухой обливались слезами, ничуть не стесняясь присутствия незнакомых людей.

– Не могли бы вы показать нам его фотографии? – неожиданно для самого себя попросил я.

Старик дрожащими руками извлек из комода старый фотоальбом.

– Дунхай был хорошим мальчиком, он никогда не делал ничего дурного. Товарищ, если о нем будут хоть какие-то известия, пожалуйста, сообщите нам.

Старик вытащил одну фотографию и протянул ее мне.

– Вот, смотрите, эта фотография сделана за несколько месяцев до его исчезновения. Видите, какой он красивый!

На фотографии был молодой человек лет шестнадцати-семнадцати. Худощавое лицо, блестящие глаза – действительно, очень красивый. Фотография сделана на шанхайской набережной.

Я очень внимательно и подробно рассмотрел снимок. Мне это кажется, или лицо на фотографии и впрямь мне знакомо? Где же я его видел? Нахмурившись, я тщетно рылся в памяти.

– Товарищ, что-то не так? – тревожно спросил старик.

– Нет-нет, ничего. – Я еще раз посмотрел на снимок, чтобы запомнить лицо Дунхая.

Возвратив старику фотографию, мы распрощались со старыми людьми.

– Ты веришь тому, что он рассказал? – спросил меня на улице Е Сяо.

– Верю.

– Я тоже. Если Хуан Дунхай действительно пропал, это значит, что у нас оборвалась последняя ниточка. – Е Сяо хлопнул меня по плечу. – Слушай, давай ты поживешь пока у меня. Я за тебя очень боюсь.

– Боишься, что я тоже покончу с собой? Нет, я хочу испытать силу воли, за это не страшно заплатить жизнью.

Е Сяо грустно посмотрел на меня.

– Ну-ну, поступай как знаешь. Я – домой. Если что – звони.

И он ушел.

А я опять в одиночестве побрел по ночным шанхайским улицам. Здесь, в этом районе, воздух был скверный, но я все равно шел медленно, в задумчивости крепко обхватив себя руками за плечи. Перед глазами стояла фотография Хуан Дунхая. Вспоминались то характерный изгиб бровей, то ясные глаза, пристально смотрящие в объектив. Передо мной поплыл какой-то туман, холодный ветер пронизывал меня до костей, я начал дрожать всем телом.

Вдруг мне вспомнилась Хуан Юнь, ее волосы, ясный взгляд, худощавое лицо… Хуан Юнь! Почему я сейчас опять вспомнил о тебе? Последние дни я думал только о Сянсян, о Розе, об императрице, а о Хуан Юнь, которая чуть не стала моей женой, забыл. Я почувствовал угрызения совести.

И вот в печальном свете луны мне привиделось ее лицо – ясный взгляд, характерный изгиб бровей… Ее лицо было лицом Хуан Дунхая! Наконец-то я вспомнил все! Когда я пришел к ней домой и узнал, что она умерла, я увидел небольшой снимок в рамочке. Это была фотография молодого человека. Я почему-то сразу запомнил его глаза, его брови с характерным изгибом, а главное – странную печаль на лице.

Сейчас я знаю наверняка, что отец Хуан Юнь – молодой мужчина на фотографии – и был тем самым парнем, фотографию которого я сегодня держал в руках. Отец Хуан Юнь – это Хуан Дунхай. Ошибки быть не могло! Он мало изменился – та же осанка, тот же овал лица, тот же неповторимый изгиб бровей.

Я был один на безлюдной улице. Ускорив шаг, я слился с ночной тьмой.

ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОЕ ФЕВРАЛЯ

Небо хмурилось, было пасмурно и очень холодно, но я все же вышел из дома. Я понимал, что бегу наперегонки со временем и не мог терять ни минуты. Ежась от ветра, я пробежал по безлюдной улице мимо товарных складов, вошел в большие ворота старого складского дома и поднялся по крутой лестнице.

Когда я постучал в дверь, мне открыла мама Хуан Юнь.

– Вы? Какими судьбами?

– Извините, тетушка. Я должен кое о чем расспросить вас.

– Заходите, пожалуйста.

Я вошел в комнату. По-прежнему на столе стояла большая черно-белая фотография Хуан Юнь, и она по-прежнему улыбалась мне. Потом я увидел на туалетном столике фотографию молодого мужчины – печальное худощавое мужественное лицо. Это он, абсолютно точно, – Хуан Дунхай. Обознаться я не мог.

– Скоро месяц, как Хуан Юнь ушла от нас. Вы пришли воскурить ароматные свечи? – спросила женщина.

Правильно, целый месяц. Хуан Юнь умерла в новогоднюю ночь. Всего месяц, как она покинула этот мир, а я почти позабыл о ней. Не смея от стыда взглянуть на фотографию Хуан Юнь, я склонил голову и воскурил для нее ароматную свечу. После этого я внимательнее посмотрел на маму Хуан Юнь и понял, что в молодости она, вероятно, была такой же красивой, как и ее дочь. Теперь, конечно, она сильно постарела.